Петля для богини танца

Причём, после свадьбы Айседора на всех документах всегда подписывалась только как «Есенина», а не «Дункан» и стала практически рабой поэта и его малейших прихотей. Она возлагала на эту поездку большие надежды: он увидит мир, станет меньше пить и больше творить, она — продолжит учить «своих девочек», а вместе они весело заживут в уютном домике с диким виноградом где-нибудь в пригороде Парижа.

Увы, всё обернулось с точностью до наоборот. Она восхищалась гениальным талантом любовника и хотела показать всему миру великого поэта Сергея Александровича. Но мир признавал только известную танцовщицу. Есенин чувствовал себя лишь тенью Дункан, а ведь он был тщеславен, даже очень. И если молодого поэта мучила зависть, то стареющую танцовщицу – безудержная ревность. Еще в России она прилюдно закатывала Есенину сцены, могла дать пощечину говорившей с ним девушке, если та была молода и красива, потом также при всех падала перед ним на колени, плакала и просила прощения. От их любви страдали оба.

Скорее не зависть, а разочарование и тоска по Родине, был поражен бездушием Америки, в письме писал, что распахнуть душу здесь все равно, что ходить с растегнутой ширинкой. Доллар- единственный идол. Маяковский был такого же мнения после своей поездки.

По моему мнению тут был ком причин.

Впрочем, в Берлине Есенин все же встречался со многими соотечественниками, читал стихи и был принят в эмигрантской среде более чем восторженно. Айседора, верная своему кумиру, вела активные переговоры о переводе его стихов и издании сборника во Франции и Берлине. Чета Есениных-Дункан побывала в Париже, Италии, а затем отправились в Америку. Америка произвела на поэта гнетущее впечатление. Айседора его понимала. Она старалась изо всех сил поддержать любимого, а потому распевала вместе с ним в парижских ресторанах во весь голос «Интернационал» - под свист и улюлюканье белогвардейских эмигрантов, а в Америке, выступая на сцене в красных одеждах, выкрикивала: «I am red!» («Я красная!») Дело кончилось тем, что за пропаганду коммунистических взглядов Дункан лишили американского гражданства и вместе с Есениным попросили покинуть страну. Они уплыли в Европу, где провели еще около полугода. Перед самым вылетом в Берлин Айседора набросала карандашом в блокноте коротенькое завещание - на всякий случай.

Не она поддерживала Есенина в распевание "Интернационала", а наоборот. Есенин давно уже не поддерживал революцию, а фанатичность Дункан, танцующей с красным флагом и распевающей "Интернационал" порядком раздражала его. Есенин любил простые русские песни, народные, которые пела его мать и сестра.

Однажды она вызвала поэта на откровенность, когда он был трезв и задумчив:
— Скажи честно, я тебе в тягость? Ты меня больше не любишь?
И услышала в ответ страшную правду:
— Ты не Изадора, ты — Изадура! Пойми, была страсть, но она прошла... Я больше не могу писать, вот что скверно.

Дункан поняла, что это конец. Её обожаемый Сергей Александрович должен вернуться на Родину, ведь только там он сможет продолжать сочинять свои удивительные стихи, от которых ей всегда хочется плакать. Ссоры и скандалы случались все чаще - дошло до того, что Дункан пришлось вызывать полицию. Есенин оказался в психиатрической клинике. Вскоре они вместе вернулись в Россию, но теперь в разговорах с друзьями Есенин отзывался об Айседоре холодно: "Вот пристала, липнет, как патока!". Мариенгоф пишет о том периоде: "Есенин уехал с Пречистенки - надломленным. А из своего рокового свадебного путешествия по Европам и двум Америкам (будь оно проклято, это свадебное путешествие!) он в 1923 году вернулся в Москву - сломанным".

В сентябре 1924 года Дункан и ее ученицы в последний раз выступили в Камерном и Большом театрах. В конце сентября Айседора покинула Россию навсегда. Больше на этом свете они уже не увидятся. Расставшись со своей Изадорой, Есенин так никогда и не смог ее забыть. Он всегда носил с собой подаренный ею шелковый шарф с алыми маками.

Школа полностью перешла под управление Ирмы. Отсутствие идейного вдохновителя привело к тому, что «Школа пластического танца» из учебного заведения превратилась в гастролирующую труппу. У девочек не хватало времени на размышления о природе танца — им нужно было зарабатывать деньги. Воспитанницы добрались до Китая, где представили публике несколько специально созданных тематических номеров: «Танец китайских девушек», «Танец памяти Сунь Ятсена», «Гимн Гоминьдана». К финансовым проблемам школы добавились трудности с медицинскими инспекциями. Многочисленные проверки выявили серьезные нарушения норм гигиены — во время занятий дети часто лежали на полу. Однажды, разозлившись на очередное замечание проверяющей комиссии о том, что дети глотают пыль, Ирма отрезала: «Дети должны глотать пыль так же, как глотают угольную пыль рабочие Донбасса!». Было решено оставить школу в качестве «лаборатории героических мотивов».

Ирма Дункан в школе Айседоры Дункан в Бельвю, 1914 год

Ирме Дункан тяжело давалось управление заведением, она была прекрасным педагогом, но с административными функциями справлялась плохо. После развода со Шнейдером в 1929 году она окончательно уехала из России в Америку. В Нью-Йорке она открыла собственную танцевальную школу, повторно вышла замуж, увлеклась живописью. Ирма Дункан выпустила несколько книг по теории танца, значительную часть в которых заняли объяснения феномена Айседоры, трагически погибшей в 1927 году.

Лиза, Анна и Ирма Дункан танцуют на пляже, 1915 год.

После отъезда Ирмы школа не закрылась. Полтора года, с 1928-го по 1930-й, ученицы гастролировали по Америке — зарубежный выезд удалось устроить младшей Дункан. Они имели огромный успех у иностранной публики, о них писали газеты. Но в 1930 году советское правительство потребовало возвращения танцовщиц — и гастроли быстро закончились. Больше зарубежных выездов у школы не было, лишь поездки внутри страны. Турне по России стало тяжелым испытанием: приходилось выступать в холодных залах, на неудобных дощатых полах. Все меньше времени оставалось у воспитанниц и для тренировок. Школу сменила «Концертная студия Дункан». У нее не было своего здания для занятий, однако это не помешало воспитанницам бывшей школы гастролировать и обучать новые поколения танцовщиц. Студия окончательно закрылась в 1949 году на фоне борьбы с низкопоклонством перед Западом. В одной из газетных статей ее назвали «декадентским упадническим явлением». Во время хрущевской оттепели бывшие ученицы обратились к министру культуры Екатерине Фурцевой с просьбой восстановить школу, но в ответ получили отказ. «Пластический танец утратил свое самостоятельное значение для советского зрителя» значилось в документе.

Ирма, Марго, Тереза, Анна, Эрика и Лиза Дункан

Одной из самых талантливых русских учениц Айседоры Дункан была Мария Борисова. Девушка родилась в Дрезне в семье рабочих — ткачихи и электротехника. Во время зарубежных гастролей о Борисовой восторженно писала нью-йоркская пресса: «Кто видел танцовщиц студии Айседоры, тот заметил ослепительную, стройную и прекрасную фигурой темноволосую девушку, которая кажется более гибкой и динамичной, чем остальные из этих юных замечательных танцовщиц, див и русалок в красных рубашечках. Марии Борисовой — 19 лет…» Удостаивалась девушка и отдельных одобрений советских критиков. После отъезда Ирмы она некоторое время возглавляла «Концертную студию Дункан» и преподавала танцы, но яркой танцевальной карьеры так и не сделала.