Петля для богини танца

Мерседес де Акоста

Среди ее последних мужчин называют русского пианиста-эмигранта Виктора Серова, который был ее вдвое младше. Она страшно ревновала его и даже хотела однажды покончить жизнь самоубийством.

...14 сентября 1927 года, солнечная Ницца. После гибели Есенина прошло два года. Айседора панически боится старости. Она давно на мели. Её начинает понемногу забывать публика. Ей с каждым разом всё труднее танцевать так же легко и непринуждённо, как прежде. Но она всё ещё надеется на чудо, искренне веря, что восстанет из пепла, как мифическая птица Феникс.

«Вы спрашиваете, какой период моей жизни я считаю наиболее счастливым? — скажет она в своём последнем интервью. — Запишите, господа журналисты: Россия! Только Россия! Мои три года в России со всеми их страданиями стоили всего остального в моей жизни. Нет ничего невозможного в этой великой стране, куда я скоро опять поеду и где проведу остаток своей жизни»...

Своим последним вечером Айседора, её вечная спутница Мэри Дести и несколько их друзей ужинали в маленьком уютном ресторанчике на набережной после удачного выступления Дункан. Свой новый танец Айседора придумала на музыку популярной в тот год американской песенки «Прощай, чёрный дрозд!»:

«Бай-бай, чёрная птичка, спать!
Никто меня не любит
И даже понять не хочет...
Услышал бы ты всю ту ложь,
Что они обо мне бормочут...»

Со стороны казалось, что она танцевала не танец, а свою жизнь, со всеми её взлетами и падениями, упоительными радостями и горькими разочарованиями. Её осанка была такой же горделивой, как 20 лет назад. Взгляд грустных, подведённых синим карандашом, глаз — таким же мечтательным, будто смотрящим в вечность. Да, она снова влюблена! И ей наплевать, что на этот раз избранник — простой шофёр Бенуа Фалькетто, и он снова моложе её, и красив, как греческий бог. Какое это имеет значение, если ей как воздух необходима хоть капелька тепла и нежности?

В жизни Айседоры Дункан автомобили играли странную и страшную, поистине мистическую роль. В 1913 году в Париже при загадочных обстоятельствах погибли двое ее детей. Сама Айседора множество раз попадала в аварии, разъезжая по России, а в путешествии по Европе с Сергеем Есениным им пришлось сменить 4 автомобиля.

Пылкая и неудержимая Айседора постоянно терроризировала водителей, чтобы те ехали быстрее — что, конечно, неоднократно заканчивалось неприятностями. Одна из близких подруг Айседоры Дункан как-то написала про нее: «Быстрое движение было для нее так же необходимо, как дыхание. Она жила только тогда, когда неслась как сумасшедшая, останавливаясь только затем, чтобы поесть и выпить... Я до сих пор не понимаю, как мы не разбились раз двадцать, если не больше».

Кульминация трагических взаимоотношений великой танцовщицы с автомобильным миром той эпохи наступила 14 сентября 1927 года в Ницце. Итак, около 8 часов вечера Айседора Дункан отправилась обедать в кафе неподалеку от гостиницы, где она остановилась, вместе со своей подругой Мэри Дести (со слов которой позже и были восстановлены события) и кинематографистом Иваном Николенко. Уходя из отеля, Айседора надела креповую шаль с длинной бахромой и изображениями птиц, цветов и китайских иероглифов, а также оставила на двери комнаты записку своему последнему на тот момент возлюбленному — Бенуа Фалькетто. Он был владельцем гаража «Гельвеция» в Ницце и разъезжал на очень популярном в то время во Франции двухместном спортивном автомобиле Amilcar CGSS.

За обедом Мэри Дести внезапно почувствовала недомогание, и Дункан с Николенко пришлось ее увести. Когда они переходили улицу к Отелю, на Мери вдруг напали странные переживания, и она принялась отговаривать Айседору от поездок этим вечером, особенно на автомобилях, и особенно с Фалькетто. Однако Дункан была в отличном настроении и ответила Мэри так: «Даже если бы я знала, что это станет моей последней поездкой, то велела бы гнать во весь опор! Я снова влюблена!». Когда к отелю подкатил Фалькетто на Amilcar-е, Дункан стремительно спустилась вниз, и Мэри выбежала за ней, умоляя ее надеть хотя бы плащ, так как на улице холодало. Айседора же отказалась, отшучиваясь, что вполне достаточно и шали. Тогда Мэри, все еще терзаемая непонятными предчувствиями, обратилась к водителю со словами «Вы не понимаете, какую великую личность везете сегодня вечером. Умоляю вас, будьте осторожней...». Айседора же, веселясь, обмотала шаль вокруг шеи, поцеловала подругу и воскликнула: «Прощайте друзья мои, я иду к славе!». Согласно другим источникам, она сказала «Я иду к любви» — подразумевая водителя, Бенуа Фалькетто, а версию со славой выдумала из соображений этического характера её приятельница Мэри Дести, к которой были обращены эти слова.

Amilcar CGSS

Садясь в Amilcar, Айседора не обратила внимания на то, что конец ее шали свесился за борт и волочится по земле — в опасной близости от заднего колеса автомобиля. Фалькетто также не заметил этого из-за особенности строения кузова Amilcar CGSS, в котором пассажирское сиденье расположено немного левее и позади водительского. Заметила это только Мэри Дести — и тут же закричала, предупреждая Айседору, чтобы та подобрала шаль. Однако ее не расслышали или не успели расслышать, Бенуа дал газу, бахрома шали попала в спицы заднего колеса.…Истерически кричит Мери. Обезумевший от горя, Фалькетто ходит вокруг автомобиля, повторяя, как заведённый: «Я убил мою Мадонну...». А набережную мгновенно заполоняет возбужденная толпа зевак.

Какая нелепая смерть...

Сатурн поспособствовал.