Петля для богини танца

Узнав, кто жил в Особняке на Пречистенке до нее, Дункан рассмеялась: «Кадриль, меняемся местами». Бывшей владелицей здания оказалась балерина Большого театра Александра Балашова, которая после революции эмигрировала из России в Париж и купила там дом, ранее принадлежавший Айседоре. В первый год работы в «Школу пластического танца Айседоры Дункан» пришли сорок учениц от четырех до 10 лет — гораздо меньше, чем было в планах основательницы. «В трудные для страны дни она открыла школу-пансионат для детей рабочих и крестьян, приобщая их к труду, к учебе, к миру прекрасного. В школе воспитывали чувство коллективизма, прививали навыки опрятности, обеспечивали питанием и одеждой», — писал о Дункан советский театровед Виктор Тейдер.

Особняк на Пречистенке, предоставленный советской властью Айседоре Дункан под школу танца

Обучение танцу по методике Айседоры Дункан начиналось с освоения самых простых элементов, прыжков, марша, бега и ритмичной ходьбы. День воспитанниц был полностью расписан: пластическая гимнастика, плавание, языки и, конечно, общие предметы. Курс обучения был рассчитан на семь лет. Первый этаж школы был отведен под учебные классы и тренировочные залы, а второй — под спальни. Воспитанницы, одетые в алые туники и хитоны, танцевали босиком — так что учреждение быстро прозвали «школой босоножек». Алый был любимым цветом Айседоры и часто присутствовал в ее сценических костюмах. Это особенно заметно по выступлениям после 1917 года: проникшись коммунистическими идеями, она размахивала красным шарфом и прямо со сцены заявляла: «I am red» («Я — красная»). Хитоны и туники помогали воссоздать атмосферу античного танца, в котором Дункан всегда искала вдохновение.

Обучение девочек и содержание школы полностью легли на плечи ее основательницы. Родители воспитанниц за занятия не платили, рассчитывать на государственную поддержку тоже не приходилось, и в итоге Дункан столкнулась с серьезными финансовыми трудностями. Продуктами школа могла обеспечить себя сама — после классов великая Айседора вместе с ученицами отправлялась во двор, где были разбиты овощные грядки. Сложнее было найти средства на одежду и хозяйственные нужды. Во время зарубежных гастролей школой занималась Ирма Дункан — единственная из шести усыновленных Айседорой учениц, отправившаяся вслед за матерью в красную Россию. Девушка решала административные проблемы и параллельно вела занятия. Ей помогал секретарь и переводчик Айседоры Илья Шнейдер, который позже стал супругом Ирмы.

Дункан прямо говорила о демократичном характере своего искусства: «Я не хочу создавать танцовщиц и танцоров, из которых кучка "вундеркиндов" попадет на сцену и будет за плату тешить публику. Я хочу, чтобы все освобожденные дети России приходили в огромные, светлые залы, учились здесь красиво жить: красиво работать, ходить, глядеть, есть, разговаривать. Не приобщать к красоте, а связать их с ней органически».

Первое выступление учащихся заведения произошло в 1921 году на сцене Большого театра в честь годовщины Октябрьской революции. Айседора вместе с учениками исполнила танцевальную программу, в которую, помимо прочих, вошел танец «Варшавянка» под мелодию польской революционной песни. Программа, во время которой революционное знамя подхватывалось из рук павших борцов полными сил бойцами, имела успех у зрителей. Впрочем, впечатлены были не все. Некоторых озадачило, что эта «пожилая женщина» рискнула выйти на сцену чересчур голой.

Когда Айседоре было всего два года от роду, в их доме случился пожар, и девочку из окна выбросили на руки полицейскому. С той поры языки алого пламени стали для Дункан неким символом жизни и смерти. Она часто выступала на сцене с огромным алым шарфом, создавая им образ сполохов огня. Теперь в советской России этот шарф стал еще и символом революции. Она танцевала на сцене Большого театра под «Интернационал», а из бывшей царской ложи ей рукоплескал Ленин.

Судьба постучалась в дверь, когда Айседора танцевала со своим неизменным красным шарфом на званом ужине в доме художника Георгия Якулова, где в тот вечер собралась вся московская богема. Осенью 1921 года у художника в этот вечер собралась новая местная элита: актеры, поэты, художники, члены Наркоминдела и Моссовета. Неожиданно её внимание привлёк невысокий молодой человек с копной пшеничных волос и пронзительными голубыми глазами. А когда Есенин увидел свою будущую музу он был покорен ее пластикой, хотел кричать о том, что он влюблен, но Сергей не знал английского языка. Он изъяснялся жестами, корчил рожи, ругался по-русски, но Дункан не понимала, что хочет сказать поэт.

Сергей Есенин

Тогда Есенин сказал: «Отойдите все», снял ботинки и начал танцевать вокруг богини дикий танец, в конце которого просто упал ниц и обнял ее колени. Улыбнувшись, Айседора погладила поэта по льняным кудрям и нежно произнесла одно из немногих знакомых ей русских слов: «Ангелъ», но уже через секунду, заглянув ему в глаза, добавила: «Чиорт». В тот же вечер, спустя пару часов, Айседора уже вальяжно полулежала на софе, а поэт стоял возле нее на коленях. Она гладила его по волосам и говорила с акцентом: "За-ла-тая га-ла-ва…". Их сумасшедшая, непредсказуемая, загадочная, полная страсти, счастливая и в то же время трагичная история никогда не перестанет интересовать тех, кто стремится познать невероятные тайны любви.

После ужина они уехали вместе и больше уже не расставались. Есенин поселился в доме Айседоры на Пречистенке и буквально потерялся для друзей и публики, наслаждаясь только обществом «своей Изадоры», как он любя называл Дункан. Она оставила свою привычку давать любовникам литературные прозвища. Русского поэта-хулигана всемирно известная танцовщица звала «Сергей Александрович». На зеркале в ванной комнате ее губной помадой было выведено: «Есенин – Ангел». "Он читал мне свои стихи, - рассказывала Айседора переводчику и директору Школы танцев Илье Шнейдеру. - Я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка, и что стихи эти писал гений!". Она нуждалась в муже-ребенке, он в жене-матери. Она дарила ему любовь и нежность, он капризничал, дерзил, устраивал грубые выходки.

Да уж, мама и сын!!

Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою

Сергей Есенин, «Чёрный человек»

Это была лебединая песня Айседоры - последняя, полная нежности и отчаяния любовь, обреченность которой она и сама, наверное, понимала. Да, она все еще хороша собой. Конечно, не прежняя тоненькая нимфа - все-таки уже перейден сорокалетний рубеж, - но ее немного отяжелевшее тело, задрапированное в шелковые шарфы, двигалось по-прежнему легко и грациозно. Короткие волосы отливают медью, большие голубые глаза смотрят ясно и прямо. К тому же она окружена ореолом мировой славы и обладает невероятной харизмой. Такую женщину Есенин не мог не полюбить. А она, будучи старше его на 18 лет, отдала ему всю свою нерастраченную нежность, скорее даже не женскую, а материнскую, и стойко терпела его скандальные выходки. Ясноглазый, со светлыми кудрявыми волосами, он напоминал ей маленького сын Патрика, с потерей которого она так и не смирилась.