Как выяснилось, Вадим Демчог не боится экспериментов с образованием и воспитанием детей. Некоторые его убеждения весьма далеки от общепринятых.
– Почему вы считаете, что важно обучать детей через игровой контент?
– Когда человек, даже самый маленький, СОтворяет нечто для него важное и ценное, он становится СОтворцом культуры, а не обычным потребителем. Именно поэтому я с большим энтузиазмом участвую в инновационных образовательных проектах.
– Какие из проектов за последнее время были самыми интересными?
– «Сказбука» – это игра на платформе андроид, где совсем маленькие дети изучают азбуку. Причем очень легко, играючи. Это важный психологический момент – ребенок в состоянии разобраться с программой без посторонней помощи, при этом погрузиться в огромный развивающий мир и запоминать все 33 буквы.
Сейчас мы уже с Дмитрием Дюжевым и Ильей Глинниковым запускаем новый проект «Спасатель» под эгидой МЧС. Я озвучиваю в этом проекте, вы не поверите, но само ЗЛО. Здесь с помощью игры ребенку транслируются знания о том, что опасно, например, играть со спичками или гулять по льду. Малыш оказывается внутри этой игры и можно обойтись без тяжеловесных родительских моралей о том, что так делать нельзя.
– То есть вы не считаете правильным «читать ребенку мораль»?
– Абсолютно. Нет никакой надобности специально формулировать общепонятные догмы, сводить их в свод правил и навязывать ребенку. Потому что он и так подключен к ощущениям и чувствам своих родителей и подпитывается от них. Понимание того, как нужно себя вести, вырабатывается именно от этого взаимодействия и больше ни от чего. В этом плане меня потрясли индийские дороги. Это настоящий хаос, ужас. Но вот какая странность: по статистике, там происходит в разы меньше серьезных аварий, чем на европейских дорогах, где отработана масса законов, и где их пытаются соблюдать.
Так и с детьми – можно придумать для них очень много правил, но на самом деле это ничему не помогает. Только во взаимодействии рождается личность. С детьми работает единственный способ – пример родителей.
– У вас есть опыт воспитания и молодых людей. Как справляетесь с ребятами из «Арлекиниады»?
– Все так же – играючи. Они – молодые актеры, которые уже позаканчивали театральные институты и вдруг поняли, что наша профессия не такова, каковой их научили. И они, начитавшись моих веселых книжек, как-то потребовали от меня реализовать эти идеи на практике. Деваться было некуда – так и родился наш театр.
Потом на наши спектакли стали приходить люди, которые просили объяснить, как у нас получается эдакое. И пришлось организовывать еще и «Школу игры», где занимаются взрослые люди, далекие от актерства. Это такой тренинг, который запускает механизм воодушевленностью жизнью.
– Вы ведь и сказки для сына сами сочиняете?
– У нас традиция совместной сказки на ночь. Это очень глубокие моменты, когда мы делим один мозг на двоих. Сюжет этой сказки не берется откуда-то, она не сочинена ранее, она возникает прямо сейчас. Допустим, он порезал палец. Тогда придумывается сказка, включающая в себя все перипетии и эмоции этого события. Ведь все это – опыт, из этого делается целая история, и это формирует личность.
Я начал записывать наши истории и, возможно, они лягут в основу нового проекта «Сказки, рассказавшие себя сами». Зачем это надо? Через сказки формируются нравственные и моральные качества. Я мечтаю создать целый банк, в который бы те, кто проникся этой идеей, присылали свои сказки. Ведь все – жены, мужья, родители, дети, влюбленные, друзья – рассказывают их друг другу.
– А своей старшей дочери Анастасии вы сказки рассказывали?
– Не так часто, как должен был бы. Мужчине в молодости вообще бывает сложно уделять внимание воспитанию детей. До определенного возраста он может даже в принципе не понимать, зачем ему это нужно. Но когда родился Вильям, мне было уже 43 года. И появилась такая зрелая мужская сентиментальность: ты просто знаешь, что он – часть тебя.
Дочь сейчас в Германии, вышла замуж. Она там училась, там и живет. К сожалению, в последние годы пересекаемся очень редко. Но ей уже 27 лет, и, может быть, поэтому мы друг друга тепло обнимаем, но чаще всего на расстоянии.
– Вы назвали сына в честь Вильяма Шекспира?
– Грешен. Мы долго подбирали имя. Бабушка предлагала одно, дедушка – другое, я был растерян, потому что ни одно из этих имен мне не нравилось. Мне хотелось чего-то лучшего, чего-то объемного. Но как-то мы с друзьями занялись переводом «Короля Лира», все были очень воодушевлены, и все громко повторяли: «Вильям». И тут меня осенило. Так Вильям и стал Вильямом. Сейчас его имя ни у кого удивления не вызывает: вместе с ним, в русской школе, учится мальчик Джастин и девочка Венера. Так что ничего экстравагантного в этом нет.
– Вы часто говорите о том, что хотите видеть сына «человеком мира». Отправите его учиться за границу?
– Я буду наблюдать, нужно ли ему это. А кроме того, неизвестно, смогу ли я эту учебу финансово потянуть. Потому что все мы сейчас озабочены финансовой составляющей... Конечно, у кого-то вся жизнь расписана на годы вперед, но я к таким людям не отношусь. С другой стороны, на примере моей дочери – учеба за рубежом дала ей очень мощные прививки в развитии, потому что стыки российской сердечности и глубины и европейских традиций дают очень хорошие результаты.
– Как вы с женой решились на домашние роды?
– Никто не имеет права диктовать родителям, как им рожать и растить ребенка. Не каждый ребенок обязан иметь прививки или появляться на свет в роддоме. Другое дело – ответственность мужчины за такие решения. Ты должен брать все в свои руки и серьезно все продумывать. Мы полгода ходили на занятия в центр дородовой подготовки, где очень сдружились с акушерками, которые нас курировали; я был на связи с соседним роддомом на случай, если что-то пойдет не так. В съемную однокомнатную квартирку, которую тогда мы только и были в состоянии себе позволить, я купил довольно большой бассейн и ведрами таскал туда воду. И наш сын появлялся на свет при мне. Это такая мощная спайка, которая остается на всю жизнь.
Если у меня еще будут дети, то все это я буду только так организовывать. Уверен, что это мое человеческое право – защитить свою семью и взять за нее ответственность.
– Ваш сын уже снялся в фильме «Свой-чужой» и в «Интернах». Продолжит династию?
– Я всегда даю ребенку свободу выбора. Например, когда мы отмечали его день рождения, я советовался с ним, в какой ресторан он хочет пойти, и кого из друзей хочет позвать. Воздействую только в плане дисциплины: например, если он категорически не хочет в школу, я объясняю: «Вильям, мне иногда тоже не хочется никуда ехать. Но давай пересилим себя, а по дороге в машине послушаем хорошую музыку». И Вильку удается переключить, у него загораются глаза.
Так и с профессией – у него очень свободолюбивый характер, и если я буду диктовать ему что либо, то он воспримет это как посягательство на свою свободу. Однако задатки у него есть: ко мне приходят предложения озвучивать мультики, и Вильям это тоже пробует. И у него удивительно получается попадать в интонацию. И в то же время – он долго зависал на «Лего», но при этом никогда не делал конструкцию по схеме. У него всегда получалось что-то свое. И вот эта изобретательность в его возрасте наталкивает на мысль, что он не захочет пойти по моим стопам. Будет искать свой путь.
– Вы что что-то скрываете от сына, как это обычно делают взрослые?
– Нет, и это – залог адаптации к взрослой жизни. Кстати, я настроен в 17 лет его отпустить в «свободное плавание», пусть справляется сам. Мы уже сейчас ведем с ним мощные философские беседы на эту тему. Он вообще в курсе всего что происходит: например, когда мы расстались с его мамой, то очень гармонично вместе эту ситуацию прожили. И сейчас Вильям живет попеременно – у нее и у меня, общаемся мы постоянно – словом, он не был травмирован случившимся. Он знает, насколько мы с Вероникой уважаем друг друга и понимает, что просто жизнь так сложилась... Я же, со своей стороны, насколько смог, обустроил их психологический и материальный комфорт.
Также читайте о том, как самого Вадима Демчога воспитывали в детстве.