Новеллы Романтической Эпохи – 2

Часть биографов Клер не находят убедительных доказательств её сексуальной связи с Шелли. Однако она открыто выражала поддержку взглядам на теорию свободной любви, о праве женщин самостоятельно выбирать своих любовников и вступать в сексуальные контакты вне брака. Высказывалось предположение, что Клермонт была матерью дочери, отцом которой был Перси Шелли. Эта возможность восходит к обвинению слуг Шелли, Элизы и Паоло Фоджи, в том, что Клер родила ребенка Шелли во время пребывания в Неаполе. Там 27 февраля 1819 года Шелли зарегистрировал ребенка по имени Елена Аделаида Шелли, как родившегося 27 декабря 1818 года. Регистратор записал ее как дочь Перси Шелли и "Марии" или "Марины Падурин" (возможно, итальянское неправильное произношение "Мэри Годвин". Девочка была крещена в тот же день как законно рожденный ребенок Перси Шелли и Мэри Годвин. Однако почти невозможно, чтобы Мэри Шелли была его матерью, и это породило несколько теорий, в том числе и то , что ребенок действительно принадлежал Клермонт.

По записям из дневника писательницы, который потом будет утерян, следует что примерно в это время - 27 декабря - Клер была больна. В письме к Изабелле Хоппнер от 10 августа 1821, Мэри Шелли заявила решительно, что " Я совершенно убеждена, что у Шелли никогда не было неподобающей связи с Клэр. Мы жили в квартирах, где я имела мгновенный вход в каждую комнату, и такая вещь не могла пройти незамеченной для меня. Я помню, что Клэр действительно лежала в постели два дня в это время, но я ухаживала за ней, я видела врача, ее болезнь была той, которой она страдала в течение многих лет и применялись те же лекарства, что и раньше, когда я лечила ее в Англии". Младенец же Елена был помещен к приемным родителям и позже умер 10 июня 1820 года. Байрон поверил слухам о Елене и использовал их как еще одну причину не позволять Клермонт влиять на Аллегру.

Несмотря на то что Клер была еще молода и привлекательна, она больше не стремилась к любви. «На лике счастливой страсти, как и смерти, большими буквами написано: finis», – полагала она. Ее собственная страсть длилась всего лишь десять минут, «но эти десять минут исковеркали всю мою дальнейшую жизнь; однако страсть, Бог знает почему, без всякой моей вины исчезла, не оставив никакого следа, только сердце мое опустошено и разбито так, как будто его обожгла тысяча молний».

Уильям Пауэлл Фрайт

Мэри Шелли, опустошённая после смерти мужа, вернулась в Англию. Она оплатила многие расходы сводной сестры, в частности её годовое пребывание в Вене. К этому времени Клер, бездетная, с опороченной репутацией, лишенная средств к существованию и хронически больная, смирилась с мыслью о том, что настало время ей самой зарабатывать на жизнь в качестве гувернантки. Раньше Клер иногда называла представительниц этой профессии «живые мертвецы».

Ещё в 1821 г. во Флоренции она познакомилась с русским кружком в доме гр. Батурлина и потому ей не составляло труда возобновить русские связи и устроиться потом гувернанткой. Вскоре Клер прибыла в Россию, где она работала с 1825 по 1828 год.

<Московские дневники и письма Клер Клермонт>. Подлинная рукопись пропала в Вене в начале 1940-х годов и в настоящее время известна напечатанная дважды лишь неполная копия , сделанная человеком, не знавшим русского языка и не скрывавшим, что он копировал то, что лично ему представлялось наиболее интересным. Помимо этой копии до нас дошли лишь разрозненные записи Клер на отдельных листках:

…Наступил сентябрь, а вместе с ним в Иславском более отчетливыми стали признаки наступающей осени: погода испортилась, участились дожди, похолодало, быстро желтела листва. В доме Посниковых закончились шумные летние праздники, веселые прогулки по окрестностям, поездки в соседние имения. Позади были театральные развлечения, менее часто слышались музыка и пение. Постепенно редели и гости. Клер записала в дневнике (30 августа/11 сентября) новость, что расположенный поблизости полк, офицеры которого постоянно бывали у Посниковых, покидает их и возвращается на свои зимние квартиры. Пришло в дом и несчастье.

Развалины господского дома усадьбы Иславское

Вскоре после дня своих именин маленькая Дуня (ее настоящее имя было София) сильно захворала. Весь дом был на ногах днем и ночью; из соседнего имения -- Ильинского (графини Остерман) привозили к Дуне немца-доктора, но было уже поздно: у девочки обнаружилась скарлатина, осложненная воспалением легких, и она умерла. Клер подробно описывает в дневнике безутешное горе родителей, истерики матери, обряд похорон, отпевание в соседней сельской церкви. Клермонт вспомнилось теперь и ее собственное прошлое -- горькая утрата дочери Аллегры, все то, о чем она начала забывать в Иславском, и она записала в дневнике: "Тысячи ран снова начали кровоточить в моем сердце".

Иславское. Церковь Спаса Нерукотворного Образа, между 1797 и 1803.

Однообразной чередой потянулись друг за другом пустые, тоскливые дни. Запись дневника 29 сентября (11 октября) 1825 г. свидетельствует, что в этот день все покинули Иславское и возвратились в Москву. Здесь понемногу городской быт семьи восстановился и жизнь пошла по старой колее, но для Клер прежняя относительная успокоенность была утрачена; с каждым днем ее тревога усиливалась, она все яснее чувствовала, что ее жизни у Посниковых приходит конец; после смерти Дуни в ней почти не нуждались; приходилось серьезно задуматься о будущем.

Алексеев картины Москвы начала 19 века Красная площадь в Москве

В дневнике Клер за последние месяцы 1825 г. эта тревожная мысль -- где и как жить дальше -- становится господствующей и неотвратимой; может быть, поэтому страницы дневника заполняются снова бесконечными перечнями имен и лиц, с которыми она встречалась и беседовала. Она давала уроки английского языка и дома (пока жила еще у Посниковых) и во многих других домах в Москве, куда ходила пешком или ездила почти каждодневно; естественно, поэтому, что и людей, встречавшихся ей, становилось все больше, а со многими она встречалась или вела переписку с особой целью -- присмотреться к ним, чтобы в результате получить устраивающий ее и выгодный ангажемент. Хотя ее звали в Вену и более частыми стали письма к ней от старых друзей из-за границы, приходившие к ней по адресу музыкального магазина Ленгольда в Москве, но она еще не думала об отъезде из России.

Вид на Большой каменный мост и кремль

Среди множества имен и фамилий, упомянутых на страницах дневника Клер этой поры, можно встретить немало интересных для нас лиц, как старых, так и новых: здесь и хозяева аристократических гостиных, и высшие чины московских властей, и литераторы, и представители московской английской колонии, и множество побывавших в это время в Москве иностранцев. Это -- подробнейшая летопись московской жизни. Некоторые лица из названных ею для нас особенно приметны, и относящиеся к ним записи приобретают исторический интерес. Осенние и зимние месяцы 1825 г. Москва жила суетливо, но полнокровно, Клер читала немецкие газеты и свежие английские журналы, была в курсе всех европейских политических новостей, оживленно обсуждавшихся и во многих домах, где ей приходилось бывать.

Вид в Кремле на Сенат, Арсенал и Никольские ворота

7 (19) ноября 1825 г. Клермонт отметила -- в этот день утром она дала первый урок у доктора Карла Яниша, живущего в доме Померанцевой у Сухаревой башни; она обучала английскому языку единственную дочь доктора Каролину Карловну, будущую поэтессу, в то время еще 18-летнюю девушку (она родилась 10 июля 1807 г.). В салон Зинаиды Волконской Каролина Карловна попала через живших в том же доме у Сухаревой башни -- Елагиных; в салоне Елагиных в 1825 г. она впервые выступала с чтением своих стихов. Отметим, кстати, что той же зимой Клермонт познакомилась также с Н. Ф. Павловым, будущим мужем Каролины Карловны, писателем, правда, только что начавшим печататься.

Каролина Яниш

Однажды Клер видела в доме Посниковых престарелого Ивана Ивановича Дмитриева, друга Карамзина и поэта, представителя сентиментализма в русской поэзии. Как видно из сохранившейся части дневника Клермонт 1826 года, она знала также и знаменитый "дом Дмитриева", так как поселилась в то время неподалеку от него на Тверском бульваре, в доме кн. Голицыной.

Иван Иванович Дмитриев

Не один раз встречалась она также с И. И. Пущиным, одним из ближайших и любимейших друзей Пушкина с лицейских времен. Между прочим, наряду с его именем в записях Клермонт несколько раз (в разных вариантах транскрипций) встречается имя Пушкина; первый раз в записи дневника 18(30) мая 1825 г. (Москва): "Обедали Кокошкины, м-р Пушкин и М-me Симонова, красивая актриса-мимистка из Тамбова". Речь в данном случае не могла идти о поэте Александре Пушкине, "так как он находился в это время в Михайловском", но не исключена возможность, что имелся в виду дядя поэта, Василий Львович Пушкин, живший в то время в Москве и близко знавший многих гостей дома Посниковых.

Василий Львович Пушкин