«Учиться онлайн — это как дышать с кислородной маской». Педагоги — об итогах 2020 года

«Давайте включим режим повышенной нежности»

Антон Скулачев, учитель литературы гимназии No1514, председатель Гильдии словесников:

— Этот год для всех нас — проба настоящего. Мы должны были понять, что важно, а что нет, от чего можно отказаться, от чего нельзя. И мне кажется, это главный вызов для учителя.

Потому что — давайте смиримся — мы, например, не успеем «пройти программу». И это нормальная, классическая кризисная ситуация, когда вдруг обнаружилось, что мы не сможем жить так, как жили раньше.

Конечно же, дистант для школы — это настоящая катастрофа, при всей неизбежности таких мер.

Но зато у нас открылась возможность посмотреть на программу свободно, увидеть в ней пластичность. Нужно переосмыслить ответы на многие вопросы, прежде всего — «зачем»? Какой смысл в том, что я делаю? Какой смысл в этой теме? Чем мы вообще с детьми занимаемся на уроках? Зачем нам литература? Зачем мы пишем сочинения?

Потому что, не сделав этого, мы получим тот кошмар, который получается, когда офлайн просто перекладывается в онлайн. «А если будет пропущена важная тема?» — спросите вы. Думаю, что никто не умрет, если пропустим. Я полагаю, надо двигаться от внутреннего ощущения класса и детей. Очень важно принять — я говорю о своем предмете, — что у нас цель — это не впихнуть в ученика как можно больше. Неужели из нас есть кто-то, кто прочитал прямо всю русскую классику?

Цель учителя — сделать так, чтобы ребята потом читали всю жизнь. Думаю, поэтому на дистанте разумнее себя спросить не о том, какую тему я сейчас должен пройти по программе, а что сейчас интересно детям и куда нам с ними органично двигаться.

Потому что любые формы принуждения совсем не работают в режиме онлайн. Мне кажется, преподавание и вообще работа учителя превратилась в психотерапию, мы все нуждаемся прежде всего во взаимной поддержке.

И я хочу процитировать директора «Новой школы» Кирилла Медведева, который назвал время карантина «режимом повышенной нежности» — к другим, да и к себе самому. Это дается очень тяжело, потому что мы очень устали, но это главная задача.

Я говорю даже не столько о темах, сколько о том, как можно перестраивать процесс внутри тем, отбирая важное, ключевое, наполненное смыслом для учеников. В школе мы делаем очень много вещей, которые лишены смысла. Решаем тесты, например, или пишем контрольные на знание текста. Или пишем контрольные, которые можно списать.

«На дистанте все всё спишут», — говорят учителя. Но так это отличная новость! Потому что ученик списывает не тогда, когда он не знает ответа, а тогда, когда он не понимает, зачем ему это делать самостоятельно.

И это хороший повод отказаться от подобных заданий и наконец сосредоточиться на заданиях творческих, что мы с коллегами и делаем. Во-первых, творчество не спишешь. Во-вторых, только в нем и есть смысл, в отличие от тестов и прочих репродуктивных вещей.

Дистанционное обучение можно и нужно превращать в пространство творчества, и тогда оно станет и обучающей средой тоже. И здесь «цифра» становится помощником: возможность, к примеру, всем вместе работать над одним творческим заданием в гугл-документах или Padlet, оценивать работы друг друга... И здесь, кстати, еще один конструктивный момент: возможность передоверить оценку ученикам, развивая в них умения оценивать самих себя и друг друга.

Я еще ничего не сказал про всякие высшие инстанции. Ужас заключается в том, что они планомерно работают в противоположном направлении. В сентябре проводили ВПР, и вместо того, чтобы единственный месяц, когда дети были в школе, заниматься внеурочной деятельностью и мотивировать ребят, многие учителя должны были натаскивать их на абсолютно однотипные, скучные задания.

Та картина мира, которую я описал, перевернута с ног на голову: вместо смыслов мы говорим про форму. Если нам действительно важно, чтобы ученики репродуктивно воспроизводили зазубренное за день до ВПР, а потом его забывали, это несерьезно.

Мне кажется, что это вообще очень хороший жизненный опыт, потому что смыслы и ценности важнее, чем формализм, горизонтальные связи важнее вертикальных иерархий. Ответ на вопрос «зачем» — это главный вопрос человеческой жизни, а вовсе не ответ на вопрос, «как нам все успеть». Как все успеть — это вопрос про смерть, а зачем — это вопрос про жизнь.

«Дети изучат в два раза меньше? Это не катастрофа»

Дмитрий Шноль, заведующий кафедрой математики и учитель школы «Летово»:

— Для учителей в уходящем году самое важное — переосмыслить свою профессию. Дистант поставил нас в совершенно новые условия и потребовал обдумать, что мы делаем, почему и зачем. Есть несколько основных вещей.

Номер один. Школа — это не место, где главным образом получают знания. Новость неожиданная, как оказалось, и для родителей тоже. Они думают, что дети ходят в школу знания получать. А они там живут.

И учителя тоже там живут, а просто выдавать знания в зуме им скучно. Если так долго продлится, учителя начнут менять профессию, потому что у них почти полностью уходит удовольствие от процесса.

Рассказывать материал, когда вместо детей на экране аватарки или черные надписи, — мука смертная. Оказывается, основное, что ты делал на уроке, — не обсуждал теоремы и задачи, а видел лица, глаза и понимал, кто как отреагировал, что-то проживал вместе с ними. А дистанционно уловить реакцию класса очень сложно. Вот это отсутствие жизни и вынужденный чисто функциональный подход к занятиям показали, что в школе знания не главное. Честно говоря, я и раньше так думал.

Номер два. Позволю себе провести евангельскую параллель. Мы помним, что не человек создан для субботы, а суббота — для человека. Так вот, и учителям, и родителям оказалось трудно понять, что это не ребенок создан для программы, а программа — для ребенка.

Учителя страшно переживают: «Мы же не успеем ничего пройти, а им потом экзамены сдавать через год, давайте увеличим количество домашних заданий...» Родители переживают точно так же: «Ой, он же дома балду гонять будет и ничего не выучит...»

Ну и Бог с ней, с этой программой.

До сих пор наше общество думает, что школьное образование устроено так: нужно какую-то порцию знаний усвоить и потом выдать на экзамене, а как изменился человек, что он смог понять про себя и мир за школьное время — это плохо измеримый побочный продукт. Но мы по опыту знаем, что в среднем человек забывает основную часть школьной программы через 5–7 лет, если он эту информацию дальше не использует в профессии. Так мы устроены.

На заре моей педагогической деятельности у меня была выпускница — настоящая, честная золотая медалистка. Хотя Таня абсолютно гуманитарная девочка, экзамен по математике она сдала великолепно. Прошло 5 лет, она окончила институт, выучила там четыре языка. И вот на вечере выпускников я раздаю сохранившиеся у меня тетради контрольных работ за 11-й класс. Таня открывает эту тетрадку и практически начинает плакать. Я даже перепугался. Она говорит: «Дмитрий Эммануилович, я понимаю, что это я писала, и я когда-то это все понимала. Но сейчас... какие-то интегралы, логарифмы. Я ничего не понимаю!»

Убеждение, что детям обязательно нужно выучить кольчатых червей и многогранники, очень странное. Мы «ветхозаветно» думаем, что ребенок создан для программы.

У меня есть такая историческая параллель, по-моему, всем понятная в нашей стране — это эвакуация. Вот 1941 год, дети сели на поезда, куда-то приехали: поселиться негде, школы забиты, бумаги нет, писать не на чем. И так 2–3 года. И что произошло? Они не окончили школы, не выучились в вузах, не стали нормальными, успешными людьми?

Третья вещь, которая тоже кажется важной, лежит в правовой плоскости. Вот когда мы живем нашей нормальной жизнью, то в школу приходят люди, которые следят, чтобы все нормы СанПиНа были выполнены: ходят по классам, смотрят, все ли лампочки горят, какова квадратура на одного ученика, и, если что, — выписывают штрафы и дают время на исправление.

Как только случилась пандемия, выяснилось, что можно вообще все делать вне всякого законодательно-правового поля. 99,9% учителей, которые работают дистанционно, не имеют квалификации дистанционного преподавателя. Я сейчас не хочу все свалить на начальство, которое требует от всех чего-то незаконного, я просто говорю, что мы оказались вне правовых норм.

Никто не сказал: «Ребята, вообще-то вы не имеете права преподавать дистанционно, потому что у вас нет такой квалификации. Вы сейчас угробите детей, собьете им мотивацию, испортите глаза. Вас же никто не учил, как надо преподавать дистанционно. Сидите по домам и ничего не делайте, потому что главный принцип — не навреди». Нет, сказано было обратное: «Берите-ка свои личные ноутбуки, мобильные телефоны и начинайте вести уроки». И это показывает, что все предыдущие придирки к лампочкам — они не очень серьезны.

Но мы, взрослые люди, осознаем, что ситуация экстраординарная, мы не просто наемные работники, мы любим свое дело и считаем его важным, мы и в обычных условиях часто сами оплачиваем что-то нужное на работе, если по-другому не получается. Но какой тон должен быть у администрации в таких обстоятельствах? «Дорогие коллеги! Мы понимаем, что вы волонтерите, используя личные инструменты и оплачивая свой интернет-трафик. Спасибо вам большое! Чем вам еще помочь?» Но, как правило, тон совершенно другой: «Вы должны то, вы должны сё, отчитайтесь так, отчитайтесь сяк». Что можно требовать от работника, пока ты как работодатель не обеспечил его всем необходимым, включая переобучение?

Но есть в дистанте и положительные стороны.

К тому же есть школьники, которые от дистанта очень выиграли — прежде всего, это ученики 10-х и 11-х классов, которые знают, что им нужно, и работают самостоятельно.

Выиграли также дети-совы, я увидел это по одной своей ученице. Эта девочка в классе часто была какой-то вялой и успевала средне, а на дистанте стала слать прекрасные работы. Я не выдержал и спросил: «Аня, а что в течение года было так ни шатко ни валко?» А она мне говорит: «Понимаете, я хорошо работаю только ночью. Сажусь за алгебру в час — и отлично, до двух я уже все сделала».

Но вот еще о чем мы точно не успели поразмышлять. Наши школьники — это поколение людей, которые во взрослой жизни в основном будут учиться онлайн, и мы как учительское сообщество не подумали, как бы так сделать, чтобы у них их первая встреча с большим онлайн-образованием не была серьезной травмой. Потому что, если тебя бросили в воду и ты сразу стал тонуть, потом учиться плавать довольно трудно. А мы были нацелены на программу, на завтрашний экзамен. Но будем надеяться, что дети более выживаемы, чем нам кажется.

«Все надеются, что финиш за следующим поворотом, и ползут к нему на четвереньках»

Ирина Лукьянова, учитель литературы в школе «Интеллектуал»:

— Очень тоскливый получился год. Мы почти не виделись с детьми: фактически из двенадцати месяцев очно мы встречались только три. И тут подводить итоги довольно тяжело, потому что личные итоги неотделимы от учительских.

Например, я могу работать из дома, и в результате превращаюсь в совершенно обломовское существо, которое не просто никуда не выходит, но еще и не испытывает никакого желания это делать. У меня даже в Google-классе довольно долго стояла заставка: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку».

Одна девочка, которая училась у меня на курсах творческого мастерства, в своем эссе про дистант написала, что сначала мы все очень радовались тому, что можно подольше поспать, а потом оказалось, что мы просто заперты: сидим как запуганные куры в своем курятнике и боимся высунуть нос наружу, потому что где-то там ходит лиса.

Родители тоже устают, потому что на них оказалась возложена та функция, с которой всегда худо-бедно справлялась школа. Очень у многих детей самоконтроль не развит до такой степени, чтобы работающие родители спокойно оставляли их дома без присмотра. Школа сейчас до детей дотянуться и заставить их сдать, наконец, какую-то работу не способна. Поэтому на дистанте учителя немножко почувствовали себя в роли родителей, которые ничего не могут сделать с тем, что их дитя не является на урок или плохо себя там ведет, а родители немножко почувствовали себя в роли учителей, и всем это не понравилось.

Если говорить про проблемы с моим предметом — то мы, учителя литературы, пытаемся нащупать какие-то варианты, как с этой школьной классикой справиться, но над нами с одной стороны висит государство со своим единым списком и идеей ввести единомыслие в России, а с другой — родители беспокоятся. А вдруг мы со своими «экспериментами» не дадим детям нормальных фундаментальных знаний, и они не дай Бог не прочитают в свои пятнадцать лет «Мертвые души»? И это воспринимается, в общем-то, как катастрофа.

Даже при том, что мы пока сами составляем рабочую программу, оказывается, что дать ребенку полные, прочные фундаментальные представления о русской литературе, не говоря уже о зарубежной, — дело довольно нереалистичное. Мы либо скачем вширь, чтобы убедиться, что они по крайней мере все успели прочитать, либо копаем вглубь, чтобы надеяться, что они извлекли какую-то суть — это ведь очень медленный процесс. Как скрестить «быстро» и «медленно», «интенсивно» и «экстенсивно» — этого толком никто не знает, а здесь еще оказывается, что у нас дистант.

Но если я сокращаю урок — я не все успеваю. Значит, надо мириться либо с тем, что дети не освоят все, что должны освоить, либо с тем, что им придется больше работать самостоятельно. Но ведь это делаю не только я, это делают все преподаватели по всем предметам. Поэтому дети оказываются перегружены, и домашние задания приходится вообще отменять. А часть уроков в зуме заменять заданиями, которые они могут сделать в любое другое время.

Но и здесь возникают проблемы. Ведь если оставить детям вместо урока лекцию и задание к ней, например, то дети мирно проспят утренние уроки, а вечером окажется, что заданий у них слишком много, чтобы делать еще и это. И учитель, который решил, что дети сами освоят первую часть материала, и готовит урок по второй, обнаруживает внезапно, что первую никто не освоил. И урок окажется сорванным, сюрприз!

Учителям тоже тяжело, потому что многие остались без лета. Мало того, что дистант страшно вымотал силы, но при этом еще и ЕГЭ бесконечно переносили. В результате выпускные прошли в конце июля, вместо двух летних месяцев отпуска остался один, и то так себе отпуск: ни тебе теплого моря, ни какой-то возможности спокойно вздохнуть, потому что все равно надо писать планы и собираться на работу.

В общем, все уже к сентябрю подошли с такой усталостью, что хорошо бы в отпуск прямо сейчас. А тут вместо отпуска — вторая волна дистанта. Сейчас никто не знает, когда уже мы выйдем на финишную прямую — но все надеются, что она за следующим поворотом, и ползут к ней на четвереньках.

«Мне просто страшно — и за учителей, и за детей»

Леонид Кацва, учитель истории в гимназии No1543:

— 2020-й — год дистанта, и никаких других отдельных итогов нет. Не только для меня, но и для всех учителей самым сложным оказалось к нему привыкнуть.

Посудите сами, я работаю 41-й год, и за все это время у меня ни разу не было перерыва больше двух месяцев во время отпуска. А здесь получается, что я отсутствовал на работе с 16 марта по конец августа. Потом чуть больше месяца мы работали очно, и вот опять история повторилась.

Все технологии массового обучения школьников были рассчитаны исключительно на очный формат. Переход на дистанционку студентов, насколько я знаю, принес преподавателям довольно много проблем. Но в школе это вызывает проблемы гораздо более серьезные.

Я преподаю в шестых и восьмых классах, соответственно, в прошлом году это были пятые и седьмые. И поначалу я вообще сказал, что не буду с пятиклассниками вот так, через компьютер, вести уроки. Раздавал задания, посылал детям свои презентации, параграфы учебников. Потом оказалось, что это все очень надолго, и я вынужден был перейти на уроки в зуме.

Посмотрите галерею блюд из советской школьной столовой, о которых мы до сих пор вспоминаем с содроганием:

Я веду урок, у меня в классе 30 детей. Стоит одному из них задуматься о постороннем — он даже не шалит, а только задумался, — я по выражению его глаз понимаю, что он далек от урока, и тут же его на урок возвращаю. Это первое.

Второе: на уроке дети находятся в коллективе, вместе с ними учитель. Дома же каждый ребенок сидит перед своим компьютером один, бесконтрольно. Рядом у него или интересная книжка может лежать, или телефон, или планшет. Я никогда не могу знать: вот та мордочка, которая видна в рамке, она сейчас вообще уроком занята или чем-то совсем посторонним?

В классе ты подзаряжаешься от энергии детского коллектива. Это труднообъяснимая вещь. Я приходил в школу с тяжелой головной болью, проводил урок-другой. Глядь — а голова-то и не болит. Это одна сторона вопроса.

Другая сторона. Я веду урок: встал, прошелся, повернул к доске. Здесь я бесконечно сижу в кресле за монитором, как привязанный, и это очень утомляет. Таких шесть уроков проводишь и только доползаешь до рядом стоящего дивана, чтобы на него рухнуть.

Честно говоря, мне просто страшно — и за учителей, и за детей. Дистант все поглотил. Пандемия не предполагает, что будет нечто хорошее, на то она и пандемия, а не праздник.

Читайте также: Почему дети не должны учиться по шесть часов в день

Смотрите интересный ролик