Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
В смятении и неразберихе лета 1941-го сторона, которую считали безопасной, легко превращалась в линию фронта. Так эшелон, двигавшийся на юг, подальше от опасной линии фронта, попал прямо в огненный ад. По рассказам свидетелей, дети и их сопровождающие до последнего момента считали приближавшийся самолет «своим». Официальный документ подводит итог: «Одиночный немецкий бомбардировщик сбросил до 25 бомб, в результате чего разбито 2 вагона и паровоз из детского эшелона, порвана связь, разрушены пути, убит 41 чел., в том числе 28 ленинградских детей, и ранено 29 чел., в том числе 18 детей».Но, на самом деле, погибло гораздо больше детей, просто их имена не были внесены в списки.
В смятении и неразберихе лета 1941-го сторона, которую считали безопасной, легко превращалась в линию фронта. Так эшелон, двигавшийся на юг, подальше от опасной линии фронта, попал прямо в огненный ад. По рассказам свидетелей, дети и их сопровождающие до последнего момента считали приближавшийся самолет «своим». Официальный документ подводит итог: «Одиночный немецкий бомбардировщик сбросил до 25 бомб, в результате чего разбито 2 вагона и паровоз из детского эшелона, порвана связь, разрушены пути, убит 41 чел., в том числе 28 ленинградских детей, и ранено 29 чел., в том числе 18 детей».Но, на самом деле, погибло гораздо больше детей, просто их имена не были внесены в списки.
Когда я читала эту книгу, меня трясло в прямом смысле, мне физически плохо было, но оторваться не могла, дочитала. Стихи только не все прочла - просто не смогла
Война изменила жизни семи миллионов британских домохозяек. Они заменили мужчин – и стали пожарными, бойцами противовоздушной обороны, работницами «женской земельной армии» и оборонных заводов, шоферами и механиками. А в надписи на памятнике использовался шрифт с продуктовых карточек военной эпохи.
Создать этот памятник в 1997 году предложил майор в отставке Дэвид Макнелли Робертсон. Идею поддержала спикер Палаты общин баронесса Бетти Бутройд, которая стала покровительницей проекта и собирала для него деньги на телешоу «Кто хочет стать миллионером?». Около 1 миллиона фунтов дала королева Елизавета II, которая сама во время войны работала водителем. Остальные средства обеспечили различные благотворительные фонды.
В школе он отлично успевал.
И в свободный час всегда обычно
Голубей любимых выпускал.
Эту песню пела вся послевоенная страна. ( И даже я ее помню!) Во время оккупации Ростова-на-Дону немцы строжайше запретили мирным жителям разводить голубей, приравняв их к радиопередатчикам – они опасались использования голубиной почты. Подвиг подростка Вити Черевичкина заключался в том, что он, будучи заядлым голубятником, рисовал схемы расположения немецких частей в городе, и с голубями их переправлял брату в Батайск. За это его расстреляли. По другой же версии он просто защищал от оккупантов собственную голубятню. И это отнюдь не умаляет его заслуги – нужно обладать огромным мужеством, чтобы защищать от врага свою голубятню.
Конёк вороной.
Это рассказ Александра Степановича Голубкова, бывшего кавалериста, участника битвы за Москву, за Сталинград, в 1945 году форсировавшего Одер.
Этот случай произошел в самом начале войны в осенней украинской степи. Эскадрон должен был взять село. Хотели мы сделать это с ходу, лихой кавалерийской атакой, да не вышло. Напоролись на минометы, да на такой плотный огонь, что назад, к роще, вернулась от эскадрона треть. Остальные остались на изрытом воронками поле.
Сидим в кустах, затаились. А немцы время от времени поле простреливают.
И вот замечаем: все кони, чьи всадники погибли, сбились табунком и ускакали к реке, а один всё около воронки кружит. Начнут немцы палить – отбежит. Перестанут – опять возвращается.
– Это, – говорят казаки, – неспроста. Там кто-то живой. Конь мертвецов боится, он бы там стоять не стал. Надо выручать.
Кинули жребий, – выпало мне. Снял я шашку, шинель, – пополз. Долго полз. Наконец свалился в воронку, а там, и правда, казачок лежит без памяти, много крови потерял.
Вытащил я его, и конь тут рядом. Всё хозяина мордой тычет: открой, мол, глаза, хозяин.
Фашисты быстро нас заметили, – начали из пулемета строчить.
– Ну что, – говорю, – конек вороной, выручай, дорогой. Пропадем.
Смотрю, а он рядом с нами ложится... Я сначала-то не сообразил – думал, ранили коня. А потом вижу – нет.
Просит конек, чтобы я хозяина ему на спину положил. Так я и сделал.
Запасную подпругу нашел, раненого привязал, свистнул, гикнул – стоит конь, не уходит. И все на меня смотрит...
Понял я, что не хочет вороной меня оставить. Схватился я за гриву – рванул конь с места! Немецкие винтовки забахали – да где там! Конь летит, как на скачках!
Влетели в лес, только там остановился, дрожит весь... Казаки подбежали – оглаживают. А он только глазом косит. Был у меня сухарь, на черный день берег, – коню отдал.
Отправили казачка раненого в госпиталь, а конь, конечно, в строю остался. Другого всадника ему носить пришлось. Время было трудное, и кони это понимали. Ни тебе баловства, или там непослушания какого... Конек вороной служил безропотно. Честно. Сколько раз нового хозяина своего из огня выносил. Наверное, год прошел. И вдруг на марше стал вороной конек. Стал, насторожился! А потом как поскачет в сторону, ни крик, ни повод его не держат. Глянули, а там его прежний хозяин из госпиталя вернулся. Обхватил коня за шею – целует!
Вот какие кони бывают!
Конёк вороной.
Это рассказ Александра Степановича Голубкова, бывшего кавалериста, участника битвы за Москву, за Сталинград, в 1945 году форсировавшего Одер.
Этот случай произошел в самом начале войны в осенней украинской степи. Эскадрон должен был взять село. Хотели мы сделать это с ходу, лихой кавалерийской атакой, да не вышло. Напоролись на минометы, да на такой плотный огонь, что назад, к роще, вернулась от эскадрона треть. Остальные остались на изрытом воронками поле.
Сидим в кустах, затаились. А немцы время от времени поле простреливают.
И вот замечаем: все кони, чьи всадники погибли, сбились табунком и ускакали к реке, а один всё около воронки кружит. Начнут немцы палить – отбежит. Перестанут – опять возвращается.
– Это, – говорят казаки, – неспроста. Там кто-то живой. Конь мертвецов боится, он бы там стоять не стал. Надо выручать.
Кинули жребий, – выпало мне. Снял я шашку, шинель, – пополз. Долго полз. Наконец свалился в воронку, а там, и правда, казачок лежит без памяти, много крови потерял.
Вытащил я его, и конь тут рядом. Всё хозяина мордой тычет: открой, мол, глаза, хозяин.
Фашисты быстро нас заметили, – начали из пулемета строчить.
– Ну что, – говорю, – конек вороной, выручай, дорогой. Пропадем.
Смотрю, а он рядом с нами ложится... Я сначала-то не сообразил – думал, ранили коня. А потом вижу – нет.
Просит конек, чтобы я хозяина ему на спину положил. Так я и сделал.
Запасную подпругу нашел, раненого привязал, свистнул, гикнул – стоит конь, не уходит. И все на меня смотрит...
Понял я, что не хочет вороной меня оставить. Схватился я за гриву – рванул конь с места! Немецкие винтовки забахали – да где там! Конь летит, как на скачках!
Влетели в лес, только там остановился, дрожит весь... Казаки подбежали – оглаживают. А он только глазом косит. Был у меня сухарь, на черный день берег, – коню отдал.
Отправили казачка раненого в госпиталь, а конь, конечно, в строю остался. Другого всадника ему носить пришлось. Время было трудное, и кони это понимали. Ни тебе баловства, или там непослушания какого... Конек вороной служил безропотно. Честно. Сколько раз нового хозяина своего из огня выносил. Наверное, год прошел. И вдруг на марше стал вороной конек. Стал, насторожился! А потом как поскачет в сторону, ни крик, ни повод его не держат. Глянули, а там его прежний хозяин из госпиталя вернулся. Обхватил коня за шею – целует!
Вот какие кони бывают!