Рано вставали
Вставали в 6 часов утра и первым делом бежали мыться. Вода была только холодная, поэтому не все решались каждый день умывать уши и шею, хотя их чистоту проверяли. Зато у многих на всю жизнь оставалась привычка каждый день обтираться холодной водой.
Спали в холоде
В спальнях, где стояло по несколько десятков кроватей, было холодно. Девочкам не позволяли кутаться, и первые ночи новенькие сильно мерзли, но через месяц привыкали. Порой привычка спать в холоде сохранялась на всю жизнь.
Если класс был большой, то его делили на несколько спален. Тогда группа девочек, попавших в одну спальню, называлась дортуар. Над каждым дортуаром ставили даму-надзирательницу, которая следила за поведением, дисциплиной и гигиеной воспитанниц.
Строго следили за внешним видом
Платье институтки всегда должно быть чистым, корсет – туго затянут, обязательный фартук – не мятым, прическа – аккуратной. С такими строгими правилами девочкам приходилось помогать друг другу одеваться и причесываться, и только в очень редких случаях это запрещалось начальством.
«На себя» тратили свободный час
Распорядок был один и тот же весь учебный год. После туалета чай с половиной булки, потом занятия, обед, снова занятия, чай с булкой, приготовление уроков, ужин, приготовление ко сну. До или после ужина у девочек был один свободный час, который они могли провести, как желали, конечно, не нарушая институтских правил. Иногда в свой свободный час подруги навещали заболевших: при каждом заведении был свой лазарет.
Плохо питались
Все мемуаристки в один голос утверждают, что кормили в институтах ужасно. Порции были маленькие, готовили плохо. Чай, который подавали ученицам, все сравнивали с «жиденькой бурдой». За дополнительную плату можно было днем пить чай не со всеми, а в комнате классной дамы, там к нему подавали и более сытные закуски. Деньги за этот чай родители платили официально, в кассу института.
Гостинцы из дома делили «по-сестрински»
Гостинцы из дома ценились среди институток особенно высоко. Если кому-то присылали большую посылку с разносолами, полагалось поделиться со всем дортуаром. Если же девочка получала маленькую передачу, то делилась только с близкими подругами, и никто ее не осуждал. Дружному презрению подвергалась только жадина, решившая съесть все сама или утаить лучшее.
Присланные деньги полагалось сдавать классной даме, однако девочки старались спрятать несколько монеток. Почти все они уходили на еду: прислуживавшую в институте девушку тайком посылали в лавку со списком покупок.
Дежурили на кухне
В некоторых заведениях старшеклассницы должны были по очереди полдня работать на кухне, чтобы на практике осваивать кулинарное искусство. Но поскольку к плите девочек не пускали и ножей надолго в руки не давали, весь день они сидели с книгой, зато потом съедали пробный обед, приготовленный кухаркой.
Когда подходил выпускной класс, а вместе с ним и сдача экзаменов, ученицы, которые планировали в будущем зарабатывать на жизнь преподаванием, договаривались с более состоятельными девочками, чтобы те подежурили за них. У прилежных институток кухня считалась потерей времени, а вот дополнительные часы на занятия и подготовку к экзаменам ценились высоко.
Объединялись в товарищества
Это слово часто встречается в мемуарах Анны Энгельгардт: «товарищество не одобрило», «товарищество возмутилось». Общие трудности, общие дела, проведенное с утра до вечера время сплачивало детей. Не все дружили, но волей-неволей им приходилось держаться вместе.
Новеньким могло быть трудно влиться в спаянную группу, однако почти у всех это получалось. Никакие внешние признаки не выделяли в классе богатых или бедных. У всех была одна форма, одна пища, одни уроки, так что авторитет завоевывали личными качествами.
Институтки не любили ябед и доносчиц. Если в шалости участвовали несколько девочек, но начальство знало только одну, она брала всю вину на себя.
«Выдавать подруг, Боже сохрани, – это преступление против чести!» – писала одна из выпускниц Петербургского Екатерининского института.