Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Тимур Кибиров, «Генерал и его семья»
Самый веселый и трогательный роман года. Погружение в позднесоветский быт, армейские перипетии и провинциальное диссидентство — и почти идиллическое разрешение конфликта отцов и дочерей при активном вмешательстве автора.
Тимур Кибиров, «Генерал и его семья»
Самый веселый и трогательный роман года. Погружение в позднесоветский быт, армейские перипетии и провинциальное диссидентство — и почти идиллическое разрешение конфликта отцов и дочерей при активном вмешательстве автора.
Андрей Гоголев, «Свидетельство»
Лучшее из прочитанного в прозе в этом году. Сновидческое, нарочито, по‑добычински «заторможенное» описание взросления через фрагментарные впечатления, запомнившиеся картинки, формирующуюся на протяжении жизни личную символику.
Алла Горбунова, «Конец света, моя любовь»
Самой запоминающейся, важной и вместе с тем персональной книгой уходящего года стал для меня прозаический сборник поэтессы Аллы Горбуновой «Конец света, моя любовь». Парадоксальным образом он же стал самым серьезным вызовом мне как критику: говорить об этой книге очень сложно, она словно бы намеренно уворачивается от любого четкого определения. Тончайшая достоверность, узнаваемость в мельчайших деталях у Горбуновой без перехода сменяются самой дикой фантасмагорией и чертовщиной, сквозь щемящую искренность проступает ирония и холодноватое остранение, а сквозь них — опять обжигающая, предельная откровенность. Взросление, травма, лихие 90-е — для всех этих тем, многократно обкатанных в литературе последних лет, Алла Горбунова находит идеально свежие, незатертые слова и формулировки, превращая саму ткань жизни в высокую поэзию.
Роберт Гэлбрейт (Дж.Роулинг), «Дурная кровь»
Тысяча страниц «Дурной крови» — это те самые крошки, по которым читателю вроде меня можно хотя бы ненадолго вернуться в зону комфорта и не остаться навеки в сумрачном лесу в маске и в перчатках.
Во-первых, «Дурная кровь» — это очень хорошо простроенный детектив, расследование преступления прошлого, который легко можно поставить в ряд с условным идеалом в этой области — «Пятью поросятами» Кристи.
Ну а во-вторых, пятый роман о Робине и Страйке стал для меня своего рода пятым сезоном сериала, которого ты долго ждал-ждал и дождался.
Роберт Гэлбрейт (Дж.Роулинг), «Дурная кровь»
Тысяча страниц «Дурной крови» — это те самые крошки, по которым читателю вроде меня можно хотя бы ненадолго вернуться в зону комфорта и не остаться навеки в сумрачном лесу в маске и в перчатках.
Во-первых, «Дурная кровь» — это очень хорошо простроенный детектив, расследование преступления прошлого, который легко можно поставить в ряд с условным идеалом в этой области — «Пятью поросятами» Кристи.
Ну а во-вторых, пятый роман о Робине и Страйке стал для меня своего рода пятым сезоном сериала, которого ты долго ждал-ждал и дождался.
Адам Хиггинботам «Чернобыль. История катастрофы»
Хиггинботам начинает не со взрыва, а с самого начала — со дня основания Припяти; и даже раньше — с открытия радиоактивности. Отдельно и очень подробно расписывает закладку фундамента будущей АЭС и то, сколько технических огрехов было заложено в ее конструкцию еще на стадии проектирования. Тотальная нехватка качественных материалов, замалчивание проблем, бюрократия, коррупция и банальная экономия — каждая глава, каждый факт в тексте работает как сигнал о неизбежности катастрофы.
Вообще, если у книги и есть какая-то сквозная тема, то эта тема — неизбежность, предопределенность. Здесь сэкономили на покрытии крыши, тут отказались от строительства предохранительной оболочки, там забили на очевидную нестабильность реактора.
«Чернобыль» Хиггинботтама — книга о бюрократии и ее катастрофических последствиях.
Кирсти Эконен «Творец, субъект, женщина: стратегии женского письма в русском символизме»
Так бывает часто: книгами года становятся книги, изданные намного раньше текущего. Логика попадания книг к читающим непрозрачна и часто противостоит капиталистической.
Кирсти Эконен рассматривает стратегии письма и жизнетворчества практически полностью забытых и вымытых из истории литературы писательниц и поэтесс. Она опирается на психоаналитические теории письма о конструировании субъекта высказывания, а также использует фукианскую модель, анализируя эстетические дискурсы и положение в них субъекта.
Кирсти Эконен «Творец, субъект, женщина: стратегии женского письма в русском символизме»
Так бывает часто: книгами года становятся книги, изданные намного раньше текущего. Логика попадания книг к читающим непрозрачна и часто противостоит капиталистической.
Кирсти Эконен рассматривает стратегии письма и жизнетворчества практически полностью забытых и вымытых из истории литературы писательниц и поэтесс. Она опирается на психоаналитические теории письма о конструировании субъекта высказывания, а также использует фукианскую модель, анализируя эстетические дискурсы и положение в них субъекта.
Пусть она станет моей книгой года 2020.
Кирсти Эконен «Творец, субъект, женщина: стратегии женского письма в русском символизме»
Так бывает часто: книгами года становятся книги, изданные намного раньше текущего. Логика попадания книг к читающим непрозрачна и часто противостоит капиталистической.
Кирсти Эконен рассматривает стратегии письма и жизнетворчества практически полностью забытых и вымытых из истории литературы писательниц и поэтесс. Она опирается на психоаналитические теории письма о конструировании субъекта высказывания, а также использует фукианскую модель, анализируя эстетические дискурсы и положение в них субъекта.
Борис Куприянов, сооснователь книжного магазина, издатель портала о
«Магические практики Северорусских деревень» (под редакцией Светланы Адоньевой)
Это полевая работа практически за сорок лет, данные которой собраны, систематизированы, качественно описаны и изучены. При этом изучены с применением новых технологий в фольклористике, которые обращают внимание на то, на что не обращали внимание раньше, на то, что раньше игнорировали. Это фундаментальнейший труд, который вышел прямо в пик карантина, и, на мой взгляд, он заслуживает большого внимания и очень высокой оценки.
Борис Куприянов, сооснователь книжного магазина, издатель портала о
«Магические практики Северорусских деревень» (под редакцией Светланы Адоньевой)
Это полевая работа практически за сорок лет, данные которой собраны, систематизированы, качественно описаны и изучены. При этом изучены с применением новых технологий в фольклористике, которые обращают внимание на то, на что не обращали внимание раньше, на то, что раньше игнорировали. Это фундаментальнейший труд, который вышел прямо в пик карантина, и, на мой взгляд, он заслуживает большого внимания и очень высокой оценки.
Борис Куприянов, сооснователь книжного магазина, издатель портала о
«Магические практики Северорусских деревень» (под редакцией Светланы Адоньевой)
Это полевая работа практически за сорок лет, данные которой собраны, систематизированы, качественно описаны и изучены. При этом изучены с применением новых технологий в фольклористике, которые обращают внимание на то, на что не обращали внимание раньше, на то, что раньше игнорировали. Это фундаментальнейший труд, который вышел прямо в пик карантина, и, на мой взгляд, он заслуживает большого внимания и очень высокой оценки.
Кирсти Эконен «Творец, субъект, женщина: стратегии женского письма в русском символизме»
Так бывает часто: книгами года становятся книги, изданные намного раньше текущего. Логика попадания книг к читающим непрозрачна и часто противостоит капиталистической.
Кирсти Эконен рассматривает стратегии письма и жизнетворчества практически полностью забытых и вымытых из истории литературы писательниц и поэтесс. Она опирается на психоаналитические теории письма о конструировании субъекта высказывания, а также использует фукианскую модель, анализируя эстетические дискурсы и положение в них субъекта.
Владимир Пропп, «Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки»
Это книга не новая, она много раз переиздавалась в советское время, но волею судеб была недоступна для российской публики последние двадцать лет в адекватном виде — только в электронных эрзац-вариантах, в pdf, скачанном на рутрекере, либо в контрафактной печати по требованию. Сейчас перед нами некомментированная, но очень хорошо изданная книга, и это подарок для любого российского интеллектуала. Кстати, на Западе она издается значительно чаще, чем у нас, — на Проппе построен любой сценарий, любой рассказ, любой нарратив, его нельзя изъять из мировой культуры совершенно. За неполные две недели продаж Пропп вышел на первое место в году.
(эту я как раз 20 лет назад и читала в силу своего образования)
Владимир Пропп, «Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки»
Это книга не новая, она много раз переиздавалась в советское время, но волею судеб была недоступна для российской публики последние двадцать лет в адекватном виде — только в электронных эрзац-вариантах, в pdf, скачанном на рутрекере, либо в контрафактной печати по требованию. Сейчас перед нами некомментированная, но очень хорошо изданная книга, и это подарок для любого российского интеллектуала. Кстати, на Западе она издается значительно чаще, чем у нас, — на Проппе построен любой сценарий, любой рассказ, любой нарратив, его нельзя изъять из мировой культуры совершенно. За неполные две недели продаж Пропп вышел на первое место в году.
(эту я как раз 20 лет назад и читала в силу своего образования)
Владимир Пропп, «Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки»
Это книга не новая, она много раз переиздавалась в советское время, но волею судеб была недоступна для российской публики последние двадцать лет в адекватном виде — только в электронных эрзац-вариантах, в pdf, скачанном на рутрекере, либо в контрафактной печати по требованию. Сейчас перед нами некомментированная, но очень хорошо изданная книга, и это подарок для любого российского интеллектуала. Кстати, на Западе она издается значительно чаще, чем у нас, — на Проппе построен любой сценарий, любой рассказ, любой нарратив, его нельзя изъять из мировой культуры совершенно. За неполные две недели продаж Пропп вышел на первое место в году.
(эту я как раз 20 лет назад и читала в силу своего образования)
Стивен Пинкер «Лучшее в нас»
«Лучшее в нас» — не справочник оптимиста и не учебник позитивного мышления (этой чумы нашего века). Это изложение истории человечества, исходящее из очевидной перспективы прогресса нравов: постепенный, нелинейный и неравномерный процесс изживания дикости и расширения круга прав, на пути которого автор отмечает реперные точки: появление централизованного государства, царство всемирной торговли, эпоха Просвещения, послевоенный долгий мир, правозащитные революции 1960-х, новый мир после холодной войны, феминизация, всеобщая грамотность. Это сокровищница статистических данных, разнообразных научных фактов, имен и концепций, знакомство с которыми приводит читателя вовсе не к квиетистской позиции «всё к лучшему в этом лучшем из миров», но к непреходящему восхищению силой духа и разума человеческого.
Линор Горалик, «Все, способные дышать дыхание»
Эту книгу я читала целых две недели — аккуратно, порциями. Натурально делала перерывы, чтобы набраться сил. Горалик великая и умеет примерно все — и вот, ко всему прочему, написала нам яркую, умную и абсолютно необходимую антиутопию про эмпатию, которую — парадокс! — при этом никакому эмпату, конечно, не вынести. Это как если бы вам день за днем показывали фотографии кровавого пляжа с мертвыми дельфинами или вареную собачью голову. В условной фейсбучной ленте мы такое скрываем сразу, зажмурившись, потому что быть беспомощным свидетелем свершившегося страдания не всякому по силам (мне — точно нет), а тут я все равно возвращалась и читала. Понимала, что она со мной делает, и зачем, и даже как, — и сердилась на нее за это, а дочитала до конца. Это тяжелый, невыносимый, безжалостный к читателю, офигенно написанный текст.
Линор Горалик, «Все, способные дышать дыхание»
Эту книгу я читала целых две недели — аккуратно, порциями. Натурально делала перерывы, чтобы набраться сил. Горалик великая и умеет примерно все — и вот, ко всему прочему, написала нам яркую, умную и абсолютно необходимую антиутопию про эмпатию, которую — парадокс! — при этом никакому эмпату, конечно, не вынести. Это как если бы вам день за днем показывали фотографии кровавого пляжа с мертвыми дельфинами или вареную собачью голову. В условной фейсбучной ленте мы такое скрываем сразу, зажмурившись, потому что быть беспомощным свидетелем свершившегося страдания не всякому по силам (мне — точно нет), а тут я все равно возвращалась и читала. Понимала, что она со мной делает, и зачем, и даже как, — и сердилась на нее за это, а дочитала до конца. Это тяжелый, невыносимый, безжалостный к читателю, офигенно написанный текст.
катарсиса не испытала, забавно и печально - я бы так сказала. если бы меня позвали отзыв писать остроумно и остро-временно. я бы в этом плане с Пелевиным сравнила