Физиология — удел врачей. Моя задача — эмоции
– Фу, что там можно снимать?
– Что красивого в уставшей женщине, которая мучается всю ночь?
– Я вообще стараюсь забыть, как это было!
Часто слышу такие комментарии. Похоже, многие думают, что фотограф, как есть, в уличной одежде, пробирается в родблок с фотоаппаратом, ныряет в самую гущу событий, расталкивает всех локтями и мешает акушерам делать свое дело. И что на фотографиях будет физиология или что-то такое, о чем хочется забыть. Это не так. Я снимаю только эмоции.
Вот, например, самый волнительный момент – появление ребенка. Последние потуги, врачи наготове, и я тоже уже готова снимать: моя камера повернута к лицу мамы, потому что знаю, малыша положат к ней на грудь, и вот здесь будет чудо первой встречи. А что там внизу – это дело врачей. Бывает, в этот момент я фокусируюсь на маме или ребенке, а потом резко поднимаю камеру и снимаю сестру роженицы, которая стоит в дверях и плачет.
Я знаю, где встать и что снимать. Даже на кесарево могу сделать только крупные планы, без общих, и тогда на фотографиях будет минимум признаков операции.
Иногда мое утро начинается в 4.23 утра с смс: «Маша, я не писала вам, так как ожидала кесарево только через две недели, но оно будет сегодня. Вы будете со мной?» И я буду.
А иногда мне в середине февраля приходит письмо: «Мария, у меня ПДР (предполагаемая дата родов) 30 сентября. У вас еще не занят этот период, вы будете на моих родах?»
«Зачем люди фотографируются на выписке? Главное уже произошло в родзале»
У женщин, которые ко мне приходят, есть общая определяющая черта – они не относятся к родам, как к невероятной боли. Они относятся к ним как к празднику, как к Событию. И у них закономерно возникает желание позвать фотографа. А почему бы и нет? Ведь это встреча с новым человеком, которого ждали, которого заранее любят. Они хотят увидеть потом со стороны, как это было, каким ребенок родился, какими были они, родители, в этот ответственный момент.
Наталья Михайлова, мама маленького Ванечки и трехлетней Яны:
На вторые роды мы с мужем пригласили фотографа. Я уже примерно понимала, что меня ждет, и была готова к этому эксперименту. Мне хотелось, чтобы человек с фотоаппаратом был, как говорится, «в теме»: понимал периоды течения родов и учитывал деликатность происходящего. Чтобы в итоге получился классный правдивый репортаж, но без физиологии и крови.
Я немного переживала, что получусь на фотографиях уставшей, растрепанной или нелепой. Но когда увидела результат, поняла – беспокоилась зря. В наших лицах и позах было столько радости, столько жизни, что все остальное оказалось неважным. Эмоции в глазах решают. Они заменяют прическу, макияж и все на свете. Особенно в этом плане порадовали черно-белые снимки – они, как оказалось, и вовсе не требуют мейкапа.
Среди друзей и знакомых мы были первыми, кто рискнул пригласить фотографа на роды. Многие удивились такому решению, особенно старшее поколение. Для бабушек и дедушек эта инициатива была если не революцией, то переворотом уж точно. Хотя по факту ничего особенно необычного в фотографе на родах нет. Просто женщина рожает, а фотограф фотографирует.
Муж сказал на выписке: «А зачем здесь, внизу, люди фотографируются, нарядные и красивые? Ведь самое главное и настоящее уже произошло наверху, в родзале. Там и нужно быть».
Жизнь всегда важнее съемки
«Выйдите все! Вот ты, муж, выйди! Из роддома выйди! Вообще из здания выйди! А ты, в шапочке! Фотограф! Ты тоже выйди. Только недалеко. В коридорчике подожди. Потом пущу, хорошо? Плохо мне».
Такое тоже бывает. И я выйду.
На самом деле, я фотожурналист. Моя задача – снимать правду как она есть. Я не создаю иллюзию, не занимаюсь постановкой кадра и ни во что не вмешиваюсь. Бережно фиксирую происходящее и стараюсь не привносить своего.
Чаще всего я начинаю снимать еще до родов. Появляюсь, когда идут схватки и успеваю примелькаться, пообщаться с родителями и слиться со стенами. У меня незаметная синяя форма, у камеры есть практически бесшумный режим. В какой-то момент люди перестают реагировать на меня и камеру.
Роды первичны, а съемка вторична. Я всегда следую за родами. Как они развиваются, так и происходит мое движение с фотоаппаратом. У меня есть медицинское образование, поэтому чаще всего я понимаю, что происходит в данный момент и чем это может закончиться. Бывают сложные ситуации, когда ясно, что будет реанимация – взрослая или детская, без разницы. Тогда все, стоп. Говорю: «Ребята, давайте я фотографировать пока не буду, родим – тогда и поснимаем или уже перед выпиской сделаю вам кадры». Если родители говорят, что тогда фотографии не нужны, я к этому спокойно отношусь. Жизнь всегда важнее.
Но иногда я не совсем фотожурналист. Бывает, я плачу вместе с папами и мамами. Порой дети достаются нелегко, и речь не только о трудных беременностях или осложненных родах – есть счастливые мамы после множества попыток ЭКО. Это невероятно, сколько препятствий преодолевают некоторые люди, чтобы родить малыша. Смотришь на ребенка, на плачущих родителей и понимаешь – случилось невозможное.
Самое интересное — это дети
Сейчас мода на редкие имена. Еще ни разу не родили Таню или Свету. Зато недавно рожали прекрасную Петру и звонкую Ариэлу. Бывает забавно, когда за два дня встречаешь малышей Оливию, Марселя и Афину, а потом, буквально через час после рождения Марселя, спрашиваешь следующих родителей: «Как назовете?» и в ответ слышишь твердое: «Илья!» Вот удивили так удивили. Месяц прошел между Ваней и Илюшей.
Дети – самое прекрасное в моей работе. Мне когда-то многие говорили, что новорожденные похожи друг на друга и еще не выражают свои эмоции. Вот с этим я готова спорить! Иногда на их лице прямо читается: «Ну зачем вы меня вынули?» Сколько недовольства в губке «скобочкой» бывает на таком маленьком лице. А сколько улыбок я сфотографировала!
Интересно наблюдать как растет и меняется малыш в первые месяцы жизни. Бывает, рождается ребенок – и он копия папы, а через месяц – он уже вылитая мама.
Еще я очень люблю эту работу, потому что могу наблюдать за действиями замечательных врачей-неонатологов и реаниматологов. «Слушай, к нам тут Викуся приходила! Ей уже 3 года! Воооот такая! Представляешь!?» – это то, что слышишь вместо «Привет!» У наших врачей все стены в фотографиях малышей. Каждый ребенок – как родной.
«Маша, а можно, ты кофе сюда принесешь и тут попьешь? Я хоть понюхаю»
Фотограф на родах – тот человек, который поддерживает, успокаивает, зубы заговаривает. Ведь – в отличие от акушерки и врача – он постоянно находится с роженицей в родильном боксе, во многом выполняя функцию доулы. Конечно, это не компенсация знаний доулы, но это моральная, а иногда и физическая поддержка.
Вот кесарево, лежит мама, ей страшно. И ты стоишь – в одной вытянутой руке у тебя фотоаппарат, а другой держишь будущую маму за руку и рассказываешь, что происходит. Как-то раз я два с половиной часа работала вентилятором, обмахивала роженицу между схваток.
Или вот, например, прекраснейше с одной девушкой пели на схватках «Ой, мороз, мороз!» Особенно первое «ой!» шикарно получалось. Так длинно, мощно и проникновенно. Даже ее муж пел, хоть и иностранец.
Недавно сидели перед кесаревым в палате. Три часа ждали, когда поднимут в операционную. Мама убеждала меня пойти попить кофе, а потом говорит: «Маша, а можно, ты кофе сюда принесешь и тут попьешь? Я хоть понюхаю». Пришлось честно сказать, что издеваться над голодным человеком я не могу, а заодно рассказать, почему нельзя есть и пить перед операцией.
Мужчины с детьми на руках — моя слабость
«Муж, потри копчик!» Через полминуты раздается рык: «Ваня, это не копчик! Это плечи!» Если папа и ходил на курсы, то, видимо, сильно растерялся в моменте. Это нормально.
Папа на родах – невероятная эмоциональная поддержка для роженицы. Да, не каждого папу можно взять на роды. Но, если мужчина хочет, то почему бы и нет? Папы на родах стоят сбоку, они не принимают ребенка вместе с акушеркой. На кесарево они сидят за огромным зеленым экраном у головы жены и держат ее за руку. Операцию они не видят.
Один папа очень волновался и не пошел на кесарево с женой. Снимаю в операционной, поворачиваюсь, и в иллюминаторе вижу папу. Стоит, огромными глазами смотрит на жену.
И рука поднята, а в руке – мягкая игрушка. Ежик. Талисман жены. Она отдала папе ежика перед самым входом в операционную. Так и стоял с поднятой рукой. Мама в какой-то момент повернулась и тоже его с ежиком увидела. Это то самое, что они будут помнить об операции.
А иногда бывают очень серьезные папы. Как-то отсняла роды, спускаюсь вниз, а навстречу мне идет очень высокий мужчина, который явно приехал на роды. Его вид об этом красноречиво свидетельствовал.
– Девушка, у вас тут бар есть?
Я отвечаю:
– Видите ли, у нас нет лицензии на продажу алкогольной продукции. Здесь медицинское учреждение. Но зато есть замечательная настойка на валерьяне. Хотите?
Мужчина оценил мое предложение, задумался, но после этого все же отказался:
– Не, не надо. Виски я люблю больше, чем валерьянку.
А зря. Настойка у нас знатная.
«Это горят пламенные сердца акушеров!»
Потуги вовсю.
– Василич, выходи! – просит малыша акушерка.
– Кто там, мальчик? – подхватывает дежурный врач. – Мальчики – они такие, их поуговаривать надо!
– Василич, выходи, мы тебе машину купим! – акушерка.
– Сразу мерседес! – раздался голос ведущего врача.
Роды никогда нельзя снять без разрешения врачей. Родзал – это вотчина врача. Я много лет снимаю в одном и том же заведении с одними и теми же бригадами. Они мне доверяют и знают, что я никогда не зайду в операционное поле, не подойду туда, где стерильно.
При этом, мы с врачами работаем в команде и, если мне нужны какие-то особые условия для работы и они не повредят процессу, то мне разрешают их себе создать.
Был у меня такой случай. Неожиданное сообщение: «Мария, мы рожаем! Хотим фотографа, приедете?» Еду, тороплюсь, вбегаю в родовую. Окна зашторены, темнота, я не вижу почти ничего. А это значит, что нет контраста, фотоаппарат фокусируется буквально на воздухе. Свечи. Аромапалочки. Тантрическая музыка. Роженица в воде, папа на суше. В решающий момент понимаю, что выхода у меня просто нет. И с лицом, как будто так и надо, тихо удаляю часть шторы с окна, получая маленький пучок света ровно туда, куда нужно. Вижу смеющееся лицо врача, который наблюдал мои действия, клятвенно жестами обещаю вернуть все назад. Родили, сняли. К слову, и роды, и фотографии были невероятно красивы.
Баек про врачей я записываю почти столько же, сколько про пап. Бывает, мамы неправильно идентифицируют запах и начинают переживать: «Что там у вас горит?» Тут включаются анестезиологи. Могут подойти, взять за плечико и проникновенно сказать: «Это горят пламенные сердца акушеров!»
Или сидим с родителями в ожидании планового кесарева и слышим, как врач в коридоре командует:
– Ну что, пять минут и подавайте девушку!
А девушка услышала. Глаза поднимает, и с ухмылкой:
– Подавайте? Я – первое, второе, булочка или компот? Ишь ты! Подавайте!
На самом деле это просто устоявшаяся фраза, означающая, что роженицу скоро повезут в операционную.
Люблю свою работу. Отсняла операцию, иду по коридору, догоняет врач. Хватает за руку и говорит: «Кесарево, два часа ночи! Как без плова с брокколи?» И ты понимаешь, что это, наверное, высшая степень доверия, когда врачи в два часа ночи делятся с тобой пловом с брокколи.
Читайте также: 10 необычных способов появиться на свет.
