Любимое...

КОНКИСТАДОРЫ

Как вылет кречетов от их родимых скал,
Устав дырявые донашивать кафтаны,
Прощались с Палосом бойцы и капитаны;
Сон героический и грубый их ласкал.

И плыли покорить тот сказочный металл,
Которым славятся неведомые страны;
Клонили к Западу их мачты ураганы,
К таинственной земле их гнал широкий вал.

Эпические дни им обещая вскоре,
Фосфоресцируя, тропическое море
Баюкало их сон в мираже золотом.

Иль с каравелл они, склонясь на меч железный,
Смотрели, как встают на небе, им чужом,
 Созвездья новые из океанской бездны(.Эредиа)

ИСТОЧНИК ЮНОСТИ

Хуан Понс де Леон, послушный сатане,
За долгий век познав все тайные доктрины,
Отправился искать, когда пришли седины,
Родник здоровия в неведомой стране.

Со стаей кораблей он в неотступном сне
Три года бороздил безлюдные пучины,
И вот за мглой Бермуд, из-за мелей и тины,
Флорида выросла, подобная весне.

Тогда конкистадор, свой бред благословляя,
В сверкающей земле, у гробового края
Стяг предков водрузил слабеющей рукой.

Старик, ты был счастлив, и ты добился права
Считать ничтожной смерть перед твоей мечтой;
 Бессмертной юностью тебя венчала Слава.(Эредиа)

БЕГСТВО КЕНТАВРОВ

Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной,
Бегут в бреду борьбы, в безумьи мятежа.
Над ними ужасы проносятся кружа,
Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный…

Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон,
Пугая гидр и змей… И вот вдали миражем
Встают уж в темноте гигантским горным кряжем
И Осса, и Олимп, и черный Пелион…

Порой один из них задержит бег свой звонкий,
Вдруг остановится, и ловит запах тонкий,
И снова мчится вслед родного табуна.

Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла,
Где тени бросила блестящая луна -
 Гигантским ужасом несется тень Геракла…(Эредиа)

БЕГСТВО КЕНТАВРОВ

Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной,
Бегут в бреду борьбы, в безумьи мятежа.
Над ними ужасы проносятся кружа,
Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный…

Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон,
Пугая гидр и змей… И вот вдали миражем
Встают уж в темноте гигантским горным кряжем
И Осса, и Олимп, и черный Пелион…

Порой один из них задержит бег свой звонкий,
Вдруг остановится, и ловит запах тонкий,
И снова мчится вслед родного табуна.

Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла,
Где тени бросила блестящая луна -
 Гигантским ужасом несется тень Геракла…(Эредиа)

БЕГСТВО КЕНТАВРОВ

Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной,
Бегут в бреду борьбы, в безумьи мятежа.
Над ними ужасы проносятся кружа,
Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный…

Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон,
Пугая гидр и змей… И вот вдали миражем
Встают уж в темноте гигантским горным кряжем
И Осса, и Олимп, и черный Пелион…

Порой один из них задержит бег свой звонкий,
Вдруг остановится, и ловит запах тонкий,
И снова мчится вслед родного табуна.

Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла,
Где тени бросила блестящая луна -
 Гигантским ужасом несется тень Геракла…(Эредиа)

БЕГСТВО КЕНТАВРОВ

Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной,
Бегут в бреду борьбы, в безумьи мятежа.
Над ними ужасы проносятся кружа,
Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный…

Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон,
Пугая гидр и змей… И вот вдали миражем
Встают уж в темноте гигантским горным кряжем
И Осса, и Олимп, и черный Пелион…

Порой один из них задержит бег свой звонкий,
Вдруг остановится, и ловит запах тонкий,
И снова мчится вслед родного табуна.

Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла,
Где тени бросила блестящая луна -
 Гигантским ужасом несется тень Геракла…(Эредиа)

Каждый день отправлять,
каждый вечер читать по письму,
изучая печать, обрывая двойную тесьму,
сине-красный стежок,
ожидая извлечь из письма
то ли новый стишок,
то ли снимок, неясный весьма.

Кто-то в профиль, анфас,
чей-то локоть, часы на ремне.
Что за праздник у вас, отчего вам легко, как при мне?
Почему вы смеетесь,
беспечно смотря в объектив,
в незнакомый мне дом
к своим новым друзьям прикатив?

И услышу впотьмах
нарастающий хор голосов:
"Мы сидим при часах,
потому что нельзя без часов,
мы сидим за столом,
оттого что холодные дни,
и по той же причине сидим за столом не одни,

и никто в эту ночь,
и никто в этот радостный день
не возьмется помочь
нам вернуть твою слабую тень,
оттого что и мы сочинили тебя - как и ты
сочинил нас - незнамо зачем, из пустой маеты…(М,Поздеев)

ВОТ НАТОЛКНУЛСЯ В ИНЕТЕ.

МАРКИЗА АНГЕЛОВ.





ДУМАЮ ЭТО ТАЛАНТЛИВО.







Будет осень?..
- Будет осень. Будет звездно, влажно, зыбко.
Будет иней, будто проседь,
Землю целовать с улыбкой.
- Будет холод?
- Будет холод. Он придет почти нежданно,
Утолить листвою голод,
Напоить тоской тумана.
- Будет после...
- Март. А после…
- А зима?
- Зима – недолго…

Но пока настанет осень,
Мы за день успеем СТОЛЬКО!
Мы кого-нибудь попросим
(Ну хотя бы даже Кольку)
Чтобы он считал минуты,
Вслух, чтоб мы могли услышать,
(Даже в море, даже в небе)…
На песке остывших пляжей
Мы с тобой на спины ляжем
И подумаем о снеге.







Мандариновым мир оказался неспелым -
Адекватность решений убила плоды.
Серость разума, белым, неласковым белым
Трепеща, заметает надежды следы.
Если можно, я больше не буду смеяться -
Расставайтесь с улыбками, маски мои!
я хотела гореть… и в тебе потеряться…
целовать в исступлении пальцы твои…
я хотела придумать наш мир
и раскрасить
в исключительно желтый, оранжевый цвет…
мандариновый мир был почти что прекрасен –
но его больше нет...
но его больше нет.








Сегодня в полночь началась весна.
Я видела — она прошла по крышам.
Незримая, у каждого окна
Она шептала что-то еле слышно.
Она бросала дивные цветы
В сердца людей, что в это время спали…
Я вздрогнула от нежности…А ты?
Тебя ее желания терзали?
Весна пришла без стука, словно вор —
Упала с крыши снегом и туманом…
Я от нее болею до сих пор
Сердечным — самым сладостным — обманом.








Девочка, ты захотела быть шутом —
Вызывать не жалость, а улыбку…
Так зачем же плачешь ты потом,
Прижимая к телу злую скрипку?
Научилась петь, шутить, играть —
Улыбайся, весели прохожих!
Он тебя не будет обнимать —
Ну и что же, Арлекина, что же?!
Да, таким не дарят алых роз,
И не любят их безумно-страстно,
От таких не ожидают слез —
Это тоже, милая, прекрасно!
Пой же, Арлекина, пей и пой
Не томи себя к нему привычкой!
Он ведь, девочка смешная, не такой
Чтобы жечь напрасно жизнь, как спички.
Он, наверно, думает о той
У которой очи — небо мая…
Он, как все, смеется над тобой,
И, как все, тебя не понимает.









Я хочу снежинки в янтаре
Пить.
С кем-то в неудобной конуре
Выть.
Тех, кто этой ночью не придет
Ждать.
С тем, кто утром от меня уйдет
Спать.
Чувствуя растерянность и страх —
Петь.
Целовать в дрожащих злых руках
Плеть.
Чем-то совершенно не таким
Жить.
Для кого-то нужной на земле
Быть.









Я сегодня буду дико-пошлой…
Кай… Не жди меня… Я не найду дороги.
Из девчонки милой, недотроги
Женщиной я стала ночью прошлой…
Знаешь, Кай, он был нежнее брата…
И сказал, что будет возвращаться.
Помнишь, ты любил меня когда-то?..
Я теперь умею целоваться!..
Кай… Тебе в объятьях королевы
Вспоминалась девочка другая?
У меня теперь глаза последней стервы
Не ищу я в дикой стуже Кая…

Поверить в то, чего не существует,
Лелеять то, чего на свете нет
Зачем? О прошлой боли памятуя,
Плывём в течение торжественных планет
Ничтожной пылью, не сопротивляясь…
А звезд холодных хлесткие лучи
То ль остужая, то ли обжигая,
Так больно ранят…
Снова промолчит
Строка о трепетном серцебиеньи,
Укрыв от глаз горячую волну(И, Мень)
На годы… Только на мгновенье
Тебя я равнодушьем обману


Инна Мень

Мы живём на круглой или плоской
Маленькой планете. Пьём. Едим.
И, затягиваясь папироской,
Иногда на небо поглядим.

Поглядим, и вдруг похолодеет
Сердце неизвестно отчего.
Из пространства синего повеет
Холодом и счастием в него.

Хочешь что-то вспомнить — нету мочи,
Тянешься — не достаёт рука...
Лишь ныряют в синих волнах ночи,
Как большие чайки, облака.

ГЕОРГИЙ ИВАНОВ

Думая о смерти правим жизнь
Чтобы, как положено - не стыдно…
А часы стучат, вода бежит
Из сосуда. Донышко уж видно.
Вот и август налетел опять,
Катится под гору наше лето.
Ты не устаешь мне повторять
Фразу «Наша песенка не спета».
А и, правда, милый, будем жить,
Пиво пить с друзьями. Рыбу к пиву!
Ты не устаешь мне говорить
Фразу: «Ты божественно красива!»
Женский ум поверить лести рад,
На сегодня больше слов не надо…
Брошу взгляд на тающий закат,
И в закате есть своя отрада.(М.Гринева)

А под окошком у меня

Белел жасмин средь бела дня,

Висело облако над ним,

А я жила лишь днём одним.

Одним, но длинным, как река,

В которой тонут облака.







Живу у Господа в горсти,

Где бремя лет легко нести.

Земли почти что не касаясь,

Живу, того лишь опасаясь,

Что ночью иль средь бела дня

Всевышний выронит меня.(Л.Миллер)

















За что-то уцепилась и живу
И никого на помощь не зову.
Вишу меж небом и землёй бесснежной
В попытке удержаться безнадежной.
И бьётся жилка на моём виске.
Ну сколько можно жить в такой тоске,
Ища окрест, за что бы удержаться,
Мешая пальцам согнутым разжаться.

Не знаю, почему так долог
Постылый дождь и почему
Он мирриадами иголок
Уныло ластится к холму.

Зачем, не знаю, спозаранку
Холодный ветер по лугам
Разносит птичью перебранку,
Их голосов ребячий гам.

Одно, одно я только знаю,
Что до сих пор тебя люблю.

Не знаю, почему дорога,
Которой в город я иду,
Глядит встревоженно и строго,
Как будто чувствует беду,

Не знаю, почему туманы
Меня теснят со всех сторон,
И в них мне чудятся сутаны
И смутный признак похорон.

Одно, одно я только знаю,
Что до сих пор тебя люблю,


Не знаю, почему бульвары
Так безнадежно холодны,
И так печальны тротуары
В мерцаньи мертвенном луны.

И почему мне ночь сказала,
Чтоб я скорее шел сюда,
На эту площадь у вокзала,
Стоять и слушать поезда.

Одно, одно я только знаю,
Что до сих пор тебя люблю,(ЖАК Брель)

Не повторится ночь в природе,
Но память будет возрождать
Как в легком, снежном хороводе,
Случилось нам с тобой блуждать.

Двоим, на миг узнавшим счастье,
Постигшим радость бытия..
Любовь — как эхо в этом часе,
В котором только ты и я.(из блога Владимира Бебиха)

Юрий Левитанский:

… Но вот зима,
и чтобы ясно было,
что происходит действие зимой,
я покажу,
как женщина купила
на рынке елку
и несет домой,
и вздрагивает елочкино тело
у женщины над худеньким плечом.
Но женщина тут, впрочем,
ни при чем.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.
Итак,
я покажу сперва балкон,
где мы увидим елочку стоящей
как бы в преддверье
жизни предстоящей,
всю в ожиданье близких перемен.
Затем я покажу ее в один
из вечеров
рождественской недели,
всю в блеске мишуры и канители,
как бы в полете всю,
и при свечах.
И, наконец,
я покажу вам двор,
где мы увидим елочку лежащей
среди метели,
медленно кружащей
в глухом прямоугольнике двора.
Безлюдный двор
и елка на снегу
точней, чем календарь, нам обозначат,
что минул год,
что следующий начат.
Что за нелепой разной кутерьмой,
ах, Боже мой,
как время пролетело.
Что день хоть и длинней,
да холодней.
Что женщина...
Но речь тут не о ней.
Здесь речь о елке.
В ней-то все и дело.

А из классиков - Пастернак:

Вальс со слезой

Как я люблю ее в первые дни
Только что из лесу или с метели!
Ветки неловкости не одолели.
Нитки ленивые, без суетни,
Медленно переливая на теле,
Виснут серебряною канителью.
Пень под глухой пеленой простыни.

Озолотите ее, осчастливьте
И не смигнет. Но стыдливая скромница
В фольге лиловой и синей финифти
Вам до скончания века запомнится.
Как я люблю ее в первые дни,
Всю в паутине или в тени!

Только в примерке звезды и флаги,
И в бонбоньерки не клали малаги.
Свечки не свечки, даже они
Штифтики грима, а не огни.
Это волнующаяся актриса
С самыми близкими в день бенефиса.
Как я люблю ее в первые дни
Перед кулисами в кучке родни.

Яблоне — яблоки, елочке — шишки.
Только не этой. Эта в покое.
Эта совсем не такого покроя.
Это — отмеченная избранница.
Вечер ее вековечно протянется.
Этой нимало не страшно пословицы.
Ей небывалая участь готовится:
В золоте яблок, как к небу пророк,
Огненной гостьей взмыть в потолок.

Как я люблю ее в первые дни,
Когда о елке толки одни!

Булат Окуджава

Прощание с новогодней елью

Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел: там поздравляли влюбленных.
Где-то он старые струны задел - тянется их перекличка...
Вот и январь накатил-налетел, бешенный, как электричка.

Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили.
Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили.
Даже поверилось где-то на миг (знать, в простодушьи сердечном):
Женщины той очарованный лик слит с твоим празднеством вечным.

В миг расставания, в час платежа, в день увяданья недели
чем это стала ты нехороша? Что они все, одурели?!
И утонченные как соловьи, гордые, как гренадеры,
что же надежные руки свои прячут твои кавалеры?

Нет бы собраться им - время унять, нет бы им всем - расстараться.
Но начинают колеса стучать: как тяжело расставаться!
Но начинается вновь суета. Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет.

Ель моя, Ель - уходящий олень, зря ты, наверно, старалась:
Женщины той осторожная тень в хвое твоей затерялась!
Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови, твой силуэт отдаленный,
будто бы след удивленной любви, вспыхнувшей, неутоленной.

Священных стран
Вечерние экстазы.
Сверканье лат
Поверженного Дня!
В волнах шафран,
Колышутся топазы,
Разлит закат
Озерами огня.
Как волоса,
Волокна тонких дымов,
Припав к земле,
Синеют, лиловеют,
И паруса,
Что крылья серафимов,
В закатной мгле
Над морем пламенеют.
Излом волны
Сияет аметистом,
Струистыми
Смарагдами огней...
О, эти сны
О небе золотистом!
О, пристани
Крылатых кораблей!..(М.Волошин)

За то, что жил да был, за
то, что ел да пил,
за все внося, как все,
согласно общей смете,
я разве не платил
за пребыванье здесь,
за то, что я гостил
у вас на белом свете?

За то, что был сюда
поставлен на постой
случайностью простой
и вовсе не по блату,
я разве не вносил
со всеми наравне
предписанную мне
пожизненную плату?

Спасибо всем за все,
спасибо вам и вам,
радевшим обо мне
и мной повелевавшим,
хотя при всем при том
я думаю, что я
не злоупотребил
гостеприимством вашим.

Осталось все
про все почти что ничего.
Прощальный свет звезды,
немыслимо далекой.
Почти что ничего,
всего-то пустяки —
немного помолчать,
присев перед дорогой.

Я вас не задержку.
Да-да, я ухожу.
Спасибо всем за все.
Счастливо оставаться.
Хотя, признаться, я
и не предполагал,
что с вами будет мне
так трудно расставаться.(Ю.Левитанский)

Что я тебе отвечу на обман?
Что наши встречи давние у стога?
Когда сбежала ты в Азербайджан,
Не говорил я: «Скатертью дорога!»

Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.
Пора в покое прошлое оставить.
Давно уже я чувствую не грусть
И не желанье что-нибудь поправить.

Слова любви не станем повторять
И назначать свидания не станем.
Но если все же встретимся опять,
То сообща кого-нибудь обманем...(Н.Рубцов)

Наутро сад уже тонул в снегу.
Откроем окна – надо выйти дыму.
Зима, зима. Без грусти не могу
Я видеть снег, сугробы, галок, зиму.
Какая власть, чудовищная власть
Дана над нами каждому предмету –
Термометру лишь стоит в ночь упасть,
Улечься ветру, позже встать рассвету…
Как беззащитен, в общем, человек,
И как себя он, не считая, тратит…
– На мой не хватит, или хватит век, –
Гадает он. Хоть знает, что не хватит.(А.Штейгер)

Я впервые его увидала сегодня.
Задрожав, я узнала его. И сейчас
Еще чувствую сильную руку его
На запястье своем.

Где ж мой девичий смех
И свобода с закинутой гордо надменной
Головой? Еще телом, в восторге дрожащим,
Ощущаю железную хватку. И слышу
  Жесткий голос, хлестнувший по хрупкой мечте.(Эдит Седегран)

Две царевны, бледны, русы,
У воды лежат.
Их кокошники и бусы
Точно отблески жар-птицы.
Опустив свои ресницы,
Две царевны будто спят.
Месяц маленький, убогий
Видит на рыбачьей лодке
Паруса лоскут.
И в его ущербном роге
Тусклый свет печально-кроткий,
И, теряя пух в дороге,
Облака плывут.
Осень, сняв венок и платье,
Косы подобрав гребенкой,
Плещется чуть слышно у скалы.
На шнурке из паутины
Ожерелье из рябины,
На локтях, как у ребенка,
Острые углы.
В красных оползнях обрыва
Погибает чья-то дача:
Вниз сползают терпеливо
И дорожки и куртины.
А на месяц странно смотрят
Георгины.(В.Инбер)

Воскресный январский вечер,
когда ни души нет в доме!

...Зелено-желтое солнце
на окнах, и на фронтоне,
и в комнате,
и на розах...
И капают капли света
в пронизанный грустью воздух...
Протяжное время сгустком
застыло
в раскрытом томе...

На цыпочках тихо бродит
Душа в опустелом доме,
упавшую крошку хлеба
 разглядывая на ладони.(Хуан Рамон Хименес) 

 

Холодные радуги в зарослях сада,
размокшие листья в затопленной яме,
и сонный ручей под дождём листопада,
и чёрные бабочки над пустырями...

Больная трава на развалинах давних,
на старых могилах, на мусорных кучах,
фасады на север и плесень на ставнях,
агония роз, и доныне пахучих...

Тоска о несбыточном, о непонятном,
о том, что исчезло, да вряд ли и было,
и тёмные знаки на небе закатном,
 и тот, кому горько, и та, что забыла... (Хуан Рамон Хименес)

 

клонится ветвь, как белое крыло.

Спит тишина -и льется снежный сумрак

сквозь воздуха прозрачное стекло.

Безмолвие, застывшее вокруг,

лишь шорох снега нарушает вдруг.

Под кронами деревьев молча слушай

тоскующую скрипку зимних вьюг.

Ее тоска сверкает серебром,

поющем в зимнем сумраке седом,

а снег валится наземь,словно пепел,

от солнца, что горит вверху костром.(Ове Абильгор)