Тося все свое детство считала, что ее мама - самая красивая на свете. Принцесса, или добрая фея, ну что-то такое, волшебное. А папа - самый сильный и смелый, огромный, как гора. Вместе, втроем, они были счастливы целых 5 лет, а потом папа ушел от них.
Тося не помнит подробностей, не знает причины. Помнит только, как однажды вечером папа с мамой ссорились, а потом папа ушел со своим «командировочным чемоданом», только почему-то не зашел к ней в комнату попрощаться, как раньше всегда делал.
Папу она в следующий раз увидела только 12 лет спустя.
Так начались перемены в Тосиной жизни. Мама, по-прежнему самая красивая, только очень грустная и молчаливая, водила ее в садик и забирала по вечерам, как всегда; папа почему-то не звонил и не писал, как раньше, когда уезжал в командировки. Тося сначала подпрыгивала на каждый телефонный звонок, на каждый стук в дверь, а потом привыкла к мысли, что папа уехал далеко-далеко, в такую командировку специальную, и приезжать будет очень-очень редко, и адрес пока неизвестен, потому что командировка секретная. Так ей сказала добрая грустная мама с заплаканными глазами, когда гладила ее по голове перед сном на следующий вечер после папиного отъезда.
Летом мама серьезно заболела, и они с Тосей уехали к бабушке в далекий маленький городок, окруженный горами, лесами и озерами. В этом городке делали космические ракеты и спутники, вот прямо Тосина бабушка лично и делала: она была не очень старая и все еще работала. Похудевшая и бледная мама плакала, когда уезжала после недельного совместного пребывания у бабушки, и обещала Тосе часто-часто звонить и писать, а ближе к зиме приехать за ней и забрать обратно домой, и целовала и целовала Тосю, присев на корточки в прихожей, а бабушка все сердилась и торопила ее - у подъезда ждало такси, чтобы отвезти маму на вокзал.
Первое время она действительно звонила строго раз в неделю, по пятницам, в одно и то же время. Ее было очень плохо слышно, какие-то шумы, треск и шорохи почти перекрывали любимый далекий мамин голос. Письма от нее приходили примерно раз в две недели, потом немного реже - но обязательно в цветных красивых конвертах, со вложенными рисуночками на отдельных листках бумаги, мама сама рисовала очень красиво всяких птиц, принцесс, цветы и сказочных зверей. Иногда конверт прятал внутри не только письмо, но еще и календарик или маленькую открыточку, размером не больше ладошки.
Больше всего Тося радовалась календарикам-переливайкам. Она складывала их все, и письма тоже, в красивую большую коробку из-под зефира, которую ей выдала специально для этих целей бабушка, и перебирала их каждый вечер перед сном, скучая по маме и по дому. Она вдыхала сладкий запах зефира, иногда плакала. (Она не может есть зефир с тех самых времен.) Потом, незадолго до Нового года, мама звонить перестала, а бабушка сказала, что мама теперь совсем сильно болеет, поэтому звонить ей не разрешают врачи, но она поправится, и обязательно позвонит, как только ей станет лучше. Тося опять плакала, скучая по маме, и просилась домой, хотя бы навестить маму в больнице, а бабушка только вздыхала в ответ.
В свой первый в жизни Новый год без мамы, под пушистой живой елкой, еле поместившейся в бабушкину квартиру, Тося нашла большую картонную коробку. В сильном волнении ее раскрыла, обрывая края, ожидая увидеть там что-то чудесное, что-то обязательно связанное с мамой.
Извлекла из нее сначала непрозрачный хрустящий пакет, а уж из него - странный телефонный аппарат, с блестящей рукояткой сбоку и без наборного диска, зато с высокими витыми подставками из потемневшей латуни, на которых покоилась трубка с непривычно пузатой ручкой и холодными мраморными рожками, похожая на лейку от душа. Нижний рожок с ручки снимался и повисал на отдельном шнуре, и в него можно было говорить, по-всякому крутя в пальцах и держа другой рукой саму трубку около уха.
Бабушка сказала, что этот телефон - волшебный, его ночью принес Дед Мороз, залетев в форточку. В него ничего не слышно, но, если сначала немного покрутить ручку, по нему можно разговаривать с мамой, рассказывать о своей жизни, по пятницам, как и раньше, в одно и то же время - в 8 вечера, перед сном, и мама обязательно услышит, и потом напишет письмо, которое придет по почте.
Тося тут же молча утащила телефон к себе в комнату и просидела с ним в обнимку до самой пятницы, так ей показалось. Она даже в постель ставила этот телефон рядом с собой, между подушкой и стенкой, он занимал все ее мысли, она бесконечно снимала с рычага трубку и прикладывала к уху, вслушиваясь в еле слышный гул и шорохи, как в пустой морской раковине.
Каждую пятницу с тех пор по волшебному телефону Тося разговаривала с мамой, почти три года. Первое время она могла говорить с ней часами, и за себя и за маму, а иногда ей даже казалось, что на том конце ватной пустоты еле слышны какие-то звуки - вздохи, голоса, смех. Иногда ей совершенно отчетливо слышался мамин голос. Она теперь даже с улицы убегала, не доиграв и наскоро попрощавшись с подружками, безо всяких напоминаний - только бы не пропустить заветное время. Говорила она с мамой всегда плотно прикрыв дверь в свою комнату, да бабушка и сама к этому времени уходила либо на кухню, либо к соседке.
Тосе по-прежнему приходили в бабушкин почтовый ящик открытки и письма, написанные аккуратным маминым почерком, с календариками, как и раньше. Только маминых рисунков больше не было, и календарики были все за прошлый, а потом и позапрошлый год. И еще почему-то она совсем не отвечала на Тосины вопросы, заданные в письмах, которые Тося ей по-прежнему писала и отдавала бабушке, чтобы та отправила их по "космической почте" у себя на работе. И про волшебный телефон в этих письмах тоже не было сказано ни слова. Наверное, потому, что это была тайна, а письма мог прочитать кто-нибудь посторонний.
Мама в этих письмах рассказывала о себе: о детстве, о том, как училась в школе, как поступала в институт, как познакомилась с папой, и как потом родилась она, Тося... Иногда мама писала про больницу, о том, какие у нее за окном красивые деревья, и что ей уже немного лучше, и что она Тосю очень-очень любит и страшно, просто ужасно сильно скучает и больше всего на свете хочет ее увидеть, хоть одним глазочком и хотя бы на одну минуточку... А ведь Тося вкладывала в свое последнее письмо свою фотографию, уже школьную, с тем огромным дурацким бантом! Неужели письмо потерялось и мама его так и не получила?!
Письма от мамы приходили все реже, уже раз в месяц, потом - раз в пять-шесть недель. Тося все их складывала в стопочку в коробку из-под зефира, и иногда перечитывала их по порядку, начиная с самого первого. Семьдесят второе по счету, самое последнее мамино письмо пришло, когда Тося уже училась во втором классе, оно было совсем короткое. В этом письме мама сначала написала о том, что любит Тосю больше собственной жизни, и всегда будет любить, что бы ни случилось, а потом попрощалась с ней насовсем. Прочитав его, Тося пошла в свою комнату, открыла форточку и выбросила из нее волшебный телефон, и он разбился вдребезги об асфальт тремя этажами ниже, жалобно звякнув на прощанье.
Эту историю мне рассказала моя давняя приятельница с редким именем Антонина, когда я спросила, откуда у нее дома такой необычный телефонный аппарат - он стоял на самом видном месте в ее шкафу, за стеклом, и не походил ни на один телефон, которые я видела до этого. Как же этот волшебный аппарат снова оказался целым и невредимым, спросите вы?
Может быть, потому, что Тося сразу после того, как выбросила его из окошка, вдруг ахнула, схватилась за щеки обеими руками и побежала стремглав на улицу, и собрала все-все осколочки, даже самые мелкие, разлетевшиеся на много метров вокруг, и потом много дней провела над ним, прилаживая кусочек к кусочку, склеивая один к другому?
А может быть все дело в том, что это был не простой телефон? Он не мог просто так вот взять и разбиться, как самый обыкновенный никчемный аппарат, пусть даже и старинный. Ведь этот телефон помог маленькой девочке разговаривать с мамой еще почти три года после того, как ее мама умерла.
