Любовница века - 2

Первая часть темы о Помпадур Любовница века

Ураааааа!!!!

Поехалииии

---

Рукой махнула?

Не извольте сумлеваться!

---

Что же говорили о её внешности?

Дюфор де Шеверни, который и сам был по происхождению буржуа и вечно завидовал брату маркизы, записал: «Ни один мужчина на свете не устоял бы перед желанием иметь такую любовницу, если бы мог. Высока, хотя и не слишком; красивая фигура, круглое лицо с правильными чертами, прекрасный цвет лица и красивые руки, глаза не так уж велики, но я никогда не видел глаз искристее, умнее и живее. Все в ней было округло, в том числе и каждое движение. Она совершенно затмила всех остальных женщин при дворе, а ведь там были настоящие красавицы».

Герцог де Люинь, старый сухарь из окружения королевы, склонен был пройтись по поводу внешности придворных дам в самых порочащих выражениях — у одной щеки ввалились, у другой нос картошкой, третья расплылась до неузнаваемости — так вот, даже он вынужден был признать, что маркиза очень хороша собой.

Принц де Круа, неодобрительно относившийся к мадам де Помпадур, без конца повторяет, что нельзя быть прелестнее ее.

Президент Эно, ближайший друг королевы, пишет о ней: «Это одна из красивейших женщин, каких я встречал».
Маркиз де Вальфон, честный и довольно простодушный солдат, утверждал: «Грацией, воздушностью облика, красотой волос она напоминала нимфу».

Версальский ловчий Леруа, расхвалив все черты маркизы, фигуру и прекрасные светло-каштановые волосы, продолжает: «В ее глазах было нечто особенно привлекательное, может быть, оттого, что трудно точно сказать, какого они цвета. Ни яркого блеска черных глаз, ни мечтательной нежности голубых, ни особенной мягкости серых; этот неопределенный цвет, казалось, придавал им безграничную способность обольщать и принимать любые оттенки выражения. Действительно, выражение ее лица все время менялось, хотя никогда не замечалось разлада в ее чертах — все они выражали единую мысль, что предполагает немалый контроль над собой, и это относится к каждому ее движению. Все ее существо было на полпути между высшей ступенью элегантности и первой ступенью благородства».

Наконец, маркиз д’Аржансон, так отчаянно ненавидевший маркизу, что весь свой дневник он написал на самом деле с единственной целью — опорочить ее в глазах потомков, не смог найти для начала ничего хуже следующих слов: «Она бела как снег, лицо никакое, но грациозна и талантлива. Высока, сложена довольно плохо».

Вот у кого надо учиться искусству комплиментов, а то в теме с похвальбами я только про выносливые уши смогла

---

Но несмотря на свое очарование, добрый нрав и желание всем угодить, мадам де Помпадур и тогда, и до конца своих дней имела врагов. Для аристократов она была воплощением парижской буржуазии. Аристократы ненавидели буржуазию вообще, и в частности маркизу за принадлежность к ней. Все те, кто хорошо знал маркизу, казалось, полюбили ее (за исключением Ришелье) — некоторые даже против своей воли, — зато рядовые придворные готовы были на все, чтобы приблизить ее падение. Но если они хотели воевать, то на стороне мадам де Помпадур имелась тяжелая артиллерия, в том числе и главное орудие. Ее надежно поддерживали братья Пари и их коллеги, а после пяти лет дорогостоящей войны, когда страна была почти разорена, финансистов очень уважали.

На всех не угодишь, как не старайся, да и зачем? Второе лицо практически государства, возлюбленная первого лица, языки чесать будут, хоть ты ангелом господним будь

Конечно.

«Он любит совсем не вас, — часто повторяла маршальша де Мирепуа, — он любит вашу лестницу». И правда, король любил эту лестницу, которая вела наверх, к восхитительному созданию, к веселой и умной собеседнице, к той, что жила мыслями о нем и о его удовольствиях. Комнаты, к которым вела эта лестница, расположены в северном крыле дворца, на втором этаже. Если, попав в Версаль и войдя в сад через обычный вход, повернуть налево и отсчитать девять верхних окон от северо-западного угла, то это и будут окна мадам де Помпадур. Мы и сейчас видим то же самое, что открывалось ее взору с маленького балкона между статуями, венчающими собой колоннаду: северный партер, фонтаны с русалками и купидонами, аллею Деревьев, подстриженных так, что образуют сплошную стену из листьев, ведущую к бассейну Нептуна, а за верхушками деревьев — лес Марли, уходящий за горизонт.

Версаль

Ее комнаты чуть не ломились в те времена, когда в них жила маркиза — так тесно здесь было от множества людей, животных, птиц, картин, безделушек, всевозможных редкостей, мебели, тканей, бесчисленных узоров, планов, набросков, карт, книг, ее вышивок, писем, косметики. Все комнаты утопали в цветах, в них стояло благоухание, как в оранжерее — просто уму непостижимо, как все это здесь помещалось. Стены, некогда лакированные Мартэном в ее любимых светлых и нежных тонах, теперь выкрашены белой краской, но панели те же самые и планировка квартиры осталась неизменной. Маленькая комнатка, где жила ее камеристка мадам дю Оссе, цела до сих пор, как и дымоход, через который она подслушивала беседы маркизы с королем, к большому нашему счастью, так как она записывала услышанное слово в слово. И сейчас можно видеть лифтовую шахту, где находилось подъемное кресло, на котором слуги подтягивали кверху маркизу, чтобы уберечь ее от крутого долгого подъема по лестнице. Этажом ниже, окнами в темный маленький внутренний дворик, размещалась квартира врача и большого друга мадам де Помпадур, доктора Кене.

Та самая лестница

Не успела мадам де Помпадур поселиться в Версале, как сразу же взялась направлять и вдохновлять современных ей художников. Она обладала великим даром дилетанта, эрудицией, неутомимой энергией в стремлении к совершенству, интуитивным пониманием творческой натуры, что позволяло ей добиться от художника наивысших достижений и внушить ему собственные идеи, не задев его чувства. До начала Семилетней войны она располагала неограниченным кредитом, так как король, прежде довольно прижимистый, никогда, казалось, не считал ее расходов. Самой ей нередко не хватало денег, и она жаловалась, что в Париже ей жилось куда богаче.

Версаль

После ее смерти в ящике комода обнаружилось лишь несколько луидоров. Но после нее осталось столько произведений искусства, что хватило бы на несколько музеев, а их распродажа заняла восемь месяцев. Она очень выгодно отличалась от своих преемниц — мадам дю Барри, Марии Антуанетты -- тем, что всегда заботилась о работавших на нее художниках и никогда не была им должна. В общей сложности она обошлась королю, как считали, в 36 миллионов ливров, что ставилось ей в большой укор (кстати, Семилетняя война стоила 1350 миллионов), но все ее дворцы возведены были на его землях и все, кроме Менара, отошли обратно к королю.

Версаль,левое крыло

А что мы оставим после себя? Ипотечную двушку?

---

---

Я б этом думала,решила темы оставить.

---

Одну требую завещать мне!!!

---

---

Какая тема, аж почернело))