История любви: роковой выстрел

Спасибо Вам.
Это я её попросила.

Не за что.

---

Автомобиль с открытым верхом плавно трогает с места. Над летним Сараево ослепительно сияет солнце, но машина понемногу набирает ход, и встречный ветерок овевает лица Франца Фердинанда и Софии приятной прохладой. Они расположились на заднем сиденье, он — в голубом парадном мундире генерала от кавалерии и высокой фуражке, она — в белом платье и шляпе со страусовым пером.

Ее рука в белой перчатке ложится на его запястье, и Франц Фердинанд, улыбаясь, накрывает ее своей широкой ладонью.
У здания ратуши толпа народа, многие кричат приветствия, машут белыми платками и букетами цветов. Франц Фердинанд наклоняется к Софии. «Это тебе, — шепчет он. — Все эти цветы — тебе. Ты ведь помнишь, какой сегодня день?» «Думаешь, я могу это забыть? — отвечает она. — Сегодня наш с тобой день. Спасибо тебе». Сегодня 28 июня 1914 года, и эрцгерцог Франц Фердинанд с женой Софией Хотек уезжают в вечность...

Они познакомились на балу в Праге, и это само по себе было удивительно. Эрцгерцог терпеть не мог балы, всю эту расфуфыренную публику, всех этих светских щеголей, охотников за дамами, и барышень, еще более беспощадных охотниц за женихами. И в Праге он тоже бывал нечасто. Но надо же такому случиться — дядюшка-император возжелал, чтобы его наследник самолично проинспектировал стоящие в Чехии войска, которые отродясь не воевали и воевать не собирались.

Какой хороший, прямо живой портрет!

А тут — ну кто бы мог подумать! — как раз во время его инспекции в Праге случился большой бал. Франц Фердинанд усмехнулся: они, похоже, держат его за дурачка. Кажется, вся Австро-Венгрия уже озабочена тем, чтобы поскорее сыскать эрцгерцогу подходящую партию. Вот наконец и старик дядя подключился: отправляет с инспекцией на балы. Лучше бы уж послал инспектировать охотничьи угодья. Польза для империи та же, то есть никакой, зато хоть удовольствие.

...София Хотек всегда мечтала попасть на такой бал. Хотя и знала, что ей туда дорога заказана, девушкой она была вовсе не глупой. Нет, конечно, на балах она бывала, и не раз. Но то балы в обветшалых богемских усадьбах родительских соседей, где розовощекие провинциальные кавалеры только и говорят об урожае хмеля да защите стада от волков, а старушки-родственницы в чепцах с лентами каждый раз округляют глаза, когда она, едва дождавшись окончания танца, оставляла такого кавалера и уходила к подругам.

А тут — весь цвет империи. Море света, пирамиды фужеров с шампанским и оркестр из самой Вены!
...И вот чего ради все это, спрашивается? С утра — солдаты, тянущие носки на плацу так, что того гляди сапоги треснут. Теперь — этот бал. Сотни, да какое там — тысячи людей, которые могли бы заниматься своими делами. Резаться в карты в казарме, нянчить детей, возиться в саду, почитать, в конце концов, что-нибудь путное. Так нет же, все они по дядюшкиной милости вращаются вокруг него, Франца Фердинанда, как планеты вокруг Солнца, только бы он сподобился обрести наконец любовь.

Эрцгерцог рассеянно кивнул очередному знакомому и опустил бокал на поднос услужливо застывшего рядом лакея.
Обрести любовь — хорошенькое дело… С любовью ему не везло с рождения. Он появился на свет в семье Карла Людвига, родного брата австро-венгерского императора Франца Иосифа и Марии Аннунциаты, принцессы Сицилийской. То есть не с серебряной даже, а с золотой ложечкой во рту. Но отец, хоть и радовался рождению первенца, вниманием сына не баловал. Мать же страдала туберкулезом и чаще всего была слишком слаба. Фарфорово-бледное лицо, хрупкая фигурка, утопающая в ворохе подушек, да легкое, почти бесплотное прикосновение материнской руки к его щеке — почти все, что осталось в памяти Франца Фердинанда.

Ему не исполнилось и восьми, когда Марии Аннунциаты не стало.
Воспитание в императорских семьях и само по себе не предполагает особых нежностей, ставя во главу угла требования дворцового этикета. А со смертью матери Франц Фердинанд и вовсе лишился того, в чем больше всего нуждался: искреннего внимания и участия. И без того не очень разговорчивый, неспособный к иностранным языкам, да и на родном-то выражавший свои мысли и чувства с натугой, он замкнулся окончательно. Чем сильнее понуждали его проникнуться важностью своего положения — шутка ли, племянник самого императора! — и чем настойчивее посвящали в таинства протоколов и церемоний, тем с большей ненавистью он к ним относился. При первой возможности Франц Фердинанд сбегал из покоев во дворцовый парк.

И самыми близкими ему людьми были не отец, не легион воспитателей, педагогов и гувернеров, не являвшиеся с пышными визитами венценосные родственники, а отцовские садовник и егерь. Наверное, потому что оба просто и честно любили свое ремесло, а не следовали требованиям протоколов и церемоний.

С тех пор и до конца дней любимыми занятиями Франца Фердинанда оставались охота и выращивание роз. Розы в парке его замка в Конопиште, поражавшие красотой, обилием и разнообразием, были предметом зависти всей европейской знати. А эрцгерцог с педантичностью, присущей ему во всем, неустанно обновлял каталог своего розария, занося туда наилучшие характеристики почвы для каждого из кустов, способы подкормки и режим полива. Доступ к сей священной книге имели лишь его садовники.
Журнал охоты у Франца Фердинанда тоже имелся.

ФФ и Вильгельм в Вене

И многие отказывались верить в его записи. Шутка ли, только в одну из охот Франц Фердинанд со спутниками застрелили 2140 фазанов и куропаток!
Он только усмехался в ответ на недоверчивые расспросы. Уж в чем в чем, а в обмане себя самого эрцгерцог ни разу замечен не был. И приукрашивать охотничьи подвиги было просто ниже его достоинства. К тому же стрел ком он был и правда превосходным. В 1892-м, накануне тридцатилетия, эрцгерцог предпринял кругосветное путешествие, во время которого провел несколько дней во дворце индийского махараджи. Тот радушно развлекал высокого гостя самыми диковинными забавами. Однажды за ужином махараджа вызвал своего придворного, отрекомендовав его как лучшего в мире стрелка.

Хозяин принялся подбрасывать в воздух серебряные монеты, а придворный стрелял в них навскидку. И чаще всего попадал. Через несколько минут Франц Фердинанд потребовал принести его ружье и заявил, что вызывает стрелка на поединок. Махараджа снисходительно улыбнулся, но вскоре улыбка сошла с его лица… Франц Фердинанд поймал изумленный взгляд собеседника. Кажется, он и сам разулыбался невпопад, вспомнив, как выиграл ту давнюю дуэль.