Шестой барон

Для того чтобы Байрон во время лечения не забывал, чему раньше научился, к нему ежедневно ходил учитель местной школы и читал с ним Вергилия и Цицерона. Во время уроков мальчик часто испытывал ужасную боль в ноге, которая, по совету шарлатана-врача, была "завинчена" в деревянную "машину". Учитель, искренно любивший своего воспитанника, замечал это и однажды сказал ему: "Мне крайне неприятно, милорд, видеть Вас до такой степени страдающим". - "Ничего не значит, г-н Роджерс, - ответил на это мальчик, - вы больше не увидите никаких признаков страдания на моем лице". И учитель, действительно, уже больше не замечал ничего. Отношения между Байроном и его наставником были самые теплые, и он впоследствии всегда вспоминал с любовью о Роджерсе, как и вообще о всех тех, которые были когда-либо добры к нему.

Зато врача Лавендера он страшно ненавидел и мстил ему за его жестокое лечение злыми шутками над его напыщенным невежеством. Так, однажды, написавши на листе бумаги несколько десятков искусственно составленных слов, не имевших никакого смысла, будущий поэт серьезнейшим образом спросил Лавендера, на каком это языке написано. Тот, не желая обнаружить своего невежества, самоуверенно ответил: "На итальянском". Байрон пришел в необыкновенный восторг от этого ответа и разразился громким, торжествующим хохотом. Ему и впоследствии всегда доставляло большое удовольствие, когда удавалось разоблачить какого-нибудь шарлатана.

Ко времени пребывания Байрона в Ноттингеме относятся его первые стихи. Сочинены они были при следующих курьезных обстоятельствах. К его матери часто захаживала одна старая дама, которая своей наружностью и разговорами внушила маленькому лорду страшную ненависть к себе. Между прочим, эта дама часто заявляла, что, по ее глубокому убеждению, душа человека после его смерти предварительно улетает на луну. После одного визита этой особы маленький Байрон в страшном гневе влетел к своей няне и выпалил следующие, довольно плохие, впрочем, стихи:

В Свон-Грине леди старая живет,--
Гнусней ее мир никого не знает! --
И веру твердую она питает,
Что прямо на луну по смерти попадет...

Байрону самому так понравился этот первый экспромт, что он в восторге повторил его перед няней несколько раз подряд.

Старуха, вяжущая чулок Ивана Хруцкого

В 1799 году госпоже Байрон была назначена королевская пенсия в 3 тысячи рублей, что было чрезвычайно кстати при тогдашних её стесненных обстоятельствах. Летом мать и сын переехали в Лондон, на Слоун- террас. Там, по совету графа Карлайля, опекуна, Кэтрин пригласила для лечения сына знаменитого в то время хирурга Бейли. Тот рекомендовал носить мальчику специальные ботинки. Также доктор поощрял маленького барона к умеренным физическим упражнениям, но не мог удержать его от желания полноценно заниматься спортом, что ему было запрещено. И однажды в знак протеста против такого запрета, мальчик закинул ботинок для больной ноги в пруд. Для того чтобы Байрон мог продолжать учение при условиях, благоприятных для процесса лечения, мать поместила его в загородной школе доктора Гликки. Медицинские услуги стоили 150 фунтов стерлингов в год, с 2 гинеями за посещение школы врачом.

Фредерик, 5-й граф Карлайл Говард

Байрону пришлось теперь начать изучение латинского языка опять с самого начала, так как метод преподавания этого языка в английских школах совершенно не походил на тот, который был в употреблении в Шотландии. "Он бодро принялся за работу, - рассказывает о нем д-р Гликки, - и, делая быстрые успехи, был весел, добродушен и любим товарищами. В знакомстве с историей и беллетристикой новый ученик далеко превосходил других мальчиков своего возраста... Он обнаруживал замечательное знакомство с исторической частью книг Св. Писания и чрезвычайно любил беседовать со мной о религиозных вопросах, в особенности после вечерней молитвы по воскресеньям...".

Андре Анри Даргелас, «Кругосветное путешествие»

Ох, если бы такой глобус был в нашей школе, на нем бы сидел мой ребенок. Мальчики всегда одинаковые.

Так как кровать Байрона стояла в библиотеке д-ра Гликки, то он проводил по несколько часов каждую ночь за чтением. За время своего пребывания в этой школе будущий поэт, по собственному признанию, прочел массу самых разнообразных книг. Зато успехи его в учебе, к великому огорчению почтенного учителя, очень скоро значительно замедлились. В этом была виновата, главным образом, его мать. Она чуть ли не каждый день приезжала из Лондона в школу и под самыми ничтожными предлогами увозила мальчика домой, причем иногда по целой неделе держала его дома, несмотря на протесты опекуна и учителя. Когда последний вежливо начинал доказывать ей, до какой степени успехам ее сына мешали его частые и продолжительные отлучки, она обыкновенно разражалась криками и бранью, которые слышны были по всей школе.

Гарриет Бакер – Библиотека

Доктор Гликки рассказывал, что он однажды имел неприятность подслушать, как один из товарищей молодого лорда заметил ему: "Твоя мать дура, Байрон!", на что тот печально ответил: "Я это знаю". Такой ответ со стороны одиннадцатилетнего мальчика показывает, до какой степени отношения между матерью и сыном были ненормальны. Сын нисколько не уважал мать и чувствовал очень мало любви к ней. Мать, со своей стороны, то осыпала сына ласками и поцелуями, то награждала его самой грубой бранью и побоями. В припадках гнева она, бывало, с яростью гналась за мальчиком по комнате, в то время как тот, несмотря на свою хромоту, ловко увертывался от нее и при этом громко хохатал над ее весом и неповоротливостью.

Как я люблю эти картины с сюжетом))

Во время школьных каникул Байрон влюбился во второй раз. "Свою первую экскурсию в область поэзии, - рассказывает он в своем дневнике, - я совершил еще в 1800 году. Это было излияние моей страсти к кузине Маргарите Паркер, прелестнейшему из смертных созданий. Я давно уже забыл эти стихи, но мне было бы трудно забыть ее - ее темные глаза, длинные ресницы и античный склад ее лица и фигуры. Мне тогда было около 12 лет, ей - несколько больше. Она умерла через год или два после этого вследствие одного несчастного падения, повредившего ее позвоночный столб и вызвавшего в ней чахотку... Я не помню ничего равного прозрачной красоте и ангельскому характеру моей кузины во время короткого периода нашей любви. Она смотрела тогда так, как будто была сделана из радуги - вся красота и мир... Моя страсть производила свое обычное действие на меня: я не мог ни спать, ни есть, ни найти себе покоя. Хотя у меня были все основания верить, что она любила меня, однако я не мог никогда терпеливо переждать те двенадцать часов, которые отделяли одно свидание наше от другого. Я был глуп тогда и не стал особенно умнее теперь...".

Вскоре после переезда Байрона в Лондон любимая няня его Мэй Грей навсегда распростилась с ним и вернулась на свою родину. Расставаясь с ней, Байрон подарил ей на память свои первые часы и миниатюрный портрет во весь рост, который срисовал с него один эдинбургский художник еще в 1795 году. На этом, самом раннем, портрете он представлен стоящим с луком и стрелами в руках и с длинными кудрями, падающими на его плечи. Байрон впоследствии несколько раз писал письма своей няне и всегда вспоминал о ней с самой нежной любовью, как и она о нем.

Байрон пробыл в школе д-ра Гликки около двух лет, после чего мать, недовольная медленными успехами сына, - в чем она же, между прочим, первая была виновата, - перевела его в знаменитую классическую школу в Харроу. Он отправился в новую школу неохотно и первое время ему было там не по себе. Переход от тихой и скромной школы д-ра Гликки к шумной аристократической школе в Харроу был слишком резок для чрезвычайно застенчивого мальчика.

Школа Харроу герб

Он знал, что его новым и весьма богатым товарищам было известно несоответствие его материальных средств с его титулом, - и это обстоятельство оскорбляло его детское самолюбие. Юный лорд стеснялся своего шотландского произношения, его мучило сознание своей уродливости, хоть он уже мог носить сапоги. И, наконец, ему стыдно было, что он знал гораздо меньше мальчиков одного с ним возраста. К счастью для него, ректором школы в Харроу тогда был опытный педагог и прекрасный человек. Д-р Друри (так звали ректора школы) следующим образом описывает впечатление, которое произвел на него Байрон при своем появлении в Харроу. "Ему было тогда несколько более 13 лет. Мне его рекомендовали как мальчика плохо подготовленного, но довольно смышленого. Я первым делом пригласил его к себе в кабинет и старался путем расспросов выведать у него, чем он раньше занимался, какие у него были товарищи и что его больше всего интересовало. Но от него почти ничего нельзя было добиться, и для меня скоро стало ясным, что на мое попечение отдан дикий горный жеребенок. Я, однако, заметил ум в его глазах и потому решил прежде всего свести новичка с каким-нибудь более взрослым мальчиком, который бы познакомил его с новыми для него условиями и порядками.

Но то, что он узнал от своего нового знакомого, не только не примирило его со школой, а, напротив, еще больше обескуражило: он понял, что его познания далеко не соответствовали его возрасту и что ему, стало быть, придется сидеть рядом с мальчиками, которые были гораздо моложе его. Но я поспешил отдать самолюбивого мальчика на особое попечение одного из учителей и, кроме того, уверил его, что ему не будет предложено определенного места в школе до тех пор, пока он путем прилежания не догонит учеников своего возраста. Это заявление ему очень понравилось, и он после того стал чувствовать себя легче с новыми товарищами, хотя робость еще долго не покидала его. Я скоро убедился в том, что по своему характеру он принадлежал к тем детям, которых гораздо легче водить на шелковом шнурке, чем на толстой веревке, и впоследствии обращался с ним согласно этому убеждению..."

Школа Хэрроу в 1615 году