Я к вам травою прорасту - 2

Мы поехали за город,

А за городом дожди,

А за городом заборы,

За заборами — вожди.

Там трава несмятая,

Дышится легко,

Там конфеты мятные,

«Птичье молоко».

За семью заборами,

За семью запорами,

Там конфеты мятные,

«Птичье молоко»!


Галич Александр Аркадьевич

Друзья Шпаликова, правда, вспоминают, что этот куплет про «заборы» он сочинил раньше — не в Болшеве, а в подмосковной же Жуковке, на Рублёвском шоссе, на даче у оператора Вилия Горемыкина. Рязанцевой запомнилось даже, что сочинял Гена его не в одиночку, а участвовала в этом вся компания, и сочинили уже в электричке, пока ехали. Эту короткую песенку Шпаликов напевал в Болшеве в дружеских застольях, «между первой и второй», но серьёзного значения ей не придавал — как не придавал его, похоже, и другим своим сочинениям такого рода. Понятно, что советская номенклатура живёт на бесплатных государственных дачах «за семью заборами», что живёт она совсем не так, как простые граждане, у многих из которых не то что госдач или хотя бы просто дач — и квартир-то своих нет, что рацион питания у неё тоже другой и что покой высокопоставленных жильцов оберегает охрана — тоже, разумеется, за казённый счёт. Лёгкий налёт характерного шпаликовского абсурда есть и здесь: какая связь между «дождями» и «вождями», кроме рифмы?


Накануне Нового 2020 года Дом творчества уничтожили экскаваторами - отдали под жилую коммерческую застройку

Легенды как всегда трактуются как удобно

Конечно.

Галич написал продолжение и ещё одной песенки своего молодого друга, и опять получилось острее и конкретнее, чем у того. Но сначала — текст Шпаликова, пение которого сохранилось (в отличие от куплета «Мы поехали за город…»; его, как и всю «совместную» песню «За семью заборами», мы можем слышать только в галичевском исполнении) на «Венгеровской» фонограмме. Вот как пел эти стихи сам Геннадий:

У лошади была грудная жаба,

Но лошади — послушное зверьё,

И лошадь на парады выезжала

И маршалу молчала про неё.

А маршала сразила скарлатина,

Она его сразила наповал,

Но маршал был выносливый мужчина

И лошади об этом не сказал.

Послушала обе. Совершенно разное наполнение.

Незатейливая песенка на деле сложнее анекдота, в ней тоже есть политический подтекст, за который и «зацепился» старший поэт. Хотя у Шпаликова маршал по имени не назван, в сознании любого тогдашнего слушателя при этом слове мгновенно всплывало имя командующего Первой конной армией в Гражданской войне Семёна Будённого. Будённый был ещё жив и преподносился советской пропагандой как живая легенда Красной армии. Например, широко звучал по радио «Марш Будённого» братьев Покрасс на слова Анатолия Д’Актиля с припевом: «Веди, Будённый, нас смелее в бой! / Пусть гром гремит, / Пускай пожар кругом, пожар кругом…». Книгу репрессированного при Сталине Исаака Бабеля «Конармия», где деяния красных кавалеристов изображались — скажем так — весьма неоднозначно, тогда мало кто вспоминал. Но была и другая (народная?) песня о Будённом — не звучавшая по радио и совершенно противоположная только что процитированной: «В стране советской полудённой, / Среди степей и ковылей / Семён Михайлович Будённый / Скакал на рыжем кобыле?. / Он был во кожаной тужурке, / Он был во плисовых штанах, / Он пел народну песню „Мурка“, / Пел со слезою на усах». Так народ отреагировал на «канонизацию сверху»: образ маршала оказался снижен и попал в один ряд с героями уличного фольклора. Похоже, стихи Шпаликова стали тоже своеобразным «низовым» откликом на эту канонизацию.

Про рыжего кобыла папа в моем детстве напевал)

Я второй день, то я иду шагаю по Москве,то рио рита пою.

---

Продолжение:
И вот, когда уж эта Мурка
совсем убитая была,
была мокра его тужурка,
навзрыд рыдала кобылА.

Когда же кончились патроны
и петь уж не хватало сил,
четыре белых эскадрона
Семён Михалыч порубил…

Как обошёлся с этими стихами Шпаликова Галич? Он заменил вторую строчку — теперь она стала такой: «Но лошадь, как известно, не овца». Вероятно, Галич имел в виду, что овца (баран) — упрямое животное и не стала бы выезжать на парады, будучи больна. А лошадь — ничего, терпит. Далее, Галич заменил болезнь маршала со скарлатины на куда более серьёзную, отчего стихи зазвучали жёстче: «А маршал, бедный, мучился от рака, / Но тоже на парады выезжал, / Он мучился от рака, но, однако, / Он лошади об этом не сказал». Самое же главное — Галич дописал ещё один куплет (четверостишие), и здесь уже виден будущий Галич, создатель целой поэтической «энциклопедии ГУЛАГа»: «Нам этот факт Великая Эпоха / Воспеть велела в прозе и стихах, / Хоть лошадь та давным-давно издохла, / А маршала сгноили в Соловках!» Такого у Шпаликова, с его сравнительно безобидным анекдотом в стихах, не было. Когда Галич спел в Болшеве эти, уже дописанные им, песни, Шпаликову они не очень понравились. Неудивительно: ведь Галич «утяжелил» их, и шпаликовской «лёгкости» не осталось. Но Гена ничего не сказал: мешало почтение к старшему.

Хм, я лошадь - не овца, поняла так, что лошади хватило гордости и мужества отправиться на парад, в отличие от кроткой и глупой овцы...

…Совместная жизнь Гены и Наташи не складывалась. Все робкие попытки жены вразумить мужа успеха не имели: он не считал себя алкоголиком по той простой причине, что мог работать в любом состоянии. Когда же Рязанцева выгнала Шпаликова, он какое-то время скитался по знакомым. Молодые люди несколько раз сходились-расходились и в результате через два года всё-таки развелись, указав причиной банальное: «Не сошлись характерами». Развод, по словам Рязанцевой, прошёл «в тёплой, дружеской обстановке». Правда, Геннадий Шпаликов поначалу не особенно верил, что это всерьёз. Он часто одалживался у бывшей жены, неизменно возвращая долги. Когда она уже была замужем за Ильёй Авербахом, в адрес второго мужа пришло письмо от первого. Шпаликов просил Авербаха вернуть ему Наталью. И при этом он всё больше пил, в состоянии опьянения часто не доходил до дома, мог заснуть на улице или в подъезде.

«Мы не были хорошими. На той фотографии, что много раз напечатана в разных журналах, мы улыбаемся втроём — Саша Княжинский, Гена Шпаликов и я посередине, — стоим в обнимку и улыбаемся счастливыми улыбками. Мы на самом деле счастливы или делаем вид? Гена пытался написать сценарий «Про счастье», но это ему не удалось и едва ли кому удастся. Но остановившееся мгновение, когда мы в жаркий день, выпив много пива, сфотографировались у нашего шкафа на Краснопрудной, морочит голову даже мне, и я держу эту фотографию на полке под стеклом». Наталия Рязанцева

а Наташа натянуто улыбается... Грустная, видимо, пиво, расслабившее мужа, её сковывает...

Да,точно.

...Шпаликов и Окуджава познакомились в мастерской трёх скульпторов-авангардистов — Владимира Лемпорта, Вадима Сидура и Николая Силиса, выставлявших свои работы вместе, под единым творческим именем «ЛеСС». Мастерская находилась в Хамовниках. Туда и явилась вся шпаликовская компания. И там оказался Булат. Он, конечно, пел, но и новые гости решили не ударить лицом в грязь и «выставили» в ответ своего барда. Получилось песенно-поэтическое «состязание». В тот раз окуджавовские песни Шпаликову не очень понравились. Когда возвращались домой, он критиковал «Песенку о полночном троллейбусе». Ну что, мол, это такое: «И боль, что скворчонком стучала в виске…». Сентиментально как-то. Реакция вполне объяснимая для человека, сочинявшего обычно иронически-пародийные стихи.

Окуджава, Булат Шалвович