Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Конкурс рассказов. Время пришло
Здравствуйте, все мои софорумчанки (ну и софорумчане). Надеюсь все вы находитесь в добром здравии и не поддаетесь унынию и панике.
Все проснувшиеся милости прошу на конкурс рассказов, остальные подтянутся.
Конкурс с темой Время и обязательным элементом Детство начинается. Вас ждут 18 конкурсных и 2 внеконкурсных рассказа. Спешите читать и голосовать.
Уважаемые читатели, прочтите все рассказы и решите, кто же сегодня лучше всех. И посматривайте, вдруг добавлю новые (место для забывшек традиционно оставлю)
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; непосредственно под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Голоса пользователей, замеченных в явном троллинге или оскорблениях, учитываться не будут, а такие комментаторы получат порицание и минус к карме
7 Голосование продлится до вечера субботы (позднего) 21 марта. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 23 марта.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я добавлю
Все проснувшиеся милости прошу на конкурс рассказов, остальные подтянутся.
Конкурс с темой Время и обязательным элементом Детство начинается. Вас ждут 18 конкурсных и 2 внеконкурсных рассказа. Спешите читать и голосовать.
Уважаемые читатели, прочтите все рассказы и решите, кто же сегодня лучше всех. И посматривайте, вдруг добавлю новые (место для забывшек традиционно оставлю)
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; непосредственно под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Голоса пользователей, замеченных в явном троллинге или оскорблениях, учитываться не будут, а такие комментаторы получат порицание и минус к карме
7 Голосование продлится до вечера субботы (позднего) 21 марта. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 23 марта.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я добавлю
Тема закрытаТема скрыта
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
оригинально
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
Прелесть, милота, хорошее настроение.
Спасибо, автор!
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
Да, сразу понятно, что про котов ))) И даже автора подозреваю )))
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
запутано, но мило
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
мило
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
+1
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
+1
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ
- Вот было время… В моем детстве и в постельку с собой брали, и молочком кормили… А теперь что ж, старый, толстый, ненужный… Еще и выяснилось, что молоко с возрастом не усваивается, видите ли, не дают теперь.
- Ну что ты, Васенька, какой же ты старый и толстый? Мужчина в самом расцвете сил! Мой красавец, а фигура! А глаза! Да и с постелькой все еще ого-го!
Василий Федотович расправил плечи, потянулся, хитро посмотрел на Серафиму Кузьминичну:
- Ой, льстишь ты мне, Симочка! А кто вчера Прохора из пятой квартиры расхваливал? Какой он бодрый, да стройный, да мастер комплименты раздавать?
- Ах, Василий, куда ему до тебя? С ним так, поболтать, глазки построить, да и к тебе под бочок. Я же тебя люблю, а ты ревнуешь что ли? Фу, как нехорошо! – а глаза у самой довольныеее…
Такие полушутливые перепалки стали для них привычными, и если в юности действительно сопровождались бурлением страстей, то сейчас стали милой игрой.
Возле двери не то поскреблись, не то зашуршали, и на пороге появилась гостья.
- Мавра Ермолаевна, дорогая, милости просим! Пожалуйста, вот сюда, рядом со мной, на диван. Василий, помоги даме.
- Не стоит беспокоиться, я т тут, с краешку, - и гостья примостилась на оттоманке, как, впрочем, делала всегда.
Близоруко прищурясь, с обычной своей виноватой улыбкой начала разговор о погоде. Василий в который раз уже при ее визите почувствовал странное очарование – светленькая, почти белесая, с маленькой фигуркой, беззащитными глазками, являвшая такой контраст дородной супруге… Она вызывала желание защитить, согреть эти худенькие розовые пальчики, этот, казалось, вечно мерзнущий носик. Но желание совсем мимолетное, неявное.
А ничего, казалось бы, не замечавшая Серафима думала: да, было время, в моем детстве разве стали бы наши дружить с теми, кто настолько ниже статусом? Но мы веди и не дружим в полном смысле слова, так, приятельствуем…
- Скажите, Мавруша, как ваши… - Серафима запнулась в поиске подходящего слова. Своих существ они называли воспитанниками, но с таким статусом, как у гостьи, кого она может воспитывать-то? Наконец подобрала нужное слово: - Как ваши домочадцы?
- Спокойнее стало, старшая, кажется, приняла меня, перестала проявлять недовольство. А детеныш – как все детеныши, шалит, егозится, может где-то затеряться, но мать находит и притаскивает его всегда. Правда, Прохор Тимофеевич много хлопот доставляет, но я могу за себя постоять!
- Если что, Мавра Ермолаевна, говорите мне, я его живо приструню! –вскинулся Василий.
Серафима искоса глянула на него, и защебетала скороговоркой:
- А наши-то, знаете, такие милые, мы не нарадуемся, почти неразлучны, и воркуют, воркуют все! Ластятся друг к другу, да и к нам приходят погладиться, мы не против. Прямо из них нежность так и разливается во все стороны. А самочка, кажется, скоро принесет потомство. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях.
По коридору прошелестели шаги, одни легкие, извиняющиеся, за ними, чуть запаздывая, вторые потяжелее, вразвалку.
- Прости, Олечка, засиделась у тебя, побегу уже, Гришутка сейчас придет из школы. Спасибо тебе, все растолковала, теперь и ему объясню. Эх, было ж время, в моем детстве сами уроки учили, родители и не касались. А нынче…
- Заходите еще, Марина Сергеевна, и Гришу приводите. Если что – объясню, мне не трудно. Тем более сейчас я всегда дома буду, с завтрашнего дня в декрете.
Возня с одеждой, стук каблуков, и вдруг:
- Оооох, а где она? Да что ж такое, сбежала! Оля, смотри! Горе мне, горе!
- Что такое? Кто сбежал? Крыса что ли? Вы с ней пришли, а почему клетка в коридоре?
- Ну конечно! Дома ж Прошка, невзлюбил ее, мяучит, прыгает на клетку, и главное пока мы дома – все тихо, а стоит уйти, начинает! Мы не сразу поняли, чего она такая пугливая стала, а потом подсмотрели. В прошлый раз я Мавру уже в ванной заперла, так открыл-таки дверь, свалил клетку, хорошо не добрался до нее. Вот я и ношу с собой, когда к соседям иду.
- Так в прихожей-то почему оставили?
- Ну это ж… Не все люди их любят, кто боится, кому противно. Я и сама-то не сразу привыкла. Ты еще и в положении, мало ли. Решила не показывать тебе, под вешалкой вот примостила. А дверка-то видать открылась… Где ж она есть? Да еще и усатые-полосатые твои…
- Сейчас посмотрим, погодите.
Через минуту хозяйка вышла к гостье, держа зверька в руках.
- Вот она, ваша Мавра, лапочка какая, красавица! Не тронули ее Васька с Симой.
- Что за коты пошли, а? Конечно, породистые, городские, и мышонка поди в глаза не видели. А было время, в моем детстве кошки только так крыс давили…
- Мои точно не охотники, да. Но ведь это и к лучшему, правда, Мавруша?
p.s. Автор советует, дочитав рассказ до конца, вернуться и прочесть его еще раз новым взглядом.
КОНЕЦ