По прозвищу Че – 5

Было воскресенье 3 февраля 1963 года, четыре часа утра. За машиной шла толпа подборщиков, которые должны были подрезать слишком высоко срубленные стебли и пропущенные участки. Обращаясь и к рабочим сахарной промышленности, и к чиновникам, Че сказал: "Я намерен здесь похвастаться. Я начал уборку с помощью машины в понедельник. Сначала дело шло как обычно - кардан сломался, то сломалось, другое, некоторые товарищи были неосторожны и получили ушибы, был даже несчастный случай... При проверке машина срезала четыре тысячи пеков... На этой неделе я срезал сорок пять тысяч... Машиной можно нарезать восемьсот пеков в час на поле среднего размера ... я сказал бы, что это - работа для двоих, а не для одного оператора... Нельзя требовать, чтобы люди проводили на тракторе по двенадцать часов в день". Но он сам однажды провел за этой работой тринадцать часов подряд. Он закончил выступление, защищая новую машину, даже с учетом ее недостатков, к которым относились чрезмерная усложненность и значительное количество конструктивных недоработок: "резка стеблей идет слишком жестко, работа на машине очень утомительна, и, кроме того, заросли тростника никак не заканчиваются". Эта фраза вызвала бурные аплодисменты присутствовавших - они-то хорошо знали, что заросли сахарного тростника бесконечны.

Сахарный тростник на Кубе

У него в сутках видимо не 24 часа было, поражает просто

Похоже на то.

14 февраля Че сообщили, что неподалеку в зарослях сахарного тростника начался пожар, и Гевара со своей командой умчался на плантацию. Если тростник не убрать, то вполне можно было бы потерять урожай. Товарищи пробовали остановить его: возможно, пожар возник в результате диверсии и поблизости могла оказаться засада контрреволюционеров. Однако Че и не подумал остановиться. "Пошли!" Уборка тростника на горящем поле напоминала муки чистилища, где вместо воздуха тучи пыли и горячей золы; у Че начался приступ астмы. С трудом хватая ртом воздух, с головы до ног засыпанный пеплом, прилипшим к потному телу, он руководил действиями уборщиков. Но всего этого ему было недостаточно. 15 февраля Че принял участие в соревновании с лучшим оператором сахарного завода "Бразилиа" и победил, хотя при этом сорвал тормоза у своей машины. Через день он потерпел поражение в другом соревновании, проходившем на очень трудном каменистом и неровном поле. В районе скрывались контрреволюционеры-диверсанты, и Гевара доводил до исступления свою охрану, отказываясь от мер предосторожности.

24 марта он выступал на собрании рабочих текстильной фабрики в Аригуанабо и говорил об образовании Единой партии социалистической революции (ЕПСР). Он возмущался тем, что на фабрике, где работали в основном женщины, из ста девяноста семи рабочих, принятых в партию, было лишь пять женщин. Он сказал, что "женщины все же должны быть освобождены от опутывающих их уз прошлого, которое до сих пор живо", так как мужчины, похоже, "думают, что женщины до сих пор недостаточно развиты, чтобы с ними стоило считаться". Он вспомнил о случае, происшедшем в его министерстве: женщину пришлось перевести на другую работу, так как ее муж, армейский офицер, не позволял ей ездить в командировки по стране. "Это вопиющий пример дискриминации женщин.... Прошлое продолжает отягощать нас".

Че также посетил завод безалкогольных напитков Марсело Саладо (бывшее предприятие компании "Кока-кола" и обратился к его работникам с резкими вопросами, которые уже прежде задавал в телевизионном выступлении: "Почему у колы не такой вкус, как прежде?" Панно Эрнандес, технический руководитель, пожаловался на всеобщую критику, которой подвергалась продукция завода, и сказал, что они прилагали огромные усилие для улучшения качества. "Поймите, я сказал то, что сказал, потому что напиток действительно на вкус напоминает микстуру от кашля. Неужели мы не можем делать колу так же хорошо, как американцы, или даже лучше?" Было похоже, что не могли. Че всегда входил на производственные предприятия через цеха и никогда - через управленческий корпус. Кадры документального фильма показывают его встречу с рабочими (Че, улыбаясь, прерывает фразу на полуслове). Такое впечатление, что он чувствовал себя как дома. Но подчас у него находились резкие слова и для фабричных рабочих. После посещения мотоциклетного завода в Сантьяго-де-Куба он написал рабочим сердитое письмо, в котором бранил их за то, что члены ОРО берут мотоциклы для личного пользования, и указывал, что "рабочие не имеют никаких прав на ту продукцию, которую выпускают. Пекари не имеют никакого права на дополнительный хлеб, рабочие цементного производства не имеют никакого права на дополнительные мешки цемента, и вы тоже не имеете права на мотоциклы".

Во втором квартале 1963 года мать Че, Селия Ла Серна, была арестована при возвращении из Уругвая в Аргентину по обвинению в перевозке коммунистической литературы. Она провела два месяца в женской тюрьме Буэнос-Айреса, что серьезно подкосило ее здоровье. Это был первый ход нового правительства Аргентины в вендетте, объявленной им Че. А на домашней фотографии Алейды Марч видно, что она находится на последних сроках беременности, ожидая четвертого ребенка Че. Дочь, названная в честь бабушки Селией, родилась 14 июня.

Че с женой и детьми

В середине июля Че впервые встретился с делегацией из Вьетнама. Ли Ван Сау вспоминал: "Встреча состоялась ранним утром июля 1963 года в его кабинете в Министерстве промышленности. Мы проговорили до рассвета. Че разъяснил свою точку зрения по отношению к нам и нашей борьбе против янки и настаивал на своей идее насчет создания "многих Вьетнамов". Тогда Че впервые высказал концепцию, которой останется верен до конца жизни: борьба против империализма происходит во всем мире, и победа в ней может быть одержана только путем приумножения количества очагов сопротивления в различных странах третьего мира". Флажок ФИО на столе и собака, пачкавшая в коридорах министерства, являлись новыми аспектами жизни гевары. Но когда же Че завел своего чудовищного бесхвостого пса, который с хозяйским видом расхаживал повсюду? Пес (его звали Муралья, то есть Великая Стена) посещал заседания коллегии министерства, как и любой из ее членов. Он сидел в ногах у Че, требовал, чтобы его ласкали, и время от времени принимался шумно чесать голову задней ногой. Муралья научился входить в лифт, выходить на девятом этаже, находить кабинет Че и скрестись в дверь до тех пор, пока он не открывал. Он был талисманом министерства, но Че имел превосходные отношения со всеми окрестными бродячими собаками; он кормил их, а они слушались его и ходили за ним следом, словно еще одна группа телохранителей. Собаколовам он велел оставить собак в покое.

В минувшем году Че приказал новым руководителям промышленных предприятий в кратчайшее время получить образование хотя бы в объеме шести классов. Это было трудное задание, чуть ли не невозможное, так как эти люди трудились как рабы, преодолевая нехватку запасных частей и сырья, а также выполняя при этом свои политические и военные обязанности. Даже Че, несмотря на всю свою строгость, был вынужден признать истинное положение вещей и предоставить им еще один год. Экзамены прошли в конце года, и сто тридцать два из девятисот восьмидесяти шести кандидатов не выдержали их, а очень многие даже не нашли возможности явиться. 10 августа разгневанный Гевара на заседании коллегии министерства дал оценку прошедшим экзаменам. Он был очень строг и вновь повторил, что те, кто не выдержал испытаний, будут уволены, получившие оценки "D" и "С" получат переэкзаменовку, а неявившиеся будут лишены зарплаты до тех пор, пока не сдадут экзамен.

"Позвольте мне признаться, что бюрократия в нашей стране - это скала, твердая и хорошо укрепленная, которая поглощает бумагу, высиживает ее и посылает тому, у кого одна забота: как получше провести время", - эти слова были обращены к Питеру Марукси, редактору канадской газеты "Телеграф". "Мы воспроизвели под копирку опыт братских стран; это была ошибка, не слишком ужасная, но все же она замедлила свободное развитие наших сил и сделала опасный вклад в один из феноменов, против которых в ходе социалистической революции нужно вести самую тяжелую борьбу - бюрократизм", - писал он в своей статье для газеты "Алжирз уикли". А эти слова из письма Хосе Матару, руководителю Комитетов защиты революции: "Как мне пока удалось заметить, основное свойство - это недостаток организованности в работе коллегии, что видно из письма, датированного 12 июля, со штемпелем даты поступления 22 июля, в котором просили к 31 июля сообщить мое мнение и которое я получил в министерстве 17 сентября". Че знал только один способ борьбы с бюрократией: личные контакты между народными массами и их лидерами. Лазаро Бурия, который в семнадцать лет заведовал складом металлоизделий, рассказывал автору, как однажды в воскресенье на склад явился Че в сопровождении сотрудника министерства и обратился к нему:

"- Ты главный здесь? Что нужно делать?
- Вы пришли поработать?
- Именно так, добровольная работа... Ты главный? Говори, что нужно делать?"
Бурия сначала колебался, но потом решился и велел Че измерять железные полосы, раскладывать их по размерам и считать. А работая в одно из воскресений на шахтах Матамбре, Че решил спуститься к горнякам на самый глубокий уровень. С ним был управляющий шахтами, старый товарищ по революционной войне Альберто Фернандес Монтес де Ока (Пачо), знавший, что высокая влажность вызовет у Че приступ астмы. Увидев, что гость уже в клети подъемника начал задыхаться, Пачо предложил ему вернуться. "Вниз", - настойчиво потребовал Че, и они опустились до 42-го уровня, где Эрнесто провел несколько часов за работой и беседой с шахтерами. Рабочий по имени Пабло работал отбойным молотком на глубине 6500 футов (около 2 км), когда кто-то тронул его за плечо. Это был Че, он протянул шахтеру руку. "Нет, майор, в шахтах грязно". Че в ответ обнял его. Министр был без рубашки, брюк, даже резиновых сапог - в одних трусах, - такая жара царила внизу. Подняв электрический перфоратор, он спросил у Пабло, как им пользоваться, несколько минут бурил, а затем сказал: "Я совсем вымотался. Не знаю, как ты можешь справляться с этой штукой, ведь ты такой маленький". С этими словами Че скрылся в темноте. Пабло не сразу понял, что это было реальностью.

Доктор Фернандес Мель, старый друг и товарищ по оружию, пытался экспериментально выявить причины приступов астмы, чтобы бороться с заболеванием. Но Че до сих пор не был в состоянии достаточно точно определить, что вызывало обострения, хотя и знал о влиянии нескольких факторов, таких, как погодные условия, пищевые продукты и различные материалы одежды. Он пользовался средствами, с помощью которых ветеринары лечат лошадей. "Че приходилось вдыхать через ингалятор адреналин, который расширял его бронхи. Адреналин опьянял его, вызывал боли в животе и особенно в голове. Че также использовал раствор кортизона как противовоспалительное и употреблял очень много жидкости, чтобы растворять адреналин в организме. Его болезнь была ужасной и необычной. Он стал сродни барометру: он мог точно предсказывать приближение холодных атмосферных фронтов. Проявления болезни у него были очень многообразными, например в виде воспаления лобных пазух из-за затрудненности дыхания".

В начале 1964 года Че обнародовал план промышленных инвестиций. В целом предусматривалось вложить в промышленность 180 миллионов песо, на 18 процентов меньше, чем в предыдущем году. Больше внимания уделялось сельскому хозяйству и особенно сельскохозяйственной инфраструктуре: строительству дорог к плантациям сахарного тростника и хранилищам.

11 января 1965 года Че раздавал удостоверения об участии в добровольной работе, где указывалось количество часов, отработанных на воскресниках; сам он тоже получил такой документ. В речи на пленуме Совета кубинских рабочих Че рассказал историю о семидесятилетнем старике, выполнившем добровольную норму, о женщине, отработавшей 340 часов, и рабочем, отдававшем добровольной работе все свободное время - 980 часов. "Но главное не в том, чтобы сделать наши фабрики выгодными, пожертвовав несколькими рабочими... Достижения скорее должны осуществляться через знания, приобретенные в ходе работы... На эту пасху у меня в руках оказались кое-какие подарки, в том числе и не маленькие. Я лично считаю, что их можно было бы вручить самым выдающимся товарищам. Я не стану показывать их здесь, поскольку они на самом деле хороши и их можно по ошибке принять за материальные стимулы, которыми я их не считаю". После этого он передал подарки трем наиболее отличившимся рабочим. Он указал, что социальное принуждение было полезным, но при этом людей нельзя силой заставлять работать, в противном случае "добровольная работа" потеряет свой смысл.