Если вашему ребенку поставили диагноз СДВГ — вам осталось тревожиться и паниковать не так долго. К 24 годам эти дети становятся вполне обычными. Взрослые не прыгают на кровати и с радостным гиканьем не спускаются в тазу по лестнице. Ирина Лукьянова, автор книги «Экстремальное материнство», утешает читателей «Правмира» в рамках проекта “Я это пережил”. В этом видео — все о детях с гиперактивным синдромом.
Это могут быть очень добрые, положительные, любящие дети, которые искренне хотят вести себя так, как надо, но это им совершенно не удается. Они бесконечно ерзают на стуле, что-то вертят в руках, хлопают столом во время уроков. И ты думаешь: «Как я устала, как мне плохо, как я ужасно себя чувствую». Но это пройдет.
«Все точно знают, что вам делать»
В нашем случае не возникало никакой агрессии и трудностей с социализацией. Но у моего ребенка были серьезные проблемы с учебой.
И вот родительское собрание. Это ты в другой жизни профессионал, уважаемый человек, руководитель отдела. Но сюда приходишь — и ты мама троечника. И на тебя смотрят и говорят, что ты совершенно не занимаешься своим ребенком.
Никто не знает, сколько на самом деле я занимаюсь своим ребенком. Но всем очевидно, что он растет как придорожная трава, что я увлечена только своей карьерой, а на него ноль внимания и фунт презрения.
Каждый точно знает, что мне ребенка надо больше любить, или наоборот, больше пороть, и строже спрашивать, и больше учить наизусть, и хотя бы изредка читать вслух. А читали вслух мы до 14 лет. Вот эти ситуации, конечно, приводили меня в глубокое отчаяние.
Вообще люди очень любят простые решения. Одной знакомой ее мама сказала, что «нет у твоего ребенка никакой гиперактивности и СДВГ, она просто невнимательная и шило в попе». То есть сказала тоже самое, только другими словами.
У нас вообще есть особенность — объяснять любые сложные проблемы простыми моральными дефектами.
Надо сказать, что в начале изучения СДВГ одним из первых названий этого диагноза был дефект морального контроля. То есть считалось, что дети ведут себя плохо, потому что они плохие. Или взрослые уделяют им недостаточно внимания.
Я довольно часто слышала от взрослых, что дефицит внимания — это когда взрослые недостаточно внимания уделяют детям. То есть практически все объясняется либо моральными проблемами со стороны взрослых — недостаточно стараются, либо моральными проблемами со стороны детей — они плохие, избалованные и так далее. Все оценивается в этических категориях, но проблемы лежат не в области этики.
Это могут быть очень добрые, положительные, любящие дети, которые искренне хотят вести себя так как надо, но это им совершенно не удается.
Что такое СДВГ и как его распознать
Синдром дефицита внимания и гиперактивности — это все-таки не болезнь, а расстройство. Диагноз в международной классификации болезней — гиперкинетическое расстройство с дефицитом внимания. Если посмотрим в принятую у психиатров классификацию, там тоже расстройство. Нельзя говорить о болезни в классическом понимании. Это состояние здоровья, которое влияет на поведение.
Есть исследования, посвященные теме СДВГ и энцефалограммы, такие были у профессора Шевченко, много этим занимался институт возрастной физиологии. Но говорить, что вся наука признает такую связь, было бы немного неправильно. Тогда у нас был бы четкий диагностический инструмент. Но его сейчас нет.
Это тоже вносит свою долю сомнений в то, действительно ли существует такой диагноз. Потому что есть люди, которые утверждают, то это фейк, заговор психиатров с фармакологами.
Самое главное — не ставить диагноз самостоятельно. И хорошо бы, чтобы это сделал профессионал. А не невролог в районной поликлинике, который принимает вас 10 минут, из них шесть пишет карточку, четыре минуты слушает маму, потом говорит: «Ну все, СДВГ, попейте ноотропы и идите».
Когда я слышу, что «нашему ребеночку полтора года, и ему поставили СДВГ», это немножко смешно.
Конечно, некоторая избыточная резвость этих детей бывает заметна еще внутриутробно, но ставить диагноз действительно можно только тогда, когда речь идет именно о дефиците внимания. Это ведущий симптом, так проявляется самая серьезная проблема у ребенка: проблема недостаточной способности управлять собой, своим вниманием, поведением.
А говорить о внимании можно только тогда, когда оно хоть как-то сформировано. И если речь идет о детях раннего возраста, то у них оно непроизвольное, они обращают внимание на какие-то громкие звуки, яркие игрушки, на значимых для них взрослых. Сознательно концентрировать свое внимание они научаются годам к четырем.
И вот когда уже есть возможность сопоставлять это с возрастной нормой, когда в норме внимание уже должно быть хоть как-то сформировано, а оно остается совершенно рассеянным, как у младенца, тогда можно говорить, что у ребенка есть какие-то проблемы нашего спектра. Причем существует форма с преимущественным дефицитом внимания без СДВГ, которая остается незамеченной.
Шумный гиперактивный импульсивный ребенок часто обращает на себя много внимания, создает массу проблем. А невнимательный ребенок таких проблем не создает, он просто тихий и незаметный. В школе это тихий троечник, который плохо учится. Мало кто понимает, как ему помочь, но очень часто проблема бывает именно в этом.
Часто наблюдаю детские коллективы, которые слушают взрослых — выступления писателей, библиотекарей. Часто вижу детей в театре. Действительно, рано или поздно дети начинают менять позы, болтать ногами, но среди них всегда есть те, кто делает это самыми первыми. И их поведение не зависит от того, насколько скучен или интересен материал, а исключительно от чувства вот этого беспокойства, которое заставляет человека захотеть вскочить и заболтать ногами.
Вообще выделяют три типа расстройства:
- Преимущественно гиперактивно-импульсивный, менее выражен дефицит внимания.
- Преимущественно невнимательный, без гиперактивности и импульсивности.
- Смешанный, когда есть и то, и другое, и третье, и все это сильно выражено.
Как ни странно, вот эти шумные дети с гиперактивностью и импульсивностью, те, которые создают максимум проблем взрослым — для них прогноз более благоприятный, чем для тихих троечников.
Чем серьезнее выражен дефицит внимания, тем глубже проблема и тем труднее с ней справиться.
Важно не оценивать, а помогать
У меня ребенок преимущественно невнимательный. Гиперактивность была серьезной проблемой лет до 8 или 9, потом от нее остались какие-то мелкие движения, ерзание на стуле, верчение в руках чего-то, хлопанье столом, когда делаются уроки. В возрасте 15 лет уже никто не лазит по шкафам и не прыгает на кровать с воплями. Эта проблема действительно уходит, остаются трудности другого свойства.
Что мне помогло? Наверное, мое совершенно осознанное нежелание включаться в образовательную гонку и гнаться за чужими результатами — чтобы пятерки любой ценой и все идеально. Мне было очень тяжело от этого отказаться, потому что я хроническая отличница, очень старательная, в вопросах учебы перфекционист и понять, что мой ребенок устроен иначе, мне было довольно сложно.
Ребенку тоже, конечно, бывает сложно, потому что рано или поздно он сравнивает себя с другими в классе. Все решили задачу, а я нет. Все сделали, а я нет. Все успели, я не успел. Человек начинает задаваться вопросами, а все ли со мной в порядке, а почему все могут, а я не могу. И тут надо с ним очень серьезно разговаривать, очень много ему помогать.
Я даже знаю случай, когда ребенку помогал наклеенный на пенал или учебник кружок ярко-красного цвета. Он означал: если ты смотришь на меня, значит, ты отвлекся, вернись обратно к делу.
Однажды по общей договоренности в класс поставили стоячую парту, контроку. Часть времени ребенок мог сидеть, а часть — стоять за конторкой, то есть менять положение тела во время урока. Ребенку можно давать маленькие предметы, чтобы он мог их в руках мять и тискать, сбрасывать вот это двигательное напряжение.
И здесь самое главное, что от родителя зависит: не становиться в позу ментора, критика и контролера. А быть ребенку сотрудником, секретарем, товарищем. Скорее помощником, чем оценщиком. Чем меньше мы оцениваем, тем лучше себя чувствуем — и мы, и ребенок.
Школа не должна отмахиваться: «Решайте проблемы дома»
Учителям хорошо бы понимать, что у нас есть закон об образовании, согласно которому в школе место любому ребенку, абсолютно любому.
Вообще у учителей есть какая-то удивительная иллюзия, что воспитывать должны дома родители, а здесь, в классе, «мы должны только давать предмет». Это заблуждение.
Дома нет коллектива. Даже если это многодетная семья, то дети разновозрастные. В школе мы имеем дело с искусственно сформированным коллективом из одинаковых или близких по возрасту детей.
И родители не могут решить дома задачи, которые здесь и сейчас должен решать на уроке педагог.
Родители не могут задавать правила поведения на уроке, которые устанавливает сам педагог. Здесь очень много, что может сделать учитель и школа, но при этом не знает как или не хочет этого делать.
Очень часто родители занимают такую позицию: «А у нас все в порядке. У нас дома он ни с кем не дерется, никому не грубит, с ним все хорошо». Но в школе ребенок ведет себя совсем не так, как дома.
Бывает, что у родителей тихих отличниц без всяких проблем с поведением случаются изумительные открытия, когда они вдруг случайно узнают, как их чудесная девочка общается с одноклассниками. В школе ребенок в другой ситуации, он ведет себя иначе, и когда родители полностью уходят от признания того, что проблема существует, когда ребенку не ставят никаких границ, то проблема усугубляется.
С другой стороны, когда ребенка перекидывают родителям и говорят: «Объясните ему, как надо себя вести», — это тоже не работает. Потому что реакция должна быть моментальной, но она не должна быть грубой и агрессивной. Просто ребенок должен четко понимать, где находятся границы, уметь их вовремя распознавать и не нарушать.
Школа отвечает за то, чтобы дети, которые находятся на ее территории, были в физической и психической безопасности. За то, чтобы их не травили, не били и они не получали травм на переменах.
Зачем устанавливать границы в поведении
Когда говорят, что границы надо устанавливать жестко, обычно это значит, что они должны быть и что ребенок должен уметь их соблюдать. Но это представление распадается на две части: само наличие границ как таковых и чтобы ребенок хорошо понимал, где они находятся.
Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого человека, другие люди не обязаны терпеть, когда ты переходишь их личные границы. В порядке вещей эти границы устанавливать.
Другой вопрос: та степень резкости и грубости, с которой эти границы устанавливаются. Должны ли мы каждый раз, когда ребенок нарушает границу, бить его ложкой по голове? Должны ли мы каждый раз давать ему ремня или возможны другие меры? Разумеется, ответ: другие меры возможны.
И более того, даже необходимы, потому что от постоянной резкости, жесткости и бесконечных наказаний лучше не делается.
Если нельзя, то нельзя. И ребенок хорошо понимает, что такое нельзя. И что даже если очень хочется, то все равно нельзя. Но если он переходит границы, мы не обязаны его слишком строго наказывать за это.
«Он делает все мне назло»
Во-первых, надо понимать своего ребенка. Осознавать, что он делает и почему. И что его поведение обусловлено не желанием досадить матери.
Некоторые говорят: «У меня такое ощущение, он все делает мне назло». Но это не этическая проблема с ребенком. Дело не в том, что он не знает каких-то законов, или знает, но сознательно старается их нарушать. Проблема в том, что он не в состоянии их соблюдать даже когда ему очень-очень этого хочется.
Второе — это отслеживать свое собственное психологическое состояние. Когда человек измотан, когда он на грани нервного срыва, когда он морально и физически истощен, то ему даже в самых нежных словах чудится подвох, в самом невинном поведении — скрытая угроза. И кажется: все, что делают окружающие — это специально для того, чтобы ему досадить.
В таких случаях надо идти к специалисту и заниматься собственной реабилитацией. К сожалению, наши родители про эту часть полностью забывают.
Как сохранить ресурс и успокоиться
Для того, чтобы грамотно реагировать на поступки ребенка, у нас должен быть ресурс.
Ребенок совершает поступок, который вызывает у вас негативную реакцию, а сил уже нет? Хорошо бы на это отреагировать не немедленным воплем, а спокойными домашними договоренностями: «Матери сейчас плохо, не приставай с вопросами, принеси чашку чая». Иногда это работает, когда взаимодействие уже налажено, и в семье есть навык понимания друг друга, учета состояния друг друга. Это не всегда получается сразу, приходится тренировать.
Кому-то помогает перевести ситуацию из трагической в смешную. Вместе посмеялись, эмоции сбросили, приступ прошел. Мне в одном случае помогла драка на подушках. Вот когда все настолько перегрелись и сил нет, хочется как-то спустить это все.
Кому-то помогает орать во весь голос, но не орать «ах ты, такой-сякой», а — «как я устала, как мне плохо, как я ужасно себя чувствую, какая я бедная». Можно очень громко орать, но зато никого не ранить, не оскорбить, не задеть ничьи чувства. При этом замечательно проораться. Во весь голос петь песни, в какой-то момент можно просто физически убежать из этой ситуации.
Препараты помогают?
Согласно принципам доказательной медицины, есть препараты, которые прописывают детям. Доказано, что они имеют положительный эффект в 60–70% случаев.
С одной стороны, есть большое количество детей, которым препарат помогает, с другой — 30–40% не реагируют на него или реагируют плохо. Ни на каком ребенке не написано, на какой препарат он откликнется хорошо.
Не все препараты доступны в нашей стране. Некоторые запрещены. Некоторые не запрещены, но не завозятся. Некоторые завозятся, но стоят очень дорого. Рядовая семья не может себе их позволить.
Это серьезные сложные вопросы, которые надо разбирать с врачом, которому вы доверяете.
Что будет, когда дети вырастут
Мой личный опыт говорит, что гиперактивность сходит на нет годам к 9–12, наверное. К 15 становится легче договариваться.
Здесь еще действует такое замечательное «правило 30%», которое сформулировал Рассел Баркли, мировой специалист по СДВГ. У детей с гиперактивностью и дефицитом внимания, как правило, воля, внимательность, организованность, способность предвидеть, контролировать себя выражена в соответствии с возрастом, который ниже на 30% их календарного возраста.
Допустим, если мы говорим про 15-летнего подростка, то он ведет себя как совершеннейший десятилетка. Как говорит Баркли, к 24 годам эти дети примерно достигают уровня обычных 16-18-летних людей. Дозревают, но несколько отсрочено.
Считается, что примерно 40% таких детей сохраняет симптомы СДВГ и во взрослом возрасте. Импульсивность в разных вещах выражается. И в том, что человек быстрее принимает решения. Ему не свойственна эта гамлетовская рефлексия: быть или не быть, покупать или нет красный ежедневник, а если покупать, то почему красный, а не синий. А может, в клеточку или в полосочку.
Когда мне было лет 15, я однажды полтора часа провела в канцелярском магазине, не в силах выбрать себе записную книжку. Импульсивный человек в конце концов берет первую попавшуюся и идет. Может быть, самую яркую или полосатую, не знаю. Он не будет стоять и долго выбирать, взвешивать.
Ему не свойственны муки выбора. И это бывает очень хорошо, потому что, скажем, в большом бизнесе человек не может позволить себе таких мучительных сомнений по каждому дурацкому поводу.
Рассел Баркли в одной из своих лекций приводил пример, который я очень люблю. Он говорит: «Взрослые с СДВГ уже не спускаются по лестнице в тазу, как с горки. Но если на заседании ваш начальник говорит вам, что все идиоты и работали из рук вон плохо, поэтому никакой прибавки в зарплате никому не будет, и спрашивает аудиторию: сколько из вас подумали “сам дурак”? Почти все поднимают руки. А кто из вас сказал это вслух? Вот кто сказал это вслух, тот предположительно наш человек».
Читайте также: «Дело совсем не в прививках»: педиатр о неврологических болезнях
Смотрите наши видео