«Я привыкаю быть счастливой»: история усыновления

Когда Анна и Юрий Золотовы решили стать приемными родителями, они настраивались на долгие поиски «своего» ребенка. Но когда увидели на видеоанкете в интернете двухлетнего Виталика, то сразу поняли: «Это наш мальчик!»
Фото: архив семьи Золотовых
Фото: архив семьи ЗолотовыхИсточник: Migration

«Я несколько лет пыталась преодолеть бесплодие: анализы, УЗИ, безуспешные попытки, депрессия из-за неудач, – рассказывает Анна Золотова. – И однажды Юра, мой муж, видя мое отчаяние, предложил взять приемного ребенка».

В тот момент это предложение показалось Анне чем-то нереальным – она не имела ни малейшего понятия, как это происходит, а главное, она не знала, какие чувства испытывают приемные родители к своим детям, любят ли они их так же, как кровных. Анна стала интересоваться этим вопросом, читать статьи на темы усыновления. Выяснилось, что лучше всего начать со школы приемных родителей (ШПР), чтобы принять взвешенное решение.

«На занятиях в ШПР многое стало понятно, к концу обучения у меня уже не было сомнений, что приемный ребенок будет для меня по-настоящему родным, и это было для меня самым важным, – вспоминает она теперь. – Кроме того, стало ясно, какого ребенка мы будем искать. А вот муж после прохождения ШПР стал сомневаться, он не ожидал всех потенциально возможных проблем и нюансов принятия ребенка. Мне пришлось уговаривать его и напомнить, что это была его идея».

Анна приготовилась к продолжительным поискам, так как по разговорам на специализированных форумах было понятно, что найти относительно здорового малыша очень трудно. Она просматривала фотографии в базах данных и никак не могла увидеть за ними детей, не могла понять, как почувствовать, что именно это – ее будущий малыш. Так было, пока она не открыла для себя видеоанкеты на портале «Измени одну жизнь».

Фото: архив семьи Золотовых
Фото: архив семьи ЗолотовыхИсточник: Migration

«Это был мой мальчик!»

«Я поняла, что буду искать только по видеоанкетам, ведь это великолепная презентация. Буквально секунд было достаточно, чтобы остановить свой выбор на нескольких анкетах. Возможно, это кажется кому-то кощунственным – выбирать по базе данных ребенка, как в магазине. Эта мысль и мне не давала покоя поначалу, но потом я подумала, что я не выбираю, а ищу своего ребенка, который мне уже судьбой предначертан, и мне просто нужно узнать его среди сотен».

«Именно в коротком видеосюжете улавливаются те многочисленные черточки, за которыми стоит характер, темперамент, вибрации души или что-то другое, что и в повседневной жизни порой на первых секундах позволяет нам узнать в незнакомце «своего» человека, – рассказывает Анна. – Когда я увидела Виталика, я заерзала на стуле – это был мой мальчик! В нетерпении я показала видео мужу, и у него загорелись глаза, все его сомнения отступили». Это произошло на третий день после получения заключения о возможности стать усыновителем.

Виталику было 2 года и 4 месяца. У него не было статуса на усыновление, предстояла длительная процедура по лишению родительских прав с кучей нюансов именно по его ситуации. Но все же сомнений не оставалось. И я полетела за 5000 км от Москвы, взяв с собой все необходимое».

Вопреки страхам о бюрократических препонах, все прошло очень корректно, все были на стороне приемной мамы. Кстати, по словам Анны, все, что было сказано о Виталике в видеосюжете (маленький лидер, любознательный, способен испытывать сожаление и сострадание), оказалось чистой правдой: характеристика ребенка была честной и неформальной.

Фото: архив семьи Золотовых
Фото: архив семьи ЗолотовыхИсточник: Migration

«Он понял, для чего нужны объятия»

Анна: «Пока шло оформление документов, мы с Виталиком гуляли вместе каждый день, я наслаждалась каждой минутой, я чувствовала себя абсолютно счастливой матерью. Каждый день мы с ним звонили папе и бабушке с дедушкой, попутно я рассказывала ему о всей нашей семье и о том, как мы полетим с ним на самолете в Москву. Виталик был очень горд и возбужден в предчувствии грядущих перемен. Ему еще только предстояло узнать, что же такое «мама» на самом деле».

Дома мальчик с удовольствием исследовал новую территорию, удивлялся всему, радовался новой одежде, игрушкам, непривычной еде, немного боялся новых звуков – пылесоса, фена и кофеварки, остерегался кошки. Видно было, что он старается нравиться: он убирал за собой посуду, ставил ровно обувь в прихожей, очень аккуратно ел и вытирал рот и руки салфеткой. Просыпаясь ночью, он плакал от незнакомой обстановки, но быстро утешался, найдя Анну рядом.

«Он был непривычен к нежным прикосновениям, поглаживаниям и объятиям, – вспоминает мама. – Был полон удивления и радости, когда я брала его ступни в ладони и внимательно рассматривала их (у него был дерматит, и я смазывала высыпания). А когда я гладила ему спинку или животик, он каменел. Однажды, когда я обняла его перед сном, он прижался ко мне и как будто сразу расслабился – он понял, для чего нужны объятия, что они означают, и кайфовал от этого».

Позже было «Я тебя люблю» и «Ты меня любишь?» А самым большим аттракционом для Виталика оказался папа. И вообще, он удивлялся большому количеству мужчин на улице. Дети гуляли с папами на площадке и Виталик спрашивал: «Это папа?» Теперь Анне смешно вспомнить, как смущались папы и она сама – тоже.

Фото: архив семьи Золотовых
Фото: архив семьи ЗолотовыхИсточник: Migration

Воспоминания о «Доме котенка»

Родные Золотовых были осторожны: в глубине души они поддерживали решение супругов, но боялись. Однако контакт с малышом возник моментально, а со временем развилась настоящая привязанность. Бабушки и дедушка, что называется, «тают» от внука, а дяди, тети, сводные и двоюродные сестры и братья приняли Виталика как родного.

Анна удивляется, что не находила у Виталика признаков депривации, хотя он был почти с рождения в «системе». Она относит это на счет врожденной жизнестойкости, хотя сосание пальчика было и до сих пор остается напоминанием о непростой жизни.

Недавно обоих биологических родителей мальчика лишили родительских прав. Наша героиня не представляет, что в будущем что-то заставит их желать встречи с сыном, но говорит, что не будет возражать, если Виталий сам захочет узнать больше о своих биородителях.

Она даже постаралась узнать о них больше, чтобы, если понадобится, рассказать сыну, – например, сохранила их фотографии из социальных сетей. «Наверное, для меня это будет волнительно, но я считаю, что сын имеет право знать, ведь это его история, для него это может быть важным, – говорит Анна. – Я стараюсь сохранить его историю там для него самого.

Мы вспоминаем «Дом котенка», воспитателей, ребят, наши первые встречи. Он помнит, какие песенки мы с ним пели и во что я была одета. На днях я даже показала ему видеосюжет, в котором мы с папой его впервые увидели. Просмотр послужил поводом к разговору о том, как он у нас появился. Я ответила на его вопросы. Конечно, вопросы и разговоры еще будут, но я знаю, что мне будет несложно, ведь не останется уже никакой «страшной тайны».

Фото: архив семьи Золотовых
Фото: архив семьи ЗолотовыхИсточник: Migration

По реальным историям

Анна: «Тем, кто собирается принять маленького ребенка, но, как и я сначала, боится, что приемное материнство – какое-то ненастоящее, советую отбросить эти сомнения. Я не могу сравнивать с кровным материнством, так как кровных детей у меня нет, но я чувствую себя полноценной матерью. Я счастлива настолько, что больше невозможно представить – значит, разницы нет. И еще посоветую готовиться к этому, изучая реальные истории, а не только теорию. На форумах приемных родителей очень много всевозможных реальных ситуаций, в том числе «онлайновых» проблем и их решений. Когда погружаешься в эту среду, многое оказывается осуществимым и вовсе не подвигом. Если есть знакомые семьи с приемными детьми, не стесняйтесь расспросить их – многие из них охотно делятся своей историей и своим опытом».

«Он не переставал быть родным»

Конечно, без взаимной адаптации в семье Золотовых не обошлось. «Виталик пытался доминировать, «включал альфу», как я это называю, – рассказывает Анна. – Ударял меня ручкой, мог неожиданно больно укусить, когда я стояла к нему спиной. Поводов, как мне казалось, не было. Скорее всего, его раздражало, что я, такая любимая мама, плохо чувствую и понимаю его. Ведь я только еще узнавала его, а кровная мама узнает своего ребенка еще в утробе. Ну и кризис трех лет, наверное, сказывался. Бывало, мы оба плакали и кричали, порой – очень громко. Но он не переставал быть для меня родным; ни разу ни у меня, ни у мужа не возникло сожаления или разочарования.

Все прошло, семейная иерархия установилась. У нас уже есть общая история, благодаря чему мы – семья. Прошел почти год, а я все не привыкну, что можно быть такой счастливой».