Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Где-то в наших краях, поблизости,
Да и в пору совсем недавнюю,
Жил да был несказочный жирный тролль,
Интернетный тролль, ноутбуковый.
Много он написал чудесного –
И про вышки 5G опасные,
Про нашествие рептилоидов,
Что в шпагат Волочкову ставили,
А к примеру, на мамском форуме –
Про личинушек-спиногрызиков,
Что рожают мамаши подлые
Добрым людям на содержание,
А потом с другого аккаунта –
«Как вы можете, детки – счастьице!
У меня их вон целых шестеро,
Все с квартирами от рождения!»
И летит пух-прах в комментариях,
Кто горшком в монитор швыряется,
Балерина от возмущения
Застревает в шпагате намертво…
А уж тролль лежит, изгаляется,
Пишет комменты-от ехидные,
С телефоном в когтистой лапоньке,
С миской персиков на животике,
То врачей хулит, то омоновцев,
То глобальное потепление.
А и правда то лето выдалось
Очень жаркое, урожайное,
И отведал он миску персиков,
Кукурузоньки два початочка,
И еще винограда свежего
Не помывши, схомячил гроздочку,
И пошел писАть в тему пенсии,
Что, мол, нечего старикашечкам
От налогов наших отстегивать –
Пусть содержат их внуки-детушки…
Только вскоре, коммент печатая,
Он внезапно нутром почувствовал,
Что зловонное содержимое
Выделяет не только словесное!
Подскочил он прытко с диванчика,
Возжелав повидать друга белого,
На ходу из портков выпрыгивал…
Только вот не успел троллюшечка!
Ибо жил он не в доме собственном,
А в квартире малой двухкомнатной,
С мамой, папой и старым дедушкой,
Что и сам страдал несварением...
Безуспешно взывал он к дедушке
Про взаимное уважение,
Находясь в тоске и унынии
От грядущей стирки исподнего…
…Говорят, с того дня злосчастного,
Как отведал плодов загадочных -
Две недели в сеть не заглядывал!
Почему? Было тупо некогда…
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
За Исиду и за Клеопатру отдельная благодарность. Автор
За Исиду и за Клеопатру отдельная благодарность. Автор
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Ваще
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
За историческую осведомленность
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Очень, очень!
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Интересно получилось.
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
Помоги мне, Исида! Помоги мне, крылатая!
Как с собою мне спор разрешить?
Высока и жестока за власть мою плата…
Может быть, мне не стоит платить?
Он мой муж. Мой герой. Как предать и уйти,
Помня долгих ночей зной и страсть?
Как к нему не прийти? Как его не спасти?
Как позволить ему в битве пасть?!
Как могу я забыть жар ладоней и губ?
То, как он, про кого все вокруг
Говорят, что он дик, бессердечен и груб,
Персик ел из моих тонких рук?
Он ведь верит, надеется, ждёт меня там.
Без него в сердце боль и тоска.
Что я детям скажу, если Риму продам
Их отца, уведя прочь войска?
Но ты помнишь, Исида, и мне не забыть
Всё, что была в минувших годах.
Сколько крови чужой довелось мне пролить…
Где вы, братья мои и сестра?
Власть сладка словно яд. Пей до дна! Ты одна!
Сколько чаш поднесла я с вином.
Сколько тел упокоилось в сумраке дна
Нила, что под дворцовым окном!
Да, я знаю, по смерти гореть мне в аду.
Не ищу я прощенья себе.
Власть дороже, Антоний. И я не приду
Нынче с войском на помощь тебе.
КОНЕЦ
(со слов Елены Прекрасной)
Честное слово – я правильной дочкой была.
Так отчего же средь белого божьего дня,
Хоть, я клянусь, на краю никогда не спала
Серый волчище унёс в неизвестность меня?
Нет, я жила с пониманьем, что батюшка-царь
Выберет мужа, меня не спрося так и так.
Всё как положено. Всё так, как делалось встарь.
Только где царь и отец, а где этот дурак?
Ладно б ещё воровал для себя, из любви.
Девичье сердце так падко на страсти огонь.
Но от причины лишь ярость бушует в крови:
Этому гаду подземному, видите ль, надобен конь!
Только смирилась я вновь со своим бытиём –
Будущий муж мне знаком, всё же он наш сосед.
Сватает год, да никак не сойдётся с отцом
В выкупе. Буду царицей. Согласна. Ведите. Так нет!
Жадность взыграла: что в руки я взял, то моё!
Запер в избушке лесной. Я пыталась сбежать,
Да не пролезла я грудью в оконный проём.
А дурака снова волк побежал выручать.
Ну а когда на жар-птицу он вздумал сменять
Чистых кровей скакуна, я смолчать не смогла.
Толку в той птице? Ни мяса, ни пуха, ни яйц.
Если б не волк, я пешком, как чернавка, б пошла!
Дальше всё было как в маре ночной. Волк ушёл.
Мой незадачливый вор задремал на лугу.
Двое чужих. Меч. Удар. Кровью крашеный шёлк.
Братьев таких не могу пожелать и врагу!
Птицу – в зверинец. В конюшню отводят коня.
Ну а меня после бани - быстрей под венец.
Только, видать, маловато за эти три дня
Я испытала – на свадьбу явился «мертвец».
Мне рассказали потом, как спасал его волк
Мёртвой, живою водой. Вот бы знать, где достал…
Взять одного до сих пор не даётся мне в толк –
Как дурачок волка клятвой к себе привязал?
Снова я в церкви стою под венчальным венцом.
Снова меня ни о чём и никто не спросил.
Людям – закончилась сказка счастливым концом.
А у меня на смирение нет больше сил!
Свадьба гудит, и себя я на мысли ловлю:
Сына рожу - разберусь и со свёкром, и с мужем.
Персиком сладким иль яблоком их отравлю.
Править начну. Самолично. И точно не хуже!
КОНЕЦ
(со слов Елены Прекрасной)
Честное слово – я правильной дочкой была.
Так отчего же средь белого божьего дня,
Хоть, я клянусь, на краю никогда не спала
Серый волчище унёс в неизвестность меня?
Нет, я жила с пониманьем, что батюшка-царь
Выберет мужа, меня не спрося так и так.
Всё как положено. Всё так, как делалось встарь.
Только где царь и отец, а где этот дурак?
Ладно б ещё воровал для себя, из любви.
Девичье сердце так падко на страсти огонь.
Но от причины лишь ярость бушует в крови:
Этому гаду подземному, видите ль, надобен конь!
Только смирилась я вновь со своим бытиём –
Будущий муж мне знаком, всё же он наш сосед.
Сватает год, да никак не сойдётся с отцом
В выкупе. Буду царицей. Согласна. Ведите. Так нет!
Жадность взыграла: что в руки я взял, то моё!
Запер в избушке лесной. Я пыталась сбежать,
Да не пролезла я грудью в оконный проём.
А дурака снова волк побежал выручать.
Ну а когда на жар-птицу он вздумал сменять
Чистых кровей скакуна, я смолчать не смогла.
Толку в той птице? Ни мяса, ни пуха, ни яйц.
Если б не волк, я пешком, как чернавка, б пошла!
Дальше всё было как в маре ночной. Волк ушёл.
Мой незадачливый вор задремал на лугу.
Двое чужих. Меч. Удар. Кровью крашеный шёлк.
Братьев таких не могу пожелать и врагу!
Птицу – в зверинец. В конюшню отводят коня.
Ну а меня после бани - быстрей под венец.
Только, видать, маловато за эти три дня
Я испытала – на свадьбу явился «мертвец».
Мне рассказали потом, как спасал его волк
Мёртвой, живою водой. Вот бы знать, где достал…
Взять одного до сих пор не даётся мне в толк –
Как дурачок волка клятвой к себе привязал?
Снова я в церкви стою под венчальным венцом.
Снова меня ни о чём и никто не спросил.
Людям – закончилась сказка счастливым концом.
А у меня на смирение нет больше сил!
Свадьба гудит, и себя я на мысли ловлю:
Сына рожу - разберусь и со свёкром, и с мужем.
Персиком сладким иль яблоком их отравлю.
Править начну. Самолично. И точно не хуже!
КОНЕЦ
(со слов Елены Прекрасной)
Честное слово – я правильной дочкой была.
Так отчего же средь белого божьего дня,
Хоть, я клянусь, на краю никогда не спала
Серый волчище унёс в неизвестность меня?
Нет, я жила с пониманьем, что батюшка-царь
Выберет мужа, меня не спрося так и так.
Всё как положено. Всё так, как делалось встарь.
Только где царь и отец, а где этот дурак?
Ладно б ещё воровал для себя, из любви.
Девичье сердце так падко на страсти огонь.
Но от причины лишь ярость бушует в крови:
Этому гаду подземному, видите ль, надобен конь!
Только смирилась я вновь со своим бытиём –
Будущий муж мне знаком, всё же он наш сосед.
Сватает год, да никак не сойдётся с отцом
В выкупе. Буду царицей. Согласна. Ведите. Так нет!
Жадность взыграла: что в руки я взял, то моё!
Запер в избушке лесной. Я пыталась сбежать,
Да не пролезла я грудью в оконный проём.
А дурака снова волк побежал выручать.
Ну а когда на жар-птицу он вздумал сменять
Чистых кровей скакуна, я смолчать не смогла.
Толку в той птице? Ни мяса, ни пуха, ни яйц.
Если б не волк, я пешком, как чернавка, б пошла!
Дальше всё было как в маре ночной. Волк ушёл.
Мой незадачливый вор задремал на лугу.
Двое чужих. Меч. Удар. Кровью крашеный шёлк.
Братьев таких не могу пожелать и врагу!
Птицу – в зверинец. В конюшню отводят коня.
Ну а меня после бани - быстрей под венец.
Только, видать, маловато за эти три дня
Я испытала – на свадьбу явился «мертвец».
Мне рассказали потом, как спасал его волк
Мёртвой, живою водой. Вот бы знать, где достал…
Взять одного до сих пор не даётся мне в толк –
Как дурачок волка клятвой к себе привязал?
Снова я в церкви стою под венчальным венцом.
Снова меня ни о чём и никто не спросил.
Людям – закончилась сказка счастливым концом.
А у меня на смирение нет больше сил!
Свадьба гудит, и себя я на мысли ловлю:
Сына рожу - разберусь и со свёкром, и с мужем.
Персиком сладким иль яблоком их отравлю.
Править начну. Самолично. И точно не хуже!
КОНЕЦ
Удивлена была - Иван вор, и птицу, и коня, и женщину украл. Братья воры его убили и забрали добычу. Так нетушки, нам этому придурку даже посочувствовать предлагается.
А уж отношение к Елене Прекрасной - как к мебели.
Удивлена была - Иван вор, и птицу, и коня, и женщину украл. Братья воры его убили и забрали добычу. Так нетушки, нам этому придурку даже посочувствовать предлагается.
А уж отношение к Елене Прекрасной - как к мебели.
(со слов Елены Прекрасной)
Честное слово – я правильной дочкой была.
Так отчего же средь белого божьего дня,
Хоть, я клянусь, на краю никогда не спала
Серый волчище унёс в неизвестность меня?
Нет, я жила с пониманьем, что батюшка-царь
Выберет мужа, меня не спрося так и так.
Всё как положено. Всё так, как делалось встарь.
Только где царь и отец, а где этот дурак?
Ладно б ещё воровал для себя, из любви.
Девичье сердце так падко на страсти огонь.
Но от причины лишь ярость бушует в крови:
Этому гаду подземному, видите ль, надобен конь!
Только смирилась я вновь со своим бытиём –
Будущий муж мне знаком, всё же он наш сосед.
Сватает год, да никак не сойдётся с отцом
В выкупе. Буду царицей. Согласна. Ведите. Так нет!
Жадность взыграла: что в руки я взял, то моё!
Запер в избушке лесной. Я пыталась сбежать,
Да не пролезла я грудью в оконный проём.
А дурака снова волк побежал выручать.
Ну а когда на жар-птицу он вздумал сменять
Чистых кровей скакуна, я смолчать не смогла.
Толку в той птице? Ни мяса, ни пуха, ни яйц.
Если б не волк, я пешком, как чернавка, б пошла!
Дальше всё было как в маре ночной. Волк ушёл.
Мой незадачливый вор задремал на лугу.
Двое чужих. Меч. Удар. Кровью крашеный шёлк.
Братьев таких не могу пожелать и врагу!
Птицу – в зверинец. В конюшню отводят коня.
Ну а меня после бани - быстрей под венец.
Только, видать, маловато за эти три дня
Я испытала – на свадьбу явился «мертвец».
Мне рассказали потом, как спасал его волк
Мёртвой, живою водой. Вот бы знать, где достал…
Взять одного до сих пор не даётся мне в толк –
Как дурачок волка клятвой к себе привязал?
Снова я в церкви стою под венчальным венцом.
Снова меня ни о чём и никто не спросил.
Людям – закончилась сказка счастливым концом.
А у меня на смирение нет больше сил!
Свадьба гудит, и себя я на мысли ловлю:
Сына рожу - разберусь и со свёкром, и с мужем.
Персиком сладким иль яблоком их отравлю.
Править начну. Самолично. И точно не хуже!
КОНЕЦ