Шестой барон - 4

Байрон работал в это время с еще большей энергией, чем прежде, и количество написанного им тогда поистине поразительно. К этому периоду относятся такие замечательные произведения, как 4-я часть "Чайльд-Гарольда", "Манфред", первые части "Дон-Жуана", "Беппо" и "Мазепа". Четвертая, и последняя, часть "Чайльд-Гарольда", посвященная Италии, была окончена поэтом в сентябре 1817 года и вышла из печати в начале 1818 года.

Большинство критиков того времени так же, как и Гёте, смотрели на "Манфреда" только как на необыкновенно гениальное подражание "Фаусту". Но Байрон отрицал это. "Я никогда не читал "Фауста" Гёте, - писал он в июне 1820 года своему издателю, - потому что я не знаю немецкого языка. Но в 1816 году М. Льюис перевел мне устно большую часть его, и я, разумеется, был сильно поражен им. Но только Штаубах и Юнгфрау, как и еще кое-что, гораздо больше, чем "Фауст", заставили меня написать "Манфреда". Впрочем, первая сцена моей трагедии, действительно, очень похожа на соответствующую сцену в "Фаусте"...".

Во время карнавала 1819 года распутство Байрона достигло своего апогея; дальше оно уже идти не могло. Он был до такой степени истощен, что уже не в силах был совершать своих любимых прогулок верхом или в гондоле. Ноги его начали дрожать, руки стали бледны и прозрачны, волосы на голове почти совершенно поседели, а пищеварение до такой степени расстроилось, что он уже не в состоянии был ни есть, ни пить.

Ему пришлось волей-неволей вернуться к прежней воздержанности и строгой диете, после чего здоровье его начало быстро поправляться, и лицо стало по-прежнему прекрасным. Сделавшись снова частым посетителем аристократических салонов Венеции, Байрон познакомился в одном из них в начале апреля 1819 года с графиней Гвиччиоли. Любовь, явившаяся результатом этого знакомства, оказала благотворное влияние на всю последующую жизнь поэта в Италии.

Тереза Франсуаза Олимпия Гамба (графиня Гвиччиоли, 1800—1873) родилась в Равенне, в семье графа Руджеро Гамба. Получила образование в монастыре Святой Клары и в 1818 году, в возрасте 17 лет, вышла замуж за графа Александра Гвиччиоли. Граф гордый, властолюбивый человек, был старше своей третьей жены Терезы на сорок лет. В нем было что-то от сатира, его подозревали в двух убийствах. Полагали, что он отравил свою первую жену, графиню Зенанни, чье огромное состояние компенсировало и ее возраст, и недостатки внешности. Он также произвел на свет шестерых детей от своей служанки Анжелики, на которой позднее женился. После ее смерти он получил возможность сделать предложение Терезе Гамба из древнего рода в Романье, которая всего полгода как покинула монастырь. Позднее она утверждала, что ее «продали» замуж после докучливых увещеваний матери и других членов семьи. Однако своему будущему мужу она писала пылкие письма, добавляя поцелуи, такие, какие она не послала бы брату.

Тереза

Графиня в первый раз увидела Байрона в салоне графини Альбрицци, этой, как ее называли, венецианской мадам де Сталь, 2 апреля 1819 года. Она пришла сюда, чтобы полюбоваться знаменитым чудом - скульптурным изображением античной Елены Прекрасной, изваянным прославленным Кановой и лично подарившим его хозяйке. Внезапно Тереза поняла, что ее судьба решена: она узрела «небесное видение», сидящее на диване. Лорд Байрон в несколько мрачном настроении, не желая смешиваться с остальными гостями, вместе со своим другом Александром Скоттом расположился на софе напротив входа. Графиня, в то время на третьем месяце беременности, оплакивала тогда смерть своей матери. Байрон отнекивался, повторял, что не хочет больше знакомиться с женщинами, не важно — красивыми или дурнушками. Но Скотт и графиня уговорили его; он пересек залу и был представлен Терезе как «пэр Англии и ее величайший поэт». Байрону показалось - перед ним живой оригинал греческой скульптуры. Златокудрая, с жемчугом зубов, великолепной фигурой, она была достойна кисти Тициана. Он сел рядом с ней и начал болтать о Венеции - волшебном зеленом острове своего воображения, прекрасном, околдовавшем его городе.

Антонио Канова. Елена Троянская

Ещё и беременна она была..

Тереза, конечно, слышала о жизни Байрона в Венеции. Не могла не слышать, когда все кругом только и говорили, что о причудах английского милорда, такого богатого и красивого, такого щедрого и экстравагантного. За ним тянулся шлейф сплетен и пересудов, о нем рассказывали разные пикантные истории. Байрон шутил: Венеция - страна счастья и веселья, легких нравов и дивной природы, здесь трудно остаться безгрешным. Она обратила внимание на его странную привычку жевать табак. В ответ услышала, что ему необходимо обуздать свои челюсти, поскольку он предрасположен к тучности. Много лет, еще с Кембриджа, держит диету, а табак отбивает аппетит.
- Тогда почему вы не занялись спортом? - спросила Тереза.
- Было, занимался, - отвечал он. - Увлекался и боксом, и фехтованием. Плавал, стрелял из пистолета, совершал прогулки верхом, которые и теперь, кстати сказать, не бросаю. Терезе вспомнилась шутка о том, сколько лошадей у них в городе: "У нас всего восемь коней, - улыбались венецианцы, - четыре бронзовые, на соборе святого Марка, остальные четыре, живые, в конюшне лорда Байрона".

Здесь и далее Венеция на картинах Федерико Дель Кампо

Они заговорили о Данте и Петрарке, об их бессмертных возлюбленных Беатриче и Лауре. Но это было лишь предлогом. На самом деле они уже думали о себе, о своем будущем. Граф Гвиччиоли, ее муж, прервал беседу, напомнив, что пора ехать. Тереза поднялась, словно во сне. "Я чувствовала, что меня увлекает какая-то непреодолимая сила", - признается она в своей книге "Жизнь Байрона в Италии", которую напишет потом. И еще добавит, что встреча эта, состоявшаяся в начале апреля 1819 года, "скрепила судьбы их сердец". В тот апрельский вечер Байрон попросил Терезу о свидании. Необыкновенная красота поэта, его высокое происхождение и громкая слава не могли не произвести с первого же раза очень сильного впечатления на юную и неопытную графиню, и потому неудивительно, что она уже после нескольких встреч и разговоров с ним страстно в него влюбилась. Это была её первая любовь. С другой стороны, и Байрон, после двух лет бешеного разврата и жизни в обществе низких и пошлых женщин, не мог не быть сразу очарованным чистой и свежей красотой молоденькой графини. Это была последняя любовь поэта, менее прежних романтическая и страстная, но зато гораздо более их продолжительная и счастливая. К тому же Тереза Гвиччиоли чем - то напоминала Байрону сестру.

«Ее разговор, – замечал Байрон в одном из писем, – остроумен, не будучи легкомысленным. Не претендуя на ученость, она прочитала лучших писателей Италии. Она часто скрывает то, что знает, из страха, как бы не подумали, что она хочет похвастаться образованностью. Ей, наверное, известно, что я не выношу ученых женщин. Если у нее синие чулки, то она заботится все таки о том, чтобы их закрывало платье». «Его удивительные и благородные черты, звуки его голоса и неописуемое очарование, исходившее от него, – писала в своих воспоминаниях графиня Гвиччиоли, – делали его созданием, оставлявшим в тени всех людей, которых я встречала до сих пор».

Обычно Байрон небрежно отзывался о женщинах: «Дайте женщине зеркало и сладости, и она довольна. Я страдал от второй половины человеческого рода, сколько помню себя. Самые мудрые не вступают с ними ни в какие отношения. Рыцарское служение женщине, может быть, такое же жалкое рабство или даже еще более жалкое, чем всякое другое». Однако к графине Гвиччиоли он питал нежную страсть и относился к ней с бОльшим уважением. Он писал ей: «Все зависит от тебя — моя жизнь, моя честь, моя любовь. Полюбить тебя — значило для меня перейти Рубикон, и это уже решило мою судьбу». Некоторые из созданных им прекрасных женских образов (например, Ада из «Каина» или Мира из «Сарданапале») навеяны очаровательной графиней.

На другой день в обеденный час к ней явился старый гондольер с запиской и отвез к месту, где ждал Байрон. С этого дня они стали встречаться. Виделись в театре, у кого-нибудь из знакомых за ужином, совершали долгие прогулки в гондоле по лагуне, любовались солнечными закатами на острове Лидо. Никогда Тереза не испытывала ничего подобного, она безоглядно следовала велению своего сердца. Даже Венеция, которую она не любила, - этот мрачный город без цветов, без деревьев, без запахов, без птиц, с его черными гондолами вместо привычных ярких упряжек лошадей - казалась ей теперь земным раем. Не прошло и недели, как она уже называла его mio Byron в салонах, презирая всякую осторожность и публично заявляя о своих правах на него. Замужество графини не стало препятствием для любовных свиданий, поскольку 60 летний муж красавицы предоставил ей полную свободу. Гвиччиоли поселилась на вилле своего возлюбленного, безнадежно скомпрометировав себя в глазах света и в особенности земляков. Мораль итальянцев допускала тогда присутствие «друга», более того, именно он считался настоящим супругом, правда, при соблюдении всех условностей.

Интересная мораль)

Мне тоже понравилось.