Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Конкурс рассказов. Обсуждаем "умный статус"
Здравствуйте, все равнодушные к нашему конкурсу рассказов форумчане.
Сегодня у нас второй конкурс в этом сезоне. Вашему вниманию представляются 11* конкурсных рассказов. И еще один рассказ представлен вне конкурса. Их авторы ждут ваших оценок и комментариев
Тема нашего конкурса «Умный статус» без дополнительных условий. Кто не совсем в курсе процитирую задание: «В соцсетях часто встречаешь у людей «умные статусы». Вот что думать о человеке со статусом в контакте «Выслушаю оправдания, но уже не поверю», или «Никогда не рассказывай людям о своих планах. Просто бери и делай. Пусть они удивляются от результатов, а не от болтовни» или «Меня трудно завоевать, но легко потерять»? Об их целеустремленности? Об их принципах? Об их пустоте и удушающем пафосе? Наверное, каждый думает свое. Вот я и даю вам статус, вытащенный мною из мути интернета, а вы в рассказе, в художественной форме, передадите свои мысли об этой фразе. Фраза следующая – «Лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать лет назад. Следующее лучшее время — сегодня»».
Читаем, оцениваем и выбираем лучший рассказ
*И посматривайте периодически тему, вдруг добавлю новые рассказы (место для забывашек традиционно оставлю)
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; непосредственно под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Голоса пользователей, замеченных в явном троллинге или оскорблениях, учитываться не будут, а такие комментаторы получат порицание и минус к карме
7 Голосование продлится до вечера субботы (позднего) 21 ноября. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 23 ноября.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан, но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я найду и добавлю
Сегодня у нас второй конкурс в этом сезоне. Вашему вниманию представляются 11* конкурсных рассказов. И еще один рассказ представлен вне конкурса. Их авторы ждут ваших оценок и комментариев
Тема нашего конкурса «Умный статус» без дополнительных условий. Кто не совсем в курсе процитирую задание: «В соцсетях часто встречаешь у людей «умные статусы». Вот что думать о человеке со статусом в контакте «Выслушаю оправдания, но уже не поверю», или «Никогда не рассказывай людям о своих планах. Просто бери и делай. Пусть они удивляются от результатов, а не от болтовни» или «Меня трудно завоевать, но легко потерять»? Об их целеустремленности? Об их принципах? Об их пустоте и удушающем пафосе? Наверное, каждый думает свое. Вот я и даю вам статус, вытащенный мною из мути интернета, а вы в рассказе, в художественной форме, передадите свои мысли об этой фразе. Фраза следующая – «Лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать лет назад. Следующее лучшее время — сегодня»».
Читаем, оцениваем и выбираем лучший рассказ
*И посматривайте периодически тему, вдруг добавлю новые рассказы (место для забывашек традиционно оставлю)
Правила голосования остаются те же:
1. Авторам произведений нельзя раскрывать свою анонимность до конца голосования
2. Голосовать могут все пользователи со страницей на форуме;
3. Голосом за произведение считается только комментарий в виде +1; непосредственно под данным рассказом. Голосование вне ветки или комментарии другого вида (+++++, плюс мильён, 1111111) учитываться не будут. Если у вас нет на клавиатуре плюса, то ставьте *1, но маякните об этом мне.
4. Авторы просят конструктивной критики, поэтому прошу не стесняться выражать свое мнение. Только делайте это вежливо, указывая на конкретные недостатки.
5. Голосовать можно за любое количество произведений, но только один раз
6. Голоса пользователей, замеченных в явном троллинге или оскорблениях, учитываться не будут, а такие комментаторы получат порицание и минус к карме
7 Голосование продлится до вечера субботы (позднего) 21 ноября. После этого тема закрывается, и опоздавшие голоса не засчитываются
8. Победит рассказ, набравший больше всех +1 , о чем будет сообщено в поздравительной теме, скорее всего в понедельник 23 ноября.
Также огромная просьба НЕ ФЛУДИТЬ, пока я не выложу все произведения на суд критиков. А потом флудите сколько хотите))
П. С. Если у вас случилось озарение и вы вспомнили что конкурс сегодня, рассказ напечатан, но не отправлен, то напишите мне, я оставлю место для забывашек
П.П.С. Если обнаружите, что нет вашего рассказа, срочно пишите мне на почту (не в теме), я найду и добавлю
Тема закрытаТема скрыта
также смутили "обрела полную женскую форму" и "теплый человеческий запах ее пота".
бывает "холодный пот", но другие ассоциации
также смутили "обрела полную женскую форму" и "теплый человеческий запах ее пота".
бывает "холодный пот", но другие ассоциации
второе скорее к каннибалам.
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
И конец мне не понравился совсем.
И конец мне не понравился совсем.
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
главный герой мыслит как-то по-женски (описание ее внешности - мужики так не видят, мне кажется, они воспринимают женщину более... целиком).
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
+1
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
- Нет, ну надо же, Дим, - Лиза в очередной раз удивленно-восторженно мотает головой и опирается на ладонь подбородком. – Как здорово, что мы встретились! Кто бы мог подумать!
Я улыбаюсь – и впрямь, надо же. Только меня удивляет не столько наша неожиданная встреча, сколько ее искренняя радость.
Мы сидим в кафе, в людном центре моего родного города, где полчаса назад случайно столкнулись на лестнице подземного перехода. Я приехал впервые за долгое время всего на пару дней, и вот – надо же.
- Ты как вообще? Уехал, и ни слуху ни духу от тебя, ни с кем связь не поддерживаешь. Ты надолго?
- Нет. Приехал родительскую квартиру продать. Завтра уезжаю.
- Жалко, - огорчается она. – Ждут тебя, дома, да? Ты женат, детки есть?
- Не был, не состоял, не привлекался, - рапортую я. – А ты?
- Тоже нет. Ну сходила разок, сбегала, можно сказать, за однокурсника. На полгода. Это не в счет, наверно, - кокетливо улыбается она.
Как я ненавидел ее в школе! Все одиннадцать лет. Ну может, чуть меньше, за исключением младших классов. За что? Не знаю даже. Да, это она сдала меня в седьмом классе, что я курил за старым корпусом школы, но не любил я ее и до этого. А сдала да, она, а классная сообщила родителям. И отец в тот вечер – после хорошей взбучки - заставил меня выкурить при нем целую пачку сигарет. Купил еще специально, сам-то он не курил. Меня тошнило, перед глазами плыли круги, а он не унимался и поджигал мне очередную сигарету. Мать сидела в кухне и плакала – то ли от жалости ко мне, то ли от расстройства и разочарования. Так и не помню, выкурил ли я тогда всю пачку. На отца, кстати, я зла не держал, он хоть и лупил меня по любому поводу, но я понимаю, что по-своему он хотел мне как лучше. А Лизу ненавидел. Хотя виновата она была только тот единственный раз. Но я ничего ей не сделал, вернувшись через два дня в школу. Словом даже не обмолвился. И курить, кстати, не бросил.
Злость на нее разбирала меня и в старших классах, уже из-за ее вечного рвения помогать. Помнила тот случай, что ли, и вину заглаживала? Я выходил к доске на алгебре, решить какое-нибудь мудреное уравнение, сосредотачивался – я мог, не был я совсем уж дубиной стоеросовой – но ее прожигающий насквозь взгляд со второй парты среднего ряда, старательный шепот и выразительная артикуляция не оставляли мне шансов. Тут же раздавался раздраженный голос математички: «Лиза, я не тебя хочу услышать, а Диму. Экзамены ты за него не сдашь». И ведь не сказать, что меня бесила в ней заучка-ботаничка – она такой не была. Училась хорошо, да, но была веселой активной девчонкой, душой их девчачьей компашки, в волейбол играла за школу, ребятам нравилась. Только не мне. Или…?
И вот она сидит напротив меня за столиком, подперев рукой подбородок, и расспрашивает меня о жизни. Я галантно отвешиваю ей комплимент, что она совсем не изменилась, и почти не кривлю душой. Она и правда все еще очень хороша – хотя почему все еще? Молодая женщина, без детей, без особых забот, почему бы ей выглядеть плохо? Конечно, я отмечаю следы, оставленные временем – морщинки у глаз, когда она улыбается, немного уставшую кожу, да и волосы ее, прежде сочного медового оттенка, теперь явно тронуты краской. Но она все равно красива. В ее фигуре по-прежнему сочетаются изящество и мягкая округлость – я помню ее такой, еще в школе она обрела свою полную женскую форму.
- Слушай, - говорит она, - а тебе обязательно завтра уезжать? Может, соберем наших, кто остался в городе, посидим? Человек десять точно можем найти, – она хватается за телефон.
Я смеюсь и удерживаю ее руку:
- Ну давай хотя бы не прямо сейчас. – Меня искренне забавляет ее радостная ностальгия. Неужели кто-то и впрямь скучает по школе и рад бывшим одноклассникам?
Ее ладонь разворачивается в моей, мне навстречу. Я не убираю руку, и ее нежные прохладные пальцы осторожно сплетаются с моими.
- Не сейчас, - соглашается она. – Успеем еще.
- Может, зря я в школе не дергал тебя за косички? – задумчиво спрашиваю я.
Она тихо смеется, опустив голову, и длинный завиток ее волос падает мне на руку безмолвным намеком – лучше поздно, чем никогда.
Мы едем к ней домой, обнимаясь на задней площадке троллейбуса, как школьники. Взбегаем на четвертый этаж, не дожидаясь лифта. В прихожей, после нескольких минут суматошной возни, она нехотя отстраняется:
- Я сегодня весь день на ногах, забегалась, мне прямо не по себе… подожди, - и скрывается в ванной. Хотя меня вовсе не смущает теплый человеческий запах ее пота на фоне тонкого аромата духов.
Я жду в комнате, сняв только куртку, бездумно глядя в окно, пока наконец не слышу за спиной мягкие шаги босых ног. Оборачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу – со своей бывшей одноклассницей, придерживающей рукой небрежно обмотанное вокруг тела короткое полотенце.
- Ты что, Дим? – она неловко берется рукой за ремень на моих джинсах и тут же отпускает, игривая улыбка ее гаснет и становится растерянной. – Ты…не хочешь, что ли?
Горячее и будоражащее нечто зарождается глубоко внутри, поднимается наверх – к сердцу, к горлу, к глазам. Выплескивается через край.
- Я хотел этого двадцать лет, - внезапно осипшим голосом почти шепчу я. И я не лгу. И улыбка ее снова расцветает.
…Лиза лежит ничком на так и не разобранной кровати. Я осторожно снимаю ремень, затянутый на ее шее. Осматриваю комнату, вытираю валяющейся на столе салфеткой по возможности все, что мог успеть залапать. Выхожу и аккуратно прикрываю за собой дверь.
Я мечтал об этом двадцать лет. Мечты должны сбываться.
КОНЕЦ
за окончание рассказа
я бы поменяла палача и жертву местами
По ступеням бизнес-центра бодро поднимался мужчина лет 50. Он шел твердым шагом и с высоко поднятой головой. Казалось, что перед ним открываются любые двери. Мужчина вошел в здание и прошел в свой кабинет, в котором все кричало о богатстве хозяина. Сергей Витальевич, владелец сети отелей в столице. У этого мужчины было все, кроме главного - у него не было семьи. Нет, у него были жена и сын, но они присутствовали где-то на краю его жизни. А в центре жизни мужчины крутился его бизнес. Сергей Витальевич финансово полностью обеспечивал сына, но о совместном времяпровождении не могло быть и речи - встречи с партнерами и другие дела забирали все его время.
Взгляд мужчины упал на приглашение на свадьбу сына, которое лежало у него под стеклом. От секретаря Сергей Витальевич знал, что это приглашение сын сам принес ему, но не застал на месте. Вспомнил, что в день свадьбы сына у него была важная встреча с иностранными партнерами. Вспомнил, как заскочил на торжество, пробормотал несколько поздравительных фраз, вручил ключи от новой квартиры и крупную сумму в конверте и уехал на встречу с партнерами. Встреча, кстати, прошла очень удачно.
Из воспоминаний мужчину вырвал звонок телефона. Звонила жена. Просто так она никогда не звонит, значит, произошло что-то важное. Сергей Витальевич принял звонок и тут же услышал радостный голос супруги:
- Сереж, у нас внук родился. Мы стали бабушкой и дедушкой.
Мужчину как молнией прошило. Он стал дедушкой?! И в этот момент он осознал, что отцом-то он и не был. В жизни его родного сына не было отца. Может, еще не поздно все исправить? Стать хотя бы хорошим дедушкой для своего внука.
Сергей Витальевич буквально сорвался с места. На ходу крикнул секретарю, чтобы тот отменил все встречи на сегодня и завтра.
Сев в машину, мужчина набрал номер супруги и узнал, в каком роддоме родился их внук. Приехав в роддом, мужчина увидел счастливого сына. И первым начал разговор:
- Поздравляю тебя, сын, с рождением сына. Я только сейчас осознал, что ты уже совсем взрослый, а меня все эти годы не было рядом. Говорят, что мужчина должен вырастить сына, построить дом и посадить дерево. Сын у меня есть, построил я не только дом, а целую империю, а вот дерево я так и не посадил. Знаю, что лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать с лишним лет назад, когда ты родился. А следующее лучшее время - сегодня, в честь рождения твоего сына и моего внука.
Сергей Витальевич замолчал, переводя дух и ожидая ответа от сына.
- Поехали за саженцами, лопаты у твоего садовника возьмём - просто ответил сын и первым пошел к выходу.
После этого дня Сергей Витальевич оформил доверенность на проверенного человека и тот вел все его дела, а сам мужчина все время проводил с семьей.
КОНЕЦ
По ступеням бизнес-центра бодро поднимался мужчина лет 50. Он шел твердым шагом и с высоко поднятой головой. Казалось, что перед ним открываются любые двери. Мужчина вошел в здание и прошел в свой кабинет, в котором все кричало о богатстве хозяина. Сергей Витальевич, владелец сети отелей в столице. У этого мужчины было все, кроме главного - у него не было семьи. Нет, у него были жена и сын, но они присутствовали где-то на краю его жизни. А в центре жизни мужчины крутился его бизнес. Сергей Витальевич финансово полностью обеспечивал сына, но о совместном времяпровождении не могло быть и речи - встречи с партнерами и другие дела забирали все его время.
Взгляд мужчины упал на приглашение на свадьбу сына, которое лежало у него под стеклом. От секретаря Сергей Витальевич знал, что это приглашение сын сам принес ему, но не застал на месте. Вспомнил, что в день свадьбы сына у него была важная встреча с иностранными партнерами. Вспомнил, как заскочил на торжество, пробормотал несколько поздравительных фраз, вручил ключи от новой квартиры и крупную сумму в конверте и уехал на встречу с партнерами. Встреча, кстати, прошла очень удачно.
Из воспоминаний мужчину вырвал звонок телефона. Звонила жена. Просто так она никогда не звонит, значит, произошло что-то важное. Сергей Витальевич принял звонок и тут же услышал радостный голос супруги:
- Сереж, у нас внук родился. Мы стали бабушкой и дедушкой.
Мужчину как молнией прошило. Он стал дедушкой?! И в этот момент он осознал, что отцом-то он и не был. В жизни его родного сына не было отца. Может, еще не поздно все исправить? Стать хотя бы хорошим дедушкой для своего внука.
Сергей Витальевич буквально сорвался с места. На ходу крикнул секретарю, чтобы тот отменил все встречи на сегодня и завтра.
Сев в машину, мужчина набрал номер супруги и узнал, в каком роддоме родился их внук. Приехав в роддом, мужчина увидел счастливого сына. И первым начал разговор:
- Поздравляю тебя, сын, с рождением сына. Я только сейчас осознал, что ты уже совсем взрослый, а меня все эти годы не было рядом. Говорят, что мужчина должен вырастить сына, построить дом и посадить дерево. Сын у меня есть, построил я не только дом, а целую империю, а вот дерево я так и не посадил. Знаю, что лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать с лишним лет назад, когда ты родился. А следующее лучшее время - сегодня, в честь рождения твоего сына и моего внука.
Сергей Витальевич замолчал, переводя дух и ожидая ответа от сына.
- Поехали за саженцами, лопаты у твоего садовника возьмём - просто ответил сын и первым пошел к выходу.
После этого дня Сергей Витальевич оформил доверенность на проверенного человека и тот вел все его дела, а сам мужчина все время проводил с семьей.
КОНЕЦ
не, ну что-то совсем розовые сопли
не, ну что-то совсем розовые сопли
не, ну что-то совсем розовые сопли
может оно от Сваровски, вручную им же отшлифовано?
может оно от Сваровски, вручную им же отшлифовано?