Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Конкурс рассказов. Голосование
Доброго дня, писатели и читатели. День голосования за новые конкурсные рассказы пришел. Сегодня (и до воскресенья) мы голосуем за рассказы на тему «Отцы и дети» с обязательной фразой «Мама лучше знает». Вас ждут 5 (пять!!!!) конкурсных рассказов и 1 внеконкурсный.
** Просматривайте периодически тему, вдруг добавлю новые рассказы (место для забывашек традиционно оставлю)
Правила не меняются:
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; оставленный под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Не тролльте и не оскорбляйте участников, такие комментаторы получают порицание и минус к карме
7. Голосование продлится до вечера воскресенья (позднего) 31 октября. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 1 ноября.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан, но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я найду и добавлю
** Просматривайте периодически тему, вдруг добавлю новые рассказы (место для забывашек традиционно оставлю)
Правила не меняются:
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; оставленный под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Не тролльте и не оскорбляйте участников, такие комментаторы получают порицание и минус к карме
7. Голосование продлится до вечера воскресенья (позднего) 31 октября. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 1 ноября.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан, но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я найду и добавлю
Тема закрытаТема скрыта
- Пап, а что такое Родина?
Сергей поперхнулся ужином и посмотрел в круглые пытливые глаза сына, которого они с Ольгой звали по-домашнему Пухом.
- Это не быстрый разговор, Пух, - предупредил Сергей. Мальчишка как будто того и ждал, быстренько перебрался поближе, притулился к теплому отцовскому боку и повозился, устраиваясь поудобнее. Сергей с тоской посмотрел на остатки еды. Хотелось воскликнуть вслед за небезызвестной домомучительницей: «Какая это мука - воспитывать детей».
- Ты сам-то как думаешь?
- Ну, Родина – это как мама, такая красивая-красивая, поэтому ее нужно ото всех защищать, чтобы ее никто не обидел, - ответил Пух.
- Примерно так, сын, только мама у нас – человек, а Родина – это такое место, где тебе всегда хорошо, потому что ты там свой, родной. И это место растет вместе с тобой. Вот когда ты был совсем маленький, Родиной была твоя постелька. Сейчас ты подрос, и Родина у тебя – уже твоя комната…
- С игрушками? - перебил Пух.
- С игрушками. Потом подрастешь еще, и Родиной станет двор. А когда совсем вырастешь, то поймешь, что Родина – это твоя страна. Я же рассказывал тебе, что служил на границе? Я видел, где кончается наша страна, и начинается чужая.
- И ты защищал Родину, да, пап? Я тоже буду как ты пограничником, когда вырасту, - Пух скорчил страшную рожицу и замолотил по воздуху, сражаясь с невидимыми врагами. Враги определенно терпели всяческий ущерб и страдания.
Сергей с сомнением посмотрел на тощенькое тельце малыша, но решил не переубеждать. Никто, в конце концов, не знает, что будет в будущем.
- Уверен, ты будешь самым храбрым пограничником, сынок, и спасешь всю страну целиком. И нас с мамой заодно. Все мужчины нашего рода были могучими бойцами, - Сергей скроил ответную воинственную гримасу.
Навоевавшийся Пух снова пригрелся у бока. Вечер сложных вопросов продолжался.
- А что такое верность, пап? – Пух не подвел с вопросом.
- Верность, - вздохнул Серый, - я тебе так скажу. У меня есть наша мама, и она прекраснейшая женщина в этом мире, я никогда не променяю ее ни на кого другого. Вот это, я считаю, и есть верность.
- Я тоже тогда верный маме, - запищал Пух.
- Конечно-конечно, но попозже, сын, тебе встретиться другой человек, самый-пресамый лучший для тебя. Тогда он станет твоим единственным, и ты отдашь ему свою верность. Насчет мамы не переживай, ведь у нее уже есть моя.
Пух недоверчиво пофыркал, воображая себе встречу с кем-то, подумать только, лучше мамы, но решил не спорить с отцом. Помолчали. За окном темнело, по очереди открывались желтые глаза фонарей. Стоял октябрь, холодный дождь оплакивал последние яркие листья кленов. Скоро наступит серое время, когда свинцовое утро сменяется мышино-серым днем, переходящим в безнадежно антрацитовые сумерки. Краски умирали до весны. Дома размеренно тикали часы, молчалось так правильно и уютно.
- Пап, - нарушил молчание Пух, - откуда берутся дети?
Сергей окаменел. Черт побери, они ведь с Ольгой недавно задремали под включенный телевизор. Сергей попытался вспомнить, что за передача шла, но не смог вспомнить даже канал. Но ведь малыш спал! Или так удачно притворялся? Вот же маленький шпион! Пух не был их кровным ребенком, что не мешало им любить его и воспитывать так, как лично он, Сергей, с удовольствием воспитал бы собственного сына. Объяснить это было безумно сложно, он с большей легкостью откусил бы себе язык. Поэтому Сергей прибег к вечному как мир отцовскому объяснению:
- Ты, Пух, про это у мамы спроси.
«Мама лучше знает, откуда она вас все время притаскивает» - про себя закончил Сергей. В замке завозились ключи, и он вскочил. Проворонил! Обычно он чувствовал приход Ольги еще за квартал от дома, а тут немыслимо, совершенно преступно заболтался!
- Пух, мама пришла! Побежали встречать!
- Серый-серенький, где ты? Пух? Пушистик? Где мои хорошие мальчики? – Ольгин самый лучший голос в мире позвал их из коридора.
Серый вылетел ей под ноги, плюхнулся на зад и бешено застучал хвостом. В груди овчарки разливалось чувство блаженства и радостного обретения. Она вернулась! Краем глаза он заметил, как по джинсам хозяйки карабкается принесенный ею с улицы серый котенок Пух, весело шипя и скаля крохотные клычки, показывая «маме», что из него вырастет грозный боец, достойный «отцовского» рода.
«В следующий раз начну учить его командам, вдруг правда будет пограничником» - подумал пес.
КОНЕЦ
- Пап, а что такое Родина?
Сергей поперхнулся ужином и посмотрел в круглые пытливые глаза сына, которого они с Ольгой звали по-домашнему Пухом.
- Это не быстрый разговор, Пух, - предупредил Сергей. Мальчишка как будто того и ждал, быстренько перебрался поближе, притулился к теплому отцовскому боку и повозился, устраиваясь поудобнее. Сергей с тоской посмотрел на остатки еды. Хотелось воскликнуть вслед за небезызвестной домомучительницей: «Какая это мука - воспитывать детей».
- Ты сам-то как думаешь?
- Ну, Родина – это как мама, такая красивая-красивая, поэтому ее нужно ото всех защищать, чтобы ее никто не обидел, - ответил Пух.
- Примерно так, сын, только мама у нас – человек, а Родина – это такое место, где тебе всегда хорошо, потому что ты там свой, родной. И это место растет вместе с тобой. Вот когда ты был совсем маленький, Родиной была твоя постелька. Сейчас ты подрос, и Родина у тебя – уже твоя комната…
- С игрушками? - перебил Пух.
- С игрушками. Потом подрастешь еще, и Родиной станет двор. А когда совсем вырастешь, то поймешь, что Родина – это твоя страна. Я же рассказывал тебе, что служил на границе? Я видел, где кончается наша страна, и начинается чужая.
- И ты защищал Родину, да, пап? Я тоже буду как ты пограничником, когда вырасту, - Пух скорчил страшную рожицу и замолотил по воздуху, сражаясь с невидимыми врагами. Враги определенно терпели всяческий ущерб и страдания.
Сергей с сомнением посмотрел на тощенькое тельце малыша, но решил не переубеждать. Никто, в конце концов, не знает, что будет в будущем.
- Уверен, ты будешь самым храбрым пограничником, сынок, и спасешь всю страну целиком. И нас с мамой заодно. Все мужчины нашего рода были могучими бойцами, - Сергей скроил ответную воинственную гримасу.
Навоевавшийся Пух снова пригрелся у бока. Вечер сложных вопросов продолжался.
- А что такое верность, пап? – Пух не подвел с вопросом.
- Верность, - вздохнул Серый, - я тебе так скажу. У меня есть наша мама, и она прекраснейшая женщина в этом мире, я никогда не променяю ее ни на кого другого. Вот это, я считаю, и есть верность.
- Я тоже тогда верный маме, - запищал Пух.
- Конечно-конечно, но попозже, сын, тебе встретиться другой человек, самый-пресамый лучший для тебя. Тогда он станет твоим единственным, и ты отдашь ему свою верность. Насчет мамы не переживай, ведь у нее уже есть моя.
Пух недоверчиво пофыркал, воображая себе встречу с кем-то, подумать только, лучше мамы, но решил не спорить с отцом. Помолчали. За окном темнело, по очереди открывались желтые глаза фонарей. Стоял октябрь, холодный дождь оплакивал последние яркие листья кленов. Скоро наступит серое время, когда свинцовое утро сменяется мышино-серым днем, переходящим в безнадежно антрацитовые сумерки. Краски умирали до весны. Дома размеренно тикали часы, молчалось так правильно и уютно.
- Пап, - нарушил молчание Пух, - откуда берутся дети?
Сергей окаменел. Черт побери, они ведь с Ольгой недавно задремали под включенный телевизор. Сергей попытался вспомнить, что за передача шла, но не смог вспомнить даже канал. Но ведь малыш спал! Или так удачно притворялся? Вот же маленький шпион! Пух не был их кровным ребенком, что не мешало им любить его и воспитывать так, как лично он, Сергей, с удовольствием воспитал бы собственного сына. Объяснить это было безумно сложно, он с большей легкостью откусил бы себе язык. Поэтому Сергей прибег к вечному как мир отцовскому объяснению:
- Ты, Пух, про это у мамы спроси.
«Мама лучше знает, откуда она вас все время притаскивает» - про себя закончил Сергей. В замке завозились ключи, и он вскочил. Проворонил! Обычно он чувствовал приход Ольги еще за квартал от дома, а тут немыслимо, совершенно преступно заболтался!
- Пух, мама пришла! Побежали встречать!
- Серый-серенький, где ты? Пух? Пушистик? Где мои хорошие мальчики? – Ольгин самый лучший голос в мире позвал их из коридора.
Серый вылетел ей под ноги, плюхнулся на зад и бешено застучал хвостом. В груди овчарки разливалось чувство блаженства и радостного обретения. Она вернулась! Краем глаза он заметил, как по джинсам хозяйки карабкается принесенный ею с улицы серый котенок Пух, весело шипя и скаля крохотные клычки, показывая «маме», что из него вырастет грозный боец, достойный «отцовского» рода.
«В следующий раз начну учить его командам, вдруг правда будет пограничником» - подумал пес.
КОНЕЦ
- Пап, а что такое Родина?
Сергей поперхнулся ужином и посмотрел в круглые пытливые глаза сына, которого они с Ольгой звали по-домашнему Пухом.
- Это не быстрый разговор, Пух, - предупредил Сергей. Мальчишка как будто того и ждал, быстренько перебрался поближе, притулился к теплому отцовскому боку и повозился, устраиваясь поудобнее. Сергей с тоской посмотрел на остатки еды. Хотелось воскликнуть вслед за небезызвестной домомучительницей: «Какая это мука - воспитывать детей».
- Ты сам-то как думаешь?
- Ну, Родина – это как мама, такая красивая-красивая, поэтому ее нужно ото всех защищать, чтобы ее никто не обидел, - ответил Пух.
- Примерно так, сын, только мама у нас – человек, а Родина – это такое место, где тебе всегда хорошо, потому что ты там свой, родной. И это место растет вместе с тобой. Вот когда ты был совсем маленький, Родиной была твоя постелька. Сейчас ты подрос, и Родина у тебя – уже твоя комната…
- С игрушками? - перебил Пух.
- С игрушками. Потом подрастешь еще, и Родиной станет двор. А когда совсем вырастешь, то поймешь, что Родина – это твоя страна. Я же рассказывал тебе, что служил на границе? Я видел, где кончается наша страна, и начинается чужая.
- И ты защищал Родину, да, пап? Я тоже буду как ты пограничником, когда вырасту, - Пух скорчил страшную рожицу и замолотил по воздуху, сражаясь с невидимыми врагами. Враги определенно терпели всяческий ущерб и страдания.
Сергей с сомнением посмотрел на тощенькое тельце малыша, но решил не переубеждать. Никто, в конце концов, не знает, что будет в будущем.
- Уверен, ты будешь самым храбрым пограничником, сынок, и спасешь всю страну целиком. И нас с мамой заодно. Все мужчины нашего рода были могучими бойцами, - Сергей скроил ответную воинственную гримасу.
Навоевавшийся Пух снова пригрелся у бока. Вечер сложных вопросов продолжался.
- А что такое верность, пап? – Пух не подвел с вопросом.
- Верность, - вздохнул Серый, - я тебе так скажу. У меня есть наша мама, и она прекраснейшая женщина в этом мире, я никогда не променяю ее ни на кого другого. Вот это, я считаю, и есть верность.
- Я тоже тогда верный маме, - запищал Пух.
- Конечно-конечно, но попозже, сын, тебе встретиться другой человек, самый-пресамый лучший для тебя. Тогда он станет твоим единственным, и ты отдашь ему свою верность. Насчет мамы не переживай, ведь у нее уже есть моя.
Пух недоверчиво пофыркал, воображая себе встречу с кем-то, подумать только, лучше мамы, но решил не спорить с отцом. Помолчали. За окном темнело, по очереди открывались желтые глаза фонарей. Стоял октябрь, холодный дождь оплакивал последние яркие листья кленов. Скоро наступит серое время, когда свинцовое утро сменяется мышино-серым днем, переходящим в безнадежно антрацитовые сумерки. Краски умирали до весны. Дома размеренно тикали часы, молчалось так правильно и уютно.
- Пап, - нарушил молчание Пух, - откуда берутся дети?
Сергей окаменел. Черт побери, они ведь с Ольгой недавно задремали под включенный телевизор. Сергей попытался вспомнить, что за передача шла, но не смог вспомнить даже канал. Но ведь малыш спал! Или так удачно притворялся? Вот же маленький шпион! Пух не был их кровным ребенком, что не мешало им любить его и воспитывать так, как лично он, Сергей, с удовольствием воспитал бы собственного сына. Объяснить это было безумно сложно, он с большей легкостью откусил бы себе язык. Поэтому Сергей прибег к вечному как мир отцовскому объяснению:
- Ты, Пух, про это у мамы спроси.
«Мама лучше знает, откуда она вас все время притаскивает» - про себя закончил Сергей. В замке завозились ключи, и он вскочил. Проворонил! Обычно он чувствовал приход Ольги еще за квартал от дома, а тут немыслимо, совершенно преступно заболтался!
- Пух, мама пришла! Побежали встречать!
- Серый-серенький, где ты? Пух? Пушистик? Где мои хорошие мальчики? – Ольгин самый лучший голос в мире позвал их из коридора.
Серый вылетел ей под ноги, плюхнулся на зад и бешено застучал хвостом. В груди овчарки разливалось чувство блаженства и радостного обретения. Она вернулась! Краем глаза он заметил, как по джинсам хозяйки карабкается принесенный ею с улицы серый котенок Пух, весело шипя и скаля крохотные клычки, показывая «маме», что из него вырастет грозный боец, достойный «отцовского» рода.
«В следующий раз начну учить его командам, вдруг правда будет пограничником» - подумал пес.
КОНЕЦ
Даня уходил из дома. Другого выхода у него не было. Все было плохо, плохо, никакого просвета. За полугодие вышло две тройки – по математике и английскому – и мать вчера орала так, будто это конец света. И телефон отобрала, сказала, вот две недели каникул – будешь заниматься и прямо с начала следующей четверти вперед, исправлять. Чего орать-то было? До конца школы еще восемь лет, десять раз исправлю. А три дня назад она вывалила на пол всего его вещи, комком запиханные в шкаф, и потребовала разобрать и сложить. Ну вот они теперь, сложенные. Пусть радуется.
Он сложил в рюкзак нижнее белье, два теплых свитера, джинсы, и даже футболки с шортами – скоро лето, меньше чем через полгода. В потайной кармашек положил деньги – почти семьсот рублей. Сварил несколько яиц и сосиску. Написал записку: «Мама. Я ухожу и не вернусь. Твой сын Данил». Подумал и пририсовал сердечко – писать «я тебя люблю» не захотел, потому что был очень сердит на мать, а сердечко пририсовал. И ушел.
К друзьям идти было нельзя, ежу понятно, что беглецов ищут прежде всего по друзьям. К бабушке тоже – какой же это побег, к бабушке. Вспомнил, что в центре города есть заброшка – бывшая гостиница «Заря» - где собираются беспризорники, курят, нюхают, промышляют воровством и попрошайничеством. Пойду к ним, подумал он. Все равно ничего приличного мне не светит, с двумя тройками-то.
Автобусом он доехал до центра. Даже удивительно было, что этот знаменитый притон находится в таком месте – на развязке центральных широких улиц, среди красивых зданий, и современно-стеклянных, и «того времени», как говорила мама, со скульптурами и барельефами. Пройти по тропинке с растущими по краям голубыми елями, мимо большого торгового центра, немного в сторону от проспекта, и вот она - гостиница, с осыпавшейся штукатуркой, выбитыми окнами, проржавевшей вывеской под самой крышей. Оттуда в прошлом году сиганули, взявшись за руки и обмотав сцепленные ладони скотчем, мальчик и девочка. Даня остановился, не решаясь подойти вплотную. Сейчас и здание, и его обитатели стали его пугать.
Его обогнал высокий худой парень лет пятнадцати, с бледным прыщавым лицом. Обернулся, всмотрелся в тепло одетого пацана с набитым рюкзаком, заговорил:
- Че стоишь?
- Ничего, - пролепетал Даня. Парень помолчал, подумал и бросил:
- Ну и вали себе, - и двинул дальше.
Даня радостно, как будто получив разрешение, повернул и бросился обратно к проспекту. Что делать дальше – он не придумал. Пошатался по улицам, замерз, зашел в торговый центр, побродил там, погрелся. Снова вышел на улицу.
И тут его осенило. К папе! Как же он раньше-то не додумался!
В папиной новой квартире он был один раз, два месяца назад, и то папа его забрал на машине. Но адрес и примерную дорогу он помнил. На остановке спросил у какого-то мужчины (он рассудил, что лучше у мужчины, потому что женщина может захлопотать-забеспокоиться, как это ребенок неизвестно куда сам едет), каким автобусом проехать до Ботанической улицы, сел и поехал, внимательно глядя в окно, высматривая знакомые места.
Все равно недоглядел, вышел остановкой раньше. Пошел дальше пешком, один перекресток вдоль и поперек по всем направлениям исходил. Замерз, промочил ноги, потому что из автобуса спрыгнул прямо в полную ледяного крошева лужу. Проблуждал полчаса, но нашел-таки дом по номеру.
Когда Даня добрался наконец до папиного дома, уже смеркалось и порядочно похолодало. Он радостно позвонил в домофон, но оттуда отозвался женский голос, и он растерялся, не ответил. Сел на лавочку у подъезда, стал думать. На его удачу, вскоре к подъезду подошла безобидная с виду женщина, и он решился войти с ней.
И через две минуты он уже звонил в папину квартиру. Папа открыл, шумно выдохнул, стянул с него куртку, повел в кухню, поставил чайник, принес теплые носки – яркие и, кажется, женские, но это было уже неважно, главное, сухие. И тогда наконец Даня обнял его, и стал рассказывать все-все свои горести – и про тройки, и по вещи из шкафа, и про телефон, всхлипывая от обиды, усталости и облегчения. Папа слушал, кивал и набирал сообщение: «Даня у меня. Приезжай».
В дверях кухни показалась женщина:
- Саш, эту твою куртку класть? Ой… это мальчик звонил же, пока ты был в душе… я не сообразила, что это может быть твой сын, прости…
Папа мотнул головой и она скрылась где-то в комнате. Потом они пили горячий чай с печеньем, и мальчик отогревался и успокаивался – ну теперь все будет хорошо. Он останется здесь, все необходимое у него с собой, а остальное папа потом съездит заберет. И тройки он исправит уже в новой школе.
А потом раздался звонок в дверь, и на пороге появилась мать. Бледная, растрепанная, с темными кругами под глазами. Прислонившись к косяку, без предисловий простонала:
- Ты что ж это творишь-то, господи? Я же чуть с ума не сошла, Даня. В полицию заявила, всю школу на уши поставили, друзей твоих, больницы, и… господи, ну разве ж так можно?
- Зачем ты ее позвал? – закричал Даня. – ты видишь, она опять орет! Я не хочу туда, я хочу с тобой жить! Ну хоть немножко, хоть на каникулы, ну пожалуйста!
Папа вздохнул, сел перед ним на корточки, как будто с маленьким ребенком разговаривал. Даня был уже большой, и папа смотрел снизу вверх.
- Данил. Ну ты посмотри, на маме же лица нет. Ты представляешь, как она переволновалась? Ну и насчет учебы, ты, Дань, обижайся – не обижайся, но все-таки мама лучше знает, как это важно, и вообще… Давай не будем ее расстраивать. Там твои носки на батарее в кухне, иди-ка сними.
Даня, понурившись, покорно поплелся в кухню. Мать бросила взгляд на большой чемодан, стоящий в углу комнаты вблизи прихожей.
- Надеюсь, это у тебя не личная драма?
- Нет, - усмехнулся отец.
- Слушай. – мама понизила голос. – А может, правда пусть на каникулах побудет у тебя? Успокоится, сменит обстановку. Займетесь чем-нибудь.
Мужчина снова виновато вздохнул:
- Я сейчас никак не могу. Мы завтра улетаем в Египет, в отпуск. Я два года не отдыхал, Надь. Может, потом как-нибудь, на летних каникулах. Хорошо? - Мать подняла брови и понимающе покивала.
Даня вернулся из кухни, волоча за собой рюкзак, уже ни на что особо не надеясь, последний раз протянул:
- Ну пап!
- Даня, папа сейчас никак не может, - мягко сказала мама. – Поехали домой.
- Данил. Ну ты же мужчина, - добавил папа. – Ты маме нужен. Ну как она без тебя одна.
В такси они долго сидели молча. Наконец Даня сердито сказал:
- Это ты виновата. Если бы ты не помешала, он бы меня оставил.
- Дань. – мама помолчала. – Папа же прав. Ты мне нужен. Я беспокоюсь за тебя все время, я стараюсь, чтобы все было как лучше. Ну правда, как я без тебя одна?
Даня помолчал, посопел. Спросил после паузы:
- Можно я телефон буду брать все-таки ненадолго поиграть?
- Ненадолго можно, - мама улыбнулась и обняла его. Мальчик не отстранился.
КОНЕЦ
Даня уходил из дома. Другого выхода у него не было. Все было плохо, плохо, никакого просвета. За полугодие вышло две тройки – по математике и английскому – и мать вчера орала так, будто это конец света. И телефон отобрала, сказала, вот две недели каникул – будешь заниматься и прямо с начала следующей четверти вперед, исправлять. Чего орать-то было? До конца школы еще восемь лет, десять раз исправлю. А три дня назад она вывалила на пол всего его вещи, комком запиханные в шкаф, и потребовала разобрать и сложить. Ну вот они теперь, сложенные. Пусть радуется.
Он сложил в рюкзак нижнее белье, два теплых свитера, джинсы, и даже футболки с шортами – скоро лето, меньше чем через полгода. В потайной кармашек положил деньги – почти семьсот рублей. Сварил несколько яиц и сосиску. Написал записку: «Мама. Я ухожу и не вернусь. Твой сын Данил». Подумал и пририсовал сердечко – писать «я тебя люблю» не захотел, потому что был очень сердит на мать, а сердечко пририсовал. И ушел.
К друзьям идти было нельзя, ежу понятно, что беглецов ищут прежде всего по друзьям. К бабушке тоже – какой же это побег, к бабушке. Вспомнил, что в центре города есть заброшка – бывшая гостиница «Заря» - где собираются беспризорники, курят, нюхают, промышляют воровством и попрошайничеством. Пойду к ним, подумал он. Все равно ничего приличного мне не светит, с двумя тройками-то.
Автобусом он доехал до центра. Даже удивительно было, что этот знаменитый притон находится в таком месте – на развязке центральных широких улиц, среди красивых зданий, и современно-стеклянных, и «того времени», как говорила мама, со скульптурами и барельефами. Пройти по тропинке с растущими по краям голубыми елями, мимо большого торгового центра, немного в сторону от проспекта, и вот она - гостиница, с осыпавшейся штукатуркой, выбитыми окнами, проржавевшей вывеской под самой крышей. Оттуда в прошлом году сиганули, взявшись за руки и обмотав сцепленные ладони скотчем, мальчик и девочка. Даня остановился, не решаясь подойти вплотную. Сейчас и здание, и его обитатели стали его пугать.
Его обогнал высокий худой парень лет пятнадцати, с бледным прыщавым лицом. Обернулся, всмотрелся в тепло одетого пацана с набитым рюкзаком, заговорил:
- Че стоишь?
- Ничего, - пролепетал Даня. Парень помолчал, подумал и бросил:
- Ну и вали себе, - и двинул дальше.
Даня радостно, как будто получив разрешение, повернул и бросился обратно к проспекту. Что делать дальше – он не придумал. Пошатался по улицам, замерз, зашел в торговый центр, побродил там, погрелся. Снова вышел на улицу.
И тут его осенило. К папе! Как же он раньше-то не додумался!
В папиной новой квартире он был один раз, два месяца назад, и то папа его забрал на машине. Но адрес и примерную дорогу он помнил. На остановке спросил у какого-то мужчины (он рассудил, что лучше у мужчины, потому что женщина может захлопотать-забеспокоиться, как это ребенок неизвестно куда сам едет), каким автобусом проехать до Ботанической улицы, сел и поехал, внимательно глядя в окно, высматривая знакомые места.
Все равно недоглядел, вышел остановкой раньше. Пошел дальше пешком, один перекресток вдоль и поперек по всем направлениям исходил. Замерз, промочил ноги, потому что из автобуса спрыгнул прямо в полную ледяного крошева лужу. Проблуждал полчаса, но нашел-таки дом по номеру.
Когда Даня добрался наконец до папиного дома, уже смеркалось и порядочно похолодало. Он радостно позвонил в домофон, но оттуда отозвался женский голос, и он растерялся, не ответил. Сел на лавочку у подъезда, стал думать. На его удачу, вскоре к подъезду подошла безобидная с виду женщина, и он решился войти с ней.
И через две минуты он уже звонил в папину квартиру. Папа открыл, шумно выдохнул, стянул с него куртку, повел в кухню, поставил чайник, принес теплые носки – яркие и, кажется, женские, но это было уже неважно, главное, сухие. И тогда наконец Даня обнял его, и стал рассказывать все-все свои горести – и про тройки, и по вещи из шкафа, и про телефон, всхлипывая от обиды, усталости и облегчения. Папа слушал, кивал и набирал сообщение: «Даня у меня. Приезжай».
В дверях кухни показалась женщина:
- Саш, эту твою куртку класть? Ой… это мальчик звонил же, пока ты был в душе… я не сообразила, что это может быть твой сын, прости…
Папа мотнул головой и она скрылась где-то в комнате. Потом они пили горячий чай с печеньем, и мальчик отогревался и успокаивался – ну теперь все будет хорошо. Он останется здесь, все необходимое у него с собой, а остальное папа потом съездит заберет. И тройки он исправит уже в новой школе.
А потом раздался звонок в дверь, и на пороге появилась мать. Бледная, растрепанная, с темными кругами под глазами. Прислонившись к косяку, без предисловий простонала:
- Ты что ж это творишь-то, господи? Я же чуть с ума не сошла, Даня. В полицию заявила, всю школу на уши поставили, друзей твоих, больницы, и… господи, ну разве ж так можно?
- Зачем ты ее позвал? – закричал Даня. – ты видишь, она опять орет! Я не хочу туда, я хочу с тобой жить! Ну хоть немножко, хоть на каникулы, ну пожалуйста!
Папа вздохнул, сел перед ним на корточки, как будто с маленьким ребенком разговаривал. Даня был уже большой, и папа смотрел снизу вверх.
- Данил. Ну ты посмотри, на маме же лица нет. Ты представляешь, как она переволновалась? Ну и насчет учебы, ты, Дань, обижайся – не обижайся, но все-таки мама лучше знает, как это важно, и вообще… Давай не будем ее расстраивать. Там твои носки на батарее в кухне, иди-ка сними.
Даня, понурившись, покорно поплелся в кухню. Мать бросила взгляд на большой чемодан, стоящий в углу комнаты вблизи прихожей.
- Надеюсь, это у тебя не личная драма?
- Нет, - усмехнулся отец.
- Слушай. – мама понизила голос. – А может, правда пусть на каникулах побудет у тебя? Успокоится, сменит обстановку. Займетесь чем-нибудь.
Мужчина снова виновато вздохнул:
- Я сейчас никак не могу. Мы завтра улетаем в Египет, в отпуск. Я два года не отдыхал, Надь. Может, потом как-нибудь, на летних каникулах. Хорошо? - Мать подняла брови и понимающе покивала.
Даня вернулся из кухни, волоча за собой рюкзак, уже ни на что особо не надеясь, последний раз протянул:
- Ну пап!
- Даня, папа сейчас никак не может, - мягко сказала мама. – Поехали домой.
- Данил. Ну ты же мужчина, - добавил папа. – Ты маме нужен. Ну как она без тебя одна.
В такси они долго сидели молча. Наконец Даня сердито сказал:
- Это ты виновата. Если бы ты не помешала, он бы меня оставил.
- Дань. – мама помолчала. – Папа же прав. Ты мне нужен. Я беспокоюсь за тебя все время, я стараюсь, чтобы все было как лучше. Ну правда, как я без тебя одна?
Даня помолчал, посопел. Спросил после паузы:
- Можно я телефон буду брать все-таки ненадолго поиграть?
- Ненадолго можно, - мама улыбнулась и обняла его. Мальчик не отстранился.
КОНЕЦ
Так что тут обычный среднестатистический мужчина.
Так что тут обычный среднестатистический мужчина.
И фантазии у него не хватило накормить ребёнка чем-нибудь более сытным, чем эти дурацкие печенья.
И фантазии у него не хватило накормить ребёнка чем-нибудь более сытным, чем эти дурацкие печенья.
Смотрела фильм Лизаалерт про убегашек, очень страшно, там дети потом вернуться боятся, и не знают, как доехать(((, ужас для всех.
Даня уходил из дома. Другого выхода у него не было. Все было плохо, плохо, никакого просвета. За полугодие вышло две тройки – по математике и английскому – и мать вчера орала так, будто это конец света. И телефон отобрала, сказала, вот две недели каникул – будешь заниматься и прямо с начала следующей четверти вперед, исправлять. Чего орать-то было? До конца школы еще восемь лет, десять раз исправлю. А три дня назад она вывалила на пол всего его вещи, комком запиханные в шкаф, и потребовала разобрать и сложить. Ну вот они теперь, сложенные. Пусть радуется.
Он сложил в рюкзак нижнее белье, два теплых свитера, джинсы, и даже футболки с шортами – скоро лето, меньше чем через полгода. В потайной кармашек положил деньги – почти семьсот рублей. Сварил несколько яиц и сосиску. Написал записку: «Мама. Я ухожу и не вернусь. Твой сын Данил». Подумал и пририсовал сердечко – писать «я тебя люблю» не захотел, потому что был очень сердит на мать, а сердечко пририсовал. И ушел.
К друзьям идти было нельзя, ежу понятно, что беглецов ищут прежде всего по друзьям. К бабушке тоже – какой же это побег, к бабушке. Вспомнил, что в центре города есть заброшка – бывшая гостиница «Заря» - где собираются беспризорники, курят, нюхают, промышляют воровством и попрошайничеством. Пойду к ним, подумал он. Все равно ничего приличного мне не светит, с двумя тройками-то.
Автобусом он доехал до центра. Даже удивительно было, что этот знаменитый притон находится в таком месте – на развязке центральных широких улиц, среди красивых зданий, и современно-стеклянных, и «того времени», как говорила мама, со скульптурами и барельефами. Пройти по тропинке с растущими по краям голубыми елями, мимо большого торгового центра, немного в сторону от проспекта, и вот она - гостиница, с осыпавшейся штукатуркой, выбитыми окнами, проржавевшей вывеской под самой крышей. Оттуда в прошлом году сиганули, взявшись за руки и обмотав сцепленные ладони скотчем, мальчик и девочка. Даня остановился, не решаясь подойти вплотную. Сейчас и здание, и его обитатели стали его пугать.
Его обогнал высокий худой парень лет пятнадцати, с бледным прыщавым лицом. Обернулся, всмотрелся в тепло одетого пацана с набитым рюкзаком, заговорил:
- Че стоишь?
- Ничего, - пролепетал Даня. Парень помолчал, подумал и бросил:
- Ну и вали себе, - и двинул дальше.
Даня радостно, как будто получив разрешение, повернул и бросился обратно к проспекту. Что делать дальше – он не придумал. Пошатался по улицам, замерз, зашел в торговый центр, побродил там, погрелся. Снова вышел на улицу.
И тут его осенило. К папе! Как же он раньше-то не додумался!
В папиной новой квартире он был один раз, два месяца назад, и то папа его забрал на машине. Но адрес и примерную дорогу он помнил. На остановке спросил у какого-то мужчины (он рассудил, что лучше у мужчины, потому что женщина может захлопотать-забеспокоиться, как это ребенок неизвестно куда сам едет), каким автобусом проехать до Ботанической улицы, сел и поехал, внимательно глядя в окно, высматривая знакомые места.
Все равно недоглядел, вышел остановкой раньше. Пошел дальше пешком, один перекресток вдоль и поперек по всем направлениям исходил. Замерз, промочил ноги, потому что из автобуса спрыгнул прямо в полную ледяного крошева лужу. Проблуждал полчаса, но нашел-таки дом по номеру.
Когда Даня добрался наконец до папиного дома, уже смеркалось и порядочно похолодало. Он радостно позвонил в домофон, но оттуда отозвался женский голос, и он растерялся, не ответил. Сел на лавочку у подъезда, стал думать. На его удачу, вскоре к подъезду подошла безобидная с виду женщина, и он решился войти с ней.
И через две минуты он уже звонил в папину квартиру. Папа открыл, шумно выдохнул, стянул с него куртку, повел в кухню, поставил чайник, принес теплые носки – яркие и, кажется, женские, но это было уже неважно, главное, сухие. И тогда наконец Даня обнял его, и стал рассказывать все-все свои горести – и про тройки, и по вещи из шкафа, и про телефон, всхлипывая от обиды, усталости и облегчения. Папа слушал, кивал и набирал сообщение: «Даня у меня. Приезжай».
В дверях кухни показалась женщина:
- Саш, эту твою куртку класть? Ой… это мальчик звонил же, пока ты был в душе… я не сообразила, что это может быть твой сын, прости…
Папа мотнул головой и она скрылась где-то в комнате. Потом они пили горячий чай с печеньем, и мальчик отогревался и успокаивался – ну теперь все будет хорошо. Он останется здесь, все необходимое у него с собой, а остальное папа потом съездит заберет. И тройки он исправит уже в новой школе.
А потом раздался звонок в дверь, и на пороге появилась мать. Бледная, растрепанная, с темными кругами под глазами. Прислонившись к косяку, без предисловий простонала:
- Ты что ж это творишь-то, господи? Я же чуть с ума не сошла, Даня. В полицию заявила, всю школу на уши поставили, друзей твоих, больницы, и… господи, ну разве ж так можно?
- Зачем ты ее позвал? – закричал Даня. – ты видишь, она опять орет! Я не хочу туда, я хочу с тобой жить! Ну хоть немножко, хоть на каникулы, ну пожалуйста!
Папа вздохнул, сел перед ним на корточки, как будто с маленьким ребенком разговаривал. Даня был уже большой, и папа смотрел снизу вверх.
- Данил. Ну ты посмотри, на маме же лица нет. Ты представляешь, как она переволновалась? Ну и насчет учебы, ты, Дань, обижайся – не обижайся, но все-таки мама лучше знает, как это важно, и вообще… Давай не будем ее расстраивать. Там твои носки на батарее в кухне, иди-ка сними.
Даня, понурившись, покорно поплелся в кухню. Мать бросила взгляд на большой чемодан, стоящий в углу комнаты вблизи прихожей.
- Надеюсь, это у тебя не личная драма?
- Нет, - усмехнулся отец.
- Слушай. – мама понизила голос. – А может, правда пусть на каникулах побудет у тебя? Успокоится, сменит обстановку. Займетесь чем-нибудь.
Мужчина снова виновато вздохнул:
- Я сейчас никак не могу. Мы завтра улетаем в Египет, в отпуск. Я два года не отдыхал, Надь. Может, потом как-нибудь, на летних каникулах. Хорошо? - Мать подняла брови и понимающе покивала.
Даня вернулся из кухни, волоча за собой рюкзак, уже ни на что особо не надеясь, последний раз протянул:
- Ну пап!
- Даня, папа сейчас никак не может, - мягко сказала мама. – Поехали домой.
- Данил. Ну ты же мужчина, - добавил папа. – Ты маме нужен. Ну как она без тебя одна.
В такси они долго сидели молча. Наконец Даня сердито сказал:
- Это ты виновата. Если бы ты не помешала, он бы меня оставил.
- Дань. – мама помолчала. – Папа же прав. Ты мне нужен. Я беспокоюсь за тебя все время, я стараюсь, чтобы все было как лучше. Ну правда, как я без тебя одна?
Даня помолчал, посопел. Спросил после паузы:
- Можно я телефон буду брать все-таки ненадолго поиграть?
- Ненадолго можно, - мама улыбнулась и обняла его. Мальчик не отстранился.
КОНЕЦ