Любовница века – 3

Нет, определенно есть у меня тяга к лилиям на синем) Что бы это значило?

---

Ты незаконный отпрыск Людовика 15?

Хм, есть ли у меня тогда право на престол? Может ну его, это Марокко

---

А мы никого спрашивать не будем.

---

Придворные между всхлипываниями шептались о том, что теперь плохо дело маркизы де Помпадур. Бедная маркиза, которая тоже поспешила во дворец из Трианона, находилась во вполне понятном состоянии. Ей, конечно, не следовало входить к королю, и потому пришлось ждать новостей у себя в апартаментах. Вскоре после полуночи к ней вошел доктор Кене и сообщил, что король вне опасности и даже мог бы при желании отправиться на бал. Каково же было ее облегчение! Однако наряду с ним маркиза терзалась страхами за свое будущее. Что ему наговорили все эти священники? Не отошлет ли он ее прочь? Она жаждала получить от короля весточку, но весточки все не было.

Венера Буше, лицо Венеры, как полагают, принадлежит мадам де Помпадур

Шли дни за днями, а от короля ни слуху ни духу. Мадам де Помпадур отлично знала, что партия, желавшая от нее избавиться, которую возглавлял д’Аржансон и поддерживали по религиозным соображениям дети короля, не упустит никаких шансов добиться цели. Машо, которого она до сих пор числила своим другом, пришел навестить маркизу и совершенно иным тоном, чем прежде, посоветовал уехать из Версаля. Он дал ей понять, что таково решительное желание короля. К этому поступку Машо подтолкнул дофин, который со времени покушения держался довольно властно. Маркиза, вся дрожа, но спокойно и твердо приказала, чтобы ее экипажи держали наготове, и послала за сундуками. Она велела приготовить Елисейский дворец для себя и своих слуг, которым немедленно было приказано укладываться. Этим-то они и занимались, когда вошла мадам де Мирепуа.

— Что здесь происходит? Зачем эти сундуки?

— Увы, моя дорогая, господин де Машо говорит, что я должна уехать, потому что ОН так хочет.

— Думаю, что ваш хранитель печати вас предал, — сказала маршальша, — и от души советую вам оставаться на месте, пока не получите приказа от самого короля. Вставший из-за стола проигрывает.

Аполлон упивался своей Божественностью перед Иссой, лицо Иссы, как говорили, принадлежало мадам де Помпадур. Картина Буше

Что касается д’Аржансона, то он открыл свои карты. Когда мадам де Помпадур послала за ним, он заставил ее прождать несколько часов, а явившись, вел себя совершенно оскорбительно. Она сказала, что нельзя допускать, чтобы в руки короля попадали бунтарские послания, приходящие по почте, ибо теперь ничто не могло повредить ему больше подобного чтения. Д’Аржансон отвечал, что его прямой долг знакомить короля со всей корреспонденцией. Последовала перепалка, и маркиза сказала:
— Сударь, вы слишком далеко зашли. Бессмысленно продолжать этот разговор. Я ясно вижу, что вы твердо надеетесь, что мне придется покинуть двор, а потому считаете возможным говорить мне все, что вам заблагорассудится. Я не видела короля пять дней. Возможно, я больше никогда его не увижу, но если увижу, то будьте уверены, одному из нас обязательно придется удалиться.
— Это все, мадам? — проговорил д’Аржаисон и вышел из комнаты. Он совершенно не сомневался, к чему идет дело, так что написал письмо мадам д’Эстрад с советом приободриться, так как скоро ей предстоит вернуться в Версаль, и уж тогда они вдвоем приберут к рукам всю лавочку.

Пастель мадам де Помпадур в роли Пилигрима, 1745 Луи Виже

Дни шли и шли, а от короля ни слова. Он уже вставал, его завивали и пудрили, и он ходил с палочкой по спальне. Говорил очень мало, и когда явились послы, их прием проходил в полном молчании, но в целом король более или менее вернулся к нормальной жизни. Заметили, что дофин не отходит от него ни на шаг и что их отношения дружественны и ласковы.

Людовик 15

На одиннадцатый день король расхаживал взад-вперед в халате и ночном колпаке, опираясь на палку, в мрачном молчании, к которому окружающие начали привыкать. Наконец король подал знак дофине, та присела перед ним и вышла. Мадам де Бранка хотела последовать за ней, но король приказал ей остаться. Дофин в изумлении поднял глаза на отца. «Не одолжите ли вы мне свой плащ?» — спросил король у мадам де Бранки. Она сняла плащ и отдала королю. Он накинул его на плечи, прошелся по комнате, попрощался с ней и вышел. Дофин сделал движение, чтобы последовать за ним, но король остановил его: «Нет, не ходите за мной». Так что дофин вслед за женой отправился ужинать. Прошло порядком времени, прежде чем вернулся король, а когда он появился, это был совершенно другой человек — спокойный, добродушный, разговорчивый. Он смеялся над своим женским плащом, заявил, что теперь намерен отужинать и другим советует поступить так же. Нетрудно было угадать, что король ходил к маркизе. И одним-единственным разговором она сумела полностью успокоить и утешить его. А Д’Аржансона и Машо прогнали от двора.

Пастель мадам де Помпадур в роли Гебы Розальбы Карриеры

Нет, мальчики совершенно не умеют болеть!

Ага.

В 1757 году пост министра иностранных дел занял кардинал Берни — один из приятелей герцогини. Он начал курс на военное сближение Франции с Австрией. Это был неожиданный шаг, учитывая, что стороны почти всегда враждовали. Однако в 1758 Берни поссорился с Помпадур, и та нашла ему замену — Этьена Франсуа де Шуазёль, герцога д’Амбуаз. Именно Шуазёль сделал так, что Франция и Австрия стали полноценным союзниками. Среди подписанных документов был следующий: если на одну из сторон нападают, вторая выступает за неё. А тем временем Европа стояла на пороге Семилетней войны, которую объявили Австрии. Поэтому Франция оказалась втянута в конфликт небывалого ранее масштаба. Для французской стороны она обернулась болезненными поражениями. После выхода из войны России (Петербург выступал на стороне Австрии, но в 1761 году трон занял Петр III — поклонник прусского короля. Одним из его первых решений стал выход из войны) ситуация приняла катастрофический для Франции оборот. В итоге, когда начался мирный процесс в 1762 году, Франция лишилась значительной части своих владений в Северной Америке и Индии. А Пруссия заполучила статус мировой державы. И ответственность за это при французском дворе возложили на Помпадур, которая продвигала "своих" на дипломатические и военные должности.

Портрет мадам де Помпадур, около 1810 года

Нам мало известно о частной жизни мадам де Помпадур во время войны. Она затворилась у себя в апартаментах с королем и министрами, стала очень редко посещать придворные церемонии. В 1758 году заканчивается бесценный дневник герцога де Люиня, и мы больше не располагаем ежедневным отчетом о версальских сплетнях и происшествиях. Но все то, что нам известно об этом периоде жизни маркизы, довольно печально. Она почти лишилась своей красоты, ее не переставало терзать горе об умершей дочке, ее беспокоили боли в сердце, она всегда недомогала и часто болела, постоянно тревожилась из- за положения в стране. Но все искупало собой дружеское расположение короля. Он ездил на охоту, посещал свой бордель, достаточно виделся с детьми, выполнял свои королевские обязанности, а все остальное время проводил с маркизой. Их связывали отношения супругов, много лет проживших в удачном браке.

Портрет предположительно мадам де Помпадур, французская школа, 18 век

В ту пору мадам де Помпадур с королем много времени проводили со столь курьезным персонажем, как граф де Сен-Жермен. Он описывал мадам де Помпадур различные французские дворы на протяжении всей истории, при которых он был с почетом принят. Она пришла к заключению, что если бы ей не посчастливилось жить при дворе собственного короля, то она выбрала бы двор Франциска I, покровителя искусств. Однажды Сен-Жермен сыграл коротенькую мелодию на клавикордах маркизы, а король спросил, что это за музыка. «Не знаю, — небрежно отвечал граф, — в первый раз я ее слышал при вступлении Александра Македонского в Вавилон». Он поразил короля, устранив изъян в одном из его бриллиантов. Сен-Жермен говорил, что его вечная жизнь (но не молодость, так как он был крепким мужчиной лет пятидесяти) объясняется эликсиром, который постоянно сохраняет того, кто его принимает, в одном и том же возрасте. Мадам де Помпадур с готовностью проглотила и эту байку, и само лекарство и утверждала, что оно пошло ей на пользу. Но в 1760 году Сен-Жермен впал в немилость у полиции и Шуазель велел ему собирать вещички.

Пастельный рисунок мадам де Помпадур, Буше

Ловкий шельмец

Здоровье мадам де Помпадур все ухудшалось, и она совсем пала духом. Семилетняя война, принесшая столько поражений и позора, была для маркизы сущей пыткой. Она делала бравый вид, ни придворные, ни король никогда не видели ее мрачной. Она смеялась и шутила, как всегда, и окружающим нередко казалось, что ей все нипочем. Но ее камеристка рассказывает совсем другое. Маркиза плохо спала, часто плакала, оставшись в одиночестве. Она переживала происходящее куда острее, чем король. «Если я умру, — говорила она, — то умру от горя».

мадам де Помпадур, около 1753 года Морис де ла Тур