Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Вечер Сергей встретил в кафе в компании Артема, срочно вызванного приятеля времен института.
— Так вот, — он подвел итог своему повествованию, — девушка, еще пива! Так вот, я аж обалдел — никогда со мной такого не было! А тут как вживую. Такая ненависть на меня навалилась, и Наденьку я «вспомнил», будто я с ней целовался под старой липой, и парк, каждую дорожку… И вообще я не Сергей Коровской, актер театра и кино, а Сашка Андреев, в двадцать два года пришедший в военкомат! Веришь, даже «вспомнил» как в воду с лодки свалился, когда Наденьку эту катал, хотя в сценарии этого не было!
— Да уж, — Артем был явно настроен на посиделки за пивом, а не на серьезные беседы, — никогда бы не поверил, что такое возможно. Что там у тебя в театре на неделе? «Гроза», Тихон? Смотри, утопишь Катерину по-настоящему, как Герасим эту, как её…
— Катерина сама утопилась.
— А ты утопишь, чтобы взаправду! Чтобы все поверили, а мастер прослезился, дескать, какого актера воспитал! От кого, а от тебя такого не ждут. Я вообще удивлен, что тебя после первого курса из института не выгнали!
— Да пошел ты… — Сергей отодвинул уже початую кружку со свежим пивом и решительно встал.
— Ладно, не злись, допивай и пойдем прогуляемся. В каких гребенях, говоришь, были съемки? …-ский лесопарк? Вот и съездим туда, убийц, говорят, тянет на место преступления. Или ты собрался свалить, не оплатив счет? — заметив, что собеседник вновь вскипает, Артем примирительно поднял ладони, — шучу-шучу.
В темноте место съёмок, кусок леса с невесть для какой надобности перегороженной шлагбаумом дорогой, нашлось с трудом. Только разъезженный машинами снег напоминал о том, что здесь что-то происходило.
Чертыхаясь, Артем прыгал из колеи в колею, пытаясь осветить пространство фонариком смартфона. Сергей уверенно шел впереди, попутно поясняя:
— Вот тут камера стояла, там, в кустах подальше, генератор, ну и прочее. Я вон под той елкой с кривой макушкой сидел. А здесь, прямо перед шлагбаумом, машина с Наденькой, тьфу, то есть, с Лисичкиной, которая эту Наденьку играет.
— Тогда понимаю, почему ты ее пристрелить хотел. Я с ней как-то работал — та еще язва!
Артем встал у шлагбаума, расставил ноги, заложил руки за спину и пролаял, карикатурно подражая немецкому акценту:
— Русиш партизанен? Аусвайс! Хендэ хох!
Сергей изменился в лице и схватился за несуществующую винтовку.
— Э-э-э! Погоди-погоди!.. — Артем, невольно отступил назад на полшага. — Ты чего, Серёга, это же я!.. Выдыхай!.. Вот теперь – верю.
Вечер Сергей встретил в кафе в компании Артема, срочно вызванного приятеля времен института.
— Так вот, — он подвел итог своему повествованию, — девушка, еще пива! Так вот, я аж обалдел — никогда со мной такого не было! А тут как вживую. Такая ненависть на меня навалилась, и Наденьку я «вспомнил», будто я с ней целовался под старой липой, и парк, каждую дорожку… И вообще я не Сергей Коровской, актер театра и кино, а Сашка Андреев, в двадцать два года пришедший в военкомат! Веришь, даже «вспомнил» как в воду с лодки свалился, когда Наденьку эту катал, хотя в сценарии этого не было!
— Да уж, — Артем был явно настроен на посиделки за пивом, а не на серьезные беседы, — никогда бы не поверил, что такое возможно. Что там у тебя в театре на неделе? «Гроза», Тихон? Смотри, утопишь Катерину по-настоящему, как Герасим эту, как её…
— Катерина сама утопилась.
— А ты утопишь, чтобы взаправду! Чтобы все поверили, а мастер прослезился, дескать, какого актера воспитал! От кого, а от тебя такого не ждут. Я вообще удивлен, что тебя после первого курса из института не выгнали!
— Да пошел ты… — Сергей отодвинул уже початую кружку со свежим пивом и решительно встал.
— Ладно, не злись, допивай и пойдем прогуляемся. В каких гребенях, говоришь, были съемки? …-ский лесопарк? Вот и съездим туда, убийц, говорят, тянет на место преступления. Или ты собрался свалить, не оплатив счет? — заметив, что собеседник вновь вскипает, Артем примирительно поднял ладони, — шучу-шучу.
В темноте место съёмок, кусок леса с невесть для какой надобности перегороженной шлагбаумом дорогой, нашлось с трудом. Только разъезженный машинами снег напоминал о том, что здесь что-то происходило.
Чертыхаясь, Артем прыгал из колеи в колею, пытаясь осветить пространство фонариком смартфона. Сергей уверенно шел впереди, попутно поясняя:
— Вот тут камера стояла, там, в кустах подальше, генератор, ну и прочее. Я вон под той елкой с кривой макушкой сидел. А здесь, прямо перед шлагбаумом, машина с Наденькой, тьфу, то есть, с Лисичкиной, которая эту Наденьку играет.
— Тогда понимаю, почему ты ее пристрелить хотел. Я с ней как-то работал — та еще язва!
Артем встал у шлагбаума, расставил ноги, заложил руки за спину и пролаял, карикатурно подражая немецкому акценту:
— Русиш партизанен? Аусвайс! Хендэ хох!
Сергей изменился в лице и схватился за несуществующую винтовку.
— Э-э-э! Погоди-погоди!.. — Артем, невольно отступил назад на полшага. — Ты чего, Серёга, это же я!.. Выдыхай!.. Вот теперь – верю.
Вечер Сергей встретил в кафе в компании Артема, срочно вызванного приятеля времен института.
— Так вот, — он подвел итог своему повествованию, — девушка, еще пива! Так вот, я аж обалдел — никогда со мной такого не было! А тут как вживую. Такая ненависть на меня навалилась, и Наденьку я «вспомнил», будто я с ней целовался под старой липой, и парк, каждую дорожку… И вообще я не Сергей Коровской, актер театра и кино, а Сашка Андреев, в двадцать два года пришедший в военкомат! Веришь, даже «вспомнил» как в воду с лодки свалился, когда Наденьку эту катал, хотя в сценарии этого не было!
— Да уж, — Артем был явно настроен на посиделки за пивом, а не на серьезные беседы, — никогда бы не поверил, что такое возможно. Что там у тебя в театре на неделе? «Гроза», Тихон? Смотри, утопишь Катерину по-настоящему, как Герасим эту, как её…
— Катерина сама утопилась.
— А ты утопишь, чтобы взаправду! Чтобы все поверили, а мастер прослезился, дескать, какого актера воспитал! От кого, а от тебя такого не ждут. Я вообще удивлен, что тебя после первого курса из института не выгнали!
— Да пошел ты… — Сергей отодвинул уже початую кружку со свежим пивом и решительно встал.
— Ладно, не злись, допивай и пойдем прогуляемся. В каких гребенях, говоришь, были съемки? …-ский лесопарк? Вот и съездим туда, убийц, говорят, тянет на место преступления. Или ты собрался свалить, не оплатив счет? — заметив, что собеседник вновь вскипает, Артем примирительно поднял ладони, — шучу-шучу.
В темноте место съёмок, кусок леса с невесть для какой надобности перегороженной шлагбаумом дорогой, нашлось с трудом. Только разъезженный машинами снег напоминал о том, что здесь что-то происходило.
Чертыхаясь, Артем прыгал из колеи в колею, пытаясь осветить пространство фонариком смартфона. Сергей уверенно шел впереди, попутно поясняя:
— Вот тут камера стояла, там, в кустах подальше, генератор, ну и прочее. Я вон под той елкой с кривой макушкой сидел. А здесь, прямо перед шлагбаумом, машина с Наденькой, тьфу, то есть, с Лисичкиной, которая эту Наденьку играет.
— Тогда понимаю, почему ты ее пристрелить хотел. Я с ней как-то работал — та еще язва!
Артем встал у шлагбаума, расставил ноги, заложил руки за спину и пролаял, карикатурно подражая немецкому акценту:
— Русиш партизанен? Аусвайс! Хендэ хох!
Сергей изменился в лице и схватился за несуществующую винтовку.
— Э-э-э! Погоди-погоди!.. — Артем, невольно отступил назад на полшага. — Ты чего, Серёга, это же я!.. Выдыхай!.. Вот теперь – верю.
Вечер Сергей встретил в кафе в компании Артема, срочно вызванного приятеля времен института.
— Так вот, — он подвел итог своему повествованию, — девушка, еще пива! Так вот, я аж обалдел — никогда со мной такого не было! А тут как вживую. Такая ненависть на меня навалилась, и Наденьку я «вспомнил», будто я с ней целовался под старой липой, и парк, каждую дорожку… И вообще я не Сергей Коровской, актер театра и кино, а Сашка Андреев, в двадцать два года пришедший в военкомат! Веришь, даже «вспомнил» как в воду с лодки свалился, когда Наденьку эту катал, хотя в сценарии этого не было!
— Да уж, — Артем был явно настроен на посиделки за пивом, а не на серьезные беседы, — никогда бы не поверил, что такое возможно. Что там у тебя в театре на неделе? «Гроза», Тихон? Смотри, утопишь Катерину по-настоящему, как Герасим эту, как её…
— Катерина сама утопилась.
— А ты утопишь, чтобы взаправду! Чтобы все поверили, а мастер прослезился, дескать, какого актера воспитал! От кого, а от тебя такого не ждут. Я вообще удивлен, что тебя после первого курса из института не выгнали!
— Да пошел ты… — Сергей отодвинул уже початую кружку со свежим пивом и решительно встал.
— Ладно, не злись, допивай и пойдем прогуляемся. В каких гребенях, говоришь, были съемки? …-ский лесопарк? Вот и съездим туда, убийц, говорят, тянет на место преступления. Или ты собрался свалить, не оплатив счет? — заметив, что собеседник вновь вскипает, Артем примирительно поднял ладони, — шучу-шучу.
В темноте место съёмок, кусок леса с невесть для какой надобности перегороженной шлагбаумом дорогой, нашлось с трудом. Только разъезженный машинами снег напоминал о том, что здесь что-то происходило.
Чертыхаясь, Артем прыгал из колеи в колею, пытаясь осветить пространство фонариком смартфона. Сергей уверенно шел впереди, попутно поясняя:
— Вот тут камера стояла, там, в кустах подальше, генератор, ну и прочее. Я вон под той елкой с кривой макушкой сидел. А здесь, прямо перед шлагбаумом, машина с Наденькой, тьфу, то есть, с Лисичкиной, которая эту Наденьку играет.
— Тогда понимаю, почему ты ее пристрелить хотел. Я с ней как-то работал — та еще язва!
Артем встал у шлагбаума, расставил ноги, заложил руки за спину и пролаял, карикатурно подражая немецкому акценту:
— Русиш партизанен? Аусвайс! Хендэ хох!
Сергей изменился в лице и схватился за несуществующую винтовку.
— Э-э-э! Погоди-погоди!.. — Артем, невольно отступил назад на полшага. — Ты чего, Серёга, это же я!.. Выдыхай!.. Вот теперь – верю.
- Ах, ты ж, гад, еще и по-нашенски говорить научился?! Руки в гору!
В грудь Артема уперлось дуло неизвестно откуда появившейся трехлинейки. Он хотел закричать, но от ужаса изо рта вырывалось только какое-то тихое шипение, лишь изредка принимавшее форму слов, почему-то на абсолютно незнакомом ему ранее немецком языке:
- Was…was ist los mit dir?
На него насмешливо и холодно смотрели такие знакомые и в тоже времясовершенно чужие глаза его друга – Сереги, или кем он там сейчас считает, кажется, какого-то Сашки Андреева.
- Что ты там шепчешь? Жить, небось, хочешь? А бабам да ребятишкам из Ореховки, которую вы спалили, жить не хотелось, думаешь? А сколько людей вы загубили в Крыму, Сальске, Туле? Сейчас ты, сволочь, за все ответишь!
- Hilf mir! – заголосил уже во всю мочь Артем, с ужасом озираясь кругом. Но заснеженная поляна, как и прежде, была совершенно безлюдна, и только унылая луна стала невольной свидетельницей происходящего кошмара.
- И Наденька моя… Чем ты ее заманил? Она же такая родная была, своя, наша. – Не сдержавшись, Сашка наотмашь ударил стоявшего перед ним фрица прикладом винтовки.
Ломая ветки кустарника, сиротливо торчащие из подтаявшего сугроба, Артем тяжело плюхнулся в мокрый снег. С его головы слетела и откатилась под ноги партизана фуражка. Генеральская фуражка. И только тут Артем осознал, что вместо любимой косухи и драных джинсов на нем серая эсесовская шинель с отворотом и черными зиговскими нашивками.
«Я, кажется, схожу с ума. Война и немцы. С партизанами. И главный партизан – мой друг Серега. А я – эсэсовский генерал, твою мать. И Наденька ещё какая-то. Кто там ее играет? Лисичкина? Ну, переспал я с ней пару лет назад, так, ничего особенного. Правда она на меня почему-то потом обозлилась. Стерва, она стерва и есть. И как это относится к сегодняшнему бреду?» - со скоростью молнии пронеслось в воспаленном мозгу бывшего неудачливого киноактера, а ныне взятого в плен немецкого офицера.
И, будто ответом на его мысли, над ночной поляной рассыпался заливистый женский смех. Среди сугробов, озаряемая полной луной, стояла Наденька, в подогнанной по фигуре серой шинельке, с расплывшимся кровавым пятном на груди, и от всей души хохотала.
- Ах, ты ж, гад, еще и по-нашенски говорить научился?! Руки в гору!
В грудь Артема уперлось дуло неизвестно откуда появившейся трехлинейки. Он хотел закричать, но от ужаса изо рта вырывалось только какое-то тихое шипение, лишь изредка принимавшее форму слов, почему-то на абсолютно незнакомом ему ранее немецком языке:
- Was…was ist los mit dir?
На него насмешливо и холодно смотрели такие знакомые и в тоже времясовершенно чужие глаза его друга – Сереги, или кем он там сейчас считает, кажется, какого-то Сашки Андреева.
- Что ты там шепчешь? Жить, небось, хочешь? А бабам да ребятишкам из Ореховки, которую вы спалили, жить не хотелось, думаешь? А сколько людей вы загубили в Крыму, Сальске, Туле? Сейчас ты, сволочь, за все ответишь!
- Hilf mir! – заголосил уже во всю мочь Артем, с ужасом озираясь кругом. Но заснеженная поляна, как и прежде, была совершенно безлюдна, и только унылая луна стала невольной свидетельницей происходящего кошмара.
- И Наденька моя… Чем ты ее заманил? Она же такая родная была, своя, наша. – Не сдержавшись, Сашка наотмашь ударил стоявшего перед ним фрица прикладом винтовки.
Ломая ветки кустарника, сиротливо торчащие из подтаявшего сугроба, Артем тяжело плюхнулся в мокрый снег. С его головы слетела и откатилась под ноги партизана фуражка. Генеральская фуражка. И только тут Артем осознал, что вместо любимой косухи и драных джинсов на нем серая эсесовская шинель с отворотом и черными зиговскими нашивками.
«Я, кажется, схожу с ума. Война и немцы. С партизанами. И главный партизан – мой друг Серега. А я – эсэсовский генерал, твою мать. И Наденька ещё какая-то. Кто там ее играет? Лисичкина? Ну, переспал я с ней пару лет назад, так, ничего особенного. Правда она на меня почему-то потом обозлилась. Стерва, она стерва и есть. И как это относится к сегодняшнему бреду?» - со скоростью молнии пронеслось в воспаленном мозгу бывшего неудачливого киноактера, а ныне взятого в плен немецкого офицера.
И, будто ответом на его мысли, над ночной поляной рассыпался заливистый женский смех. Среди сугробов, озаряемая полной луной, стояла Наденька, в подогнанной по фигуре серой шинельке, с расплывшимся кровавым пятном на груди, и от всей души хохотала.
- Ах, ты ж, гад, еще и по-нашенски говорить научился?! Руки в гору!
В грудь Артема уперлось дуло неизвестно откуда появившейся трехлинейки. Он хотел закричать, но от ужаса изо рта вырывалось только какое-то тихое шипение, лишь изредка принимавшее форму слов, почему-то на абсолютно незнакомом ему ранее немецком языке:
- Was…was ist los mit dir?
На него насмешливо и холодно смотрели такие знакомые и в тоже времясовершенно чужие глаза его друга – Сереги, или кем он там сейчас считает, кажется, какого-то Сашки Андреева.
- Что ты там шепчешь? Жить, небось, хочешь? А бабам да ребятишкам из Ореховки, которую вы спалили, жить не хотелось, думаешь? А сколько людей вы загубили в Крыму, Сальске, Туле? Сейчас ты, сволочь, за все ответишь!
- Hilf mir! – заголосил уже во всю мочь Артем, с ужасом озираясь кругом. Но заснеженная поляна, как и прежде, была совершенно безлюдна, и только унылая луна стала невольной свидетельницей происходящего кошмара.
- И Наденька моя… Чем ты ее заманил? Она же такая родная была, своя, наша. – Не сдержавшись, Сашка наотмашь ударил стоявшего перед ним фрица прикладом винтовки.
Ломая ветки кустарника, сиротливо торчащие из подтаявшего сугроба, Артем тяжело плюхнулся в мокрый снег. С его головы слетела и откатилась под ноги партизана фуражка. Генеральская фуражка. И только тут Артем осознал, что вместо любимой косухи и драных джинсов на нем серая эсесовская шинель с отворотом и черными зиговскими нашивками.
«Я, кажется, схожу с ума. Война и немцы. С партизанами. И главный партизан – мой друг Серега. А я – эсэсовский генерал, твою мать. И Наденька ещё какая-то. Кто там ее играет? Лисичкина? Ну, переспал я с ней пару лет назад, так, ничего особенного. Правда она на меня почему-то потом обозлилась. Стерва, она стерва и есть. И как это относится к сегодняшнему бреду?» - со скоростью молнии пронеслось в воспаленном мозгу бывшего неудачливого киноактера, а ныне взятого в плен немецкого офицера.
И, будто ответом на его мысли, над ночной поляной рассыпался заливистый женский смех. Среди сугробов, озаряемая полной луной, стояла Наденька, в подогнанной по фигуре серой шинельке, с расплывшимся кровавым пятном на груди, и от всей души хохотала.
Как и кино и немцы
Как и кино и немцы
- Ах, ты ж, гад, еще и по-нашенски говорить научился?! Руки в гору!
В грудь Артема уперлось дуло неизвестно откуда появившейся трехлинейки. Он хотел закричать, но от ужаса изо рта вырывалось только какое-то тихое шипение, лишь изредка принимавшее форму слов, почему-то на абсолютно незнакомом ему ранее немецком языке:
- Was…was ist los mit dir?
На него насмешливо и холодно смотрели такие знакомые и в тоже времясовершенно чужие глаза его друга – Сереги, или кем он там сейчас считает, кажется, какого-то Сашки Андреева.
- Что ты там шепчешь? Жить, небось, хочешь? А бабам да ребятишкам из Ореховки, которую вы спалили, жить не хотелось, думаешь? А сколько людей вы загубили в Крыму, Сальске, Туле? Сейчас ты, сволочь, за все ответишь!
- Hilf mir! – заголосил уже во всю мочь Артем, с ужасом озираясь кругом. Но заснеженная поляна, как и прежде, была совершенно безлюдна, и только унылая луна стала невольной свидетельницей происходящего кошмара.
- И Наденька моя… Чем ты ее заманил? Она же такая родная была, своя, наша. – Не сдержавшись, Сашка наотмашь ударил стоявшего перед ним фрица прикладом винтовки.
Ломая ветки кустарника, сиротливо торчащие из подтаявшего сугроба, Артем тяжело плюхнулся в мокрый снег. С его головы слетела и откатилась под ноги партизана фуражка. Генеральская фуражка. И только тут Артем осознал, что вместо любимой косухи и драных джинсов на нем серая эсесовская шинель с отворотом и черными зиговскими нашивками.
«Я, кажется, схожу с ума. Война и немцы. С партизанами. И главный партизан – мой друг Серега. А я – эсэсовский генерал, твою мать. И Наденька ещё какая-то. Кто там ее играет? Лисичкина? Ну, переспал я с ней пару лет назад, так, ничего особенного. Правда она на меня почему-то потом обозлилась. Стерва, она стерва и есть. И как это относится к сегодняшнему бреду?» - со скоростью молнии пронеслось в воспаленном мозгу бывшего неудачливого киноактера, а ныне взятого в плен немецкого офицера.
И, будто ответом на его мысли, над ночной поляной рассыпался заливистый женский смех. Среди сугробов, озаряемая полной луной, стояла Наденька, в подогнанной по фигуре серой шинельке, с расплывшимся кровавым пятном на груди, и от всей души хохотала.