Умеющая любить и прощать – 3

И догадывается ли Харри, что сделало Роми Шнайдер натурой стеснительной и страстной, такой же тираничной, как и неуверенной в себе, такой же восторженной, как и депрессивной? Едва ли. Оба играют. Они играют влюбленных. Играют брак-и-родителей. Играют мужа-и-жену. И оба хорошо знают свой репертуар. "Я всегда был мужчиной, который хочет видеть результат, - подчеркивает Харри Майен. - Результат этого брака я нахожу прекрасным. Я бы не женился на самостоятельней и самодостаточной женщине. Один китаец когда-то сказал: " Мужчина должен произвести на свет ребенка, посадить дерево и построить дом". Что-то в этом есть". А Роми? Она (пока) не убегает с криками. Она отвечает в соответствии с этим древним дуэтом: "Брак и материнство могут сделать человека только лучше. Лишь они делают женщину настоящей. Мне нравится смотреть на мужчину снизу вверх. Я восхищаюсь Харри и считаю его блестящим режиссером международного масштаба". Роми вдруг уже не хочет сниматься в фильмах, а считает теперь, совсем как Харри, что "сцена - это единственная истина". А Харри? Он верит во все это. Он становится все больше - в то время как Роми все уменьшается.

Но до того, как счастье молодых столкнется на полном ходу с запрограммированной катастрофой, рождается ребенок. "Почему ребенок?" - спрашивает сама себя Роми и отвечает: "Это жизнь, которая воплощает для меня мир, семью, защищенность...". Все происходит третьего декабря 1966-го года, Роми, которая частыми заметками в дневниках, письмах и записках сама документирует свою жизнь на протяжении всех этих лет и десятилетий, пишет после рождения Давида: "Последние часы перед рождением, когда сквозь схватки и боль в тебе отзываются только собственные чувства. И потом рождение - внезапно, как толчок, как взрыв. И ничего кроме бесконечного света в глазах, о котором не знаешь, что думать: заканчивается он... начался... прошел... Пока все не выплескивается из тебя, с тобой вместе. Боль и счастье. Родился ребенок. Жизнь. Сейчас моя жизнь: его зовут Кристофер, Давид, Беньямин".

Полтора года Роми не работает, она полностью посвящает себя своей "счастливой семье. Сейчас все будет по-другому - вся моя жизнь, когда я почувствовала себя уверенной в самой себе". На вопрос, изменилась ли ее жизнь, она отвечает: "Скажем иначе: наконец-то она у меня появилась!". Вечера, прежде всего, принадлежат Давиду, официальное любимое блюдо - кёнигсбергские клопсы, "Харри они так нравятся". Любимым выражением Роми становится: "Харри это объяснит". На самом деле: Харри может объяснить всё, объяснять - его любимое занятие. Особенно охотно он объясняет своей жене устройство мира. Ей это просто необходимо, потому что она, к сожалению, "выросла с глупой матерью, которая не могла пробудить в тебе интересы". Типичный тон Харри Майена. Роми это все еще нравится. И она даже соглашается, когда ее муж рекомендует ей в качестве "консультанта по масс-медиа" Вилла Тремпера, того самого, который в 1964-ом году написал о ней в "Штерне" безжалостно нескромную статью.

И ее, кажется, не тревожат его "таблетки счастья", возбуждающие и успокоительные, которые валяются вокруг него везде на расстоянии протянутой руки. С Делоном Роми, когда-то пьяневшая от лимонада, приучилась к алкоголю, не только за едой, как принято во Франции, но всегда и везде. Предпочтительно шампанское и красное вино. С Майеном она привыкла к таблеткам, предпочтительно "Опталидон". Потому что он уже на протяжении многих лет борется со своими "мигренями", бессоницами и депрессиями при помощи этого болеутолящего, как и стимулянтов или успокоительных. Наполненный до краев таблетками Харри под черной маской для глаз обычно дремлет до полудня. Роми заодно тоже остается в постели. А Давид? О нем заботится няня Матти, у которой есть свои апартаменты в большой квартире.

Роми почти всегда вынуждена платить. С Харри Майеном тоже. И задолго до знаменитого развода, обошедшегося ей в 1,4 миллиона. Именно она финансирует их побег из вскоре ставшего слишком тесным домашнего счастья: в свингующий Лондон, Париж или Сан-Тропе, где с удивлением наблюдали рядом с ней чопорного немецкого Харри Майена. Он, казалось, совсем не подходил Роми и с чьей-то легкой руки получил прозвище "les lunettes" - "очкарик" и "le pimpf" (мальчуган или член гитлеровской детской организации). Но Роми и впредь возвращается в Грюневальд. "Я ни по чем не тоскую. Абсолютно ни по чем, - заявляет она, и сейчас это звучит почти заклинанием. - Я девять месяцев не снималась в кино, но, тем не менее, у меня нет ощущения пустоты, как обычно в перерывах между съемками. Я стала спокойнее. У меня уже нет такого болезненного честолюбия, как раньше. Я даже могу себе представить, что однажды вовсе прекращу сниматься!".

Из книги Йоханнеса Тиле "Romy in love. Любовь в жизни Роми Шнайдер".

Роми, воображавшая, что сможет быть лишь женой и матерью, вскоре начинает скучать. Ей не нравится буржуазная жизнь. И хотя она обожает своего сына Давида, в глубине души она понимает, что не создана для семейной жизни. А Харри терзает ее своими сильными приступами мигрени, своим заведомо плохим настроением. В конечном итоге, Роми досыта наелась немецким провинциальным стилем жизни. В квартире в Грюневальде "слишком много картофельного салата и телевизора". В отпуске на острове Силт у Акселя Шпрингера она жалуется на "голые задницы и холодную воду" Северного моря, на "Шпрингера и других недотёп". Она тоскует по жарким ночам.

Харри Майен, человек с большим эго, хотевший вывести Роми в свет рамп, сам стоит сейчас в тени своей жены - одинокий, разочарованный, заключенный внутри своей раненой гордости. Его режиссерские работы проваливаются одна за другой. Прежде всего, он остался во Франции потому, что хотел быть рядом со своим ребенком, которого любил больше всего на свете. Когда друзья в Гамбурге пытаются заново вернуть его в театральный мир и Рольф Либерман предлагает ему постановку давно запланированной оперы, он немедленно соглашается и с головой погружается в работу. Роми приезжает на премьеру из Парижа, поддерживает его. Но "Тангейзер" терпит полное фиаско, бесконечные "бу" из зрительного зала. Демонстративно Роми встает с места и мужественно аплодирует - Standing Ovation, которая теряется в растущей буре зрительского негодования.

Однако брак скоро вновь терпит кризис. Сильные ссоры. Тини Равенборг вспоминает: "Сначала Харри уговаривал себя и внушал себе: невозможно вечно просиживать друг рядом с другом, нужно выдерживать и разлуки, нужно доверять другому. Я знаю, что она не изменяет мне, даже если говорят иначе. Я бы отправил ее с привлекательным мужчиной на необитаемый остров - и все такое. В целом, они не могли жить друг с другом, им пришлось бы поменять основные черты своих характеров".

Роми Шнайдер снимается в одном фильме за другим, например, в 1973-74-ом годах пять фильмов за десять месяцев. Курит до восмидесяти сигарет в день. Работает до полного физического истощения. Ее жизнь проходит перед камерой. Снова и снова, чаще и чаще повторяются слухи о разводе. Харри Майен исключительно ценит общество красивых женщин. Он пытается отвлечься на сафари в Кении. Ослепительная молодая дама, которая ему в этом помогает, - русые волосы, среднего роста, около тридцати лет, с хорошей фигурой манекенщицы и легким сходством с Роми. Ее зовут Мисс Кошуа, как пронюхали журналисты. Оба выглядят очень влюбленными, целуются, держатся за руки и нежничают наперебой. Оба рассчитывали найти вдали от родины убежище, где им никто не помешает. Но расчеты не оправдываются: репортеры, раструбившие о разводе, преследуют супруга Роми в Момбасе. Тщетно пытается Майен замести следы: хотя он много раз меняет отели, журналисты настигают его. Его просят высказаться о разводе, и Майен говорит представителям звездного агенства, что он думает по поводу слухов: "Я 14 дней ничего не слышал от моей жены. Если она решила разводиться - пожалуйста! После моего возвращения мы, конечно, должны будем все обговорить. Я знаю господина Бруно Ганца. Он хороший актер. И если в Париже считает, что весь Гамбург обсуждает некий роман, я могу только сказать: все возможно!".

На самом деле, никак нельзя утверждать, что Роми была вела себя очень скромно в последние годы их брака. Часто ее видели с другими мужчинами - среди них ее агент Жан-Луи Леви, американский продюсер Боб Иванс и дискжокей Кристиан Барбье. Это дает слухам о разводе новый толчок, несмотря на все отрицания. Восьмого октября 1973 Роми сообщает своей подруге Херми Штекель: "Мы не "враги", но что-то сломалось во мне (после всего, что было), что-то, что невозможно "склеить". Посмотрим - но не думаю. Полагаю, с ним происходит что-то похожее, хотя я могла заключить или понять из его редких писем, что ему плохо психически - потом снова лучше, - и он надеется, что все еще будет хорошо... Но я не думаю. Я уже "слишком свободна", если ты понимаешь, о чем я (конечно, понимаешь!), и я не отдам и не предам эту свободу! К тому же, я всегда была такой, сейчас мне уже больше не нужно лгать (только из страха обидеть и т.д.), сейчас никого нет рядом со мной, кто принимает решения, - я сама все решаю, и живу, и работаю, как считаю необходимым, как мне нравится, меня полностью привлекает этот эгоизм! Лучше, чем постоянно врать людям, потому что ты не создан для "брака"и супружеской жизни. Я никогда не была таким человеком! Я лгала себе, как делают очень многие, - но больше я не хочу врать ни себе, ни другому или другой".

История, начавшаяся, как сказка, закончилась в 1973-ем. В "роковой седьмой год" пути Роми Шнайдер и Харри Майена расходятся. Сейчас речь не идет о любви, счастье и верности. Теперь речь идет о сухих вещах: о деньгах, оценке состояния, о правах опеки над ребенком и так далее. Слово за юристами. Последние недели и месяцы несут в себе черты войны Роз. Роми снова переезжает в Париж, покупает позже небольшой дом для себя и любимого сына. Давид снова разрывается между отцом и матерью, между Германией, где он рос, и Францией, где он сопровождает свою известную "maman" на съемках. Он яблоко раздора в драме расставания, при котором много дерганья и копания в грязном белье. Харри наконец соглашается на развод. В спину ему уже дышит Даниель Бьязини, новая любовь Роми. И он садится в самолет на Париж и выдвигает свое требование: 1,4 миллиона марок, половина общего состояния. Юридически он абсолютно прав, но большую часть этих денег внесла его супруга. Но, эти деньги он сразу же поместил на имя сына Давида с тем, чтобы тот мог их получить по достижении совершеннолетия. Давид до этого возраста не дожил, поэтому все деньги вернулись к Роми. А в конечном итоге эти деньги достались дочке Саре уже после смерти Роми. Также бывший муж потребовал права участвовать в воспитании Давида.

Её дочке? У неё были сын и дочь?

Да.

Слава богу!