Я к вам травою прорасту - 2

Хорошо написано

Меня прям цапануло.

Цепляют строки. Он уже решил и знает что будет, это прощание. Примерно в то время пережита такая ситуация у нас с отцом, без стихов,конечно, но просто разговоры, взгляд...это потом понимаешь к чему готов человек, а поздно, не исправить.

У меня дедушка написал подобное стихотворение.

Воспоминания Дарьи Шпаликовой:
Я очень чувствовала отца. Он был одинок, несмотря на множество друзей, коллег-товарищей и приятелей. И я чувствовала его одиночество даже на расстоянии. Неделями живя у бабушек — то у одной, то у другой — представляла: вот со съемочной площадки он едет в парк Горького, бродит там по аллеям, а потом возвращается в пустую квартиру. Пустую, потому что мама или на съемках, или у подруг. А если даже и дома, то сидит погруженная в себя и ничего вокруг не замечает. Но уж лучше так, чем если бы Инна ждала Гену, чтобы затеять новую ссору... Иногда, зажмурившись и прижав кулаки к груди, я просила кого-то неведомого: «Пусть мама папу не выгонит! Пусть не кричит, что от него пахнет пивом и что с «таким» она больше жить не может!» Тогда папа тихонько пройдет в свой кабинет, нальет в чернильницу чернила и станет писать. А на столе перед ним, как всегда, будет стоять моя фотография. Значит, я есть, пусть не рядом, где-то, но есть... «Уходят в будни наши торжества...» — это строчка из еще одного стихотворения Геннадия Шпаликова. Ее я могу взять эпиграфом к тому времени, когда отец и мама уже расстались. Папа часто лежал в больницах. В разговорах взрослых я все чаще слышала слово «психушка». Оно казалось мне странным, страшным и почему-то неприличным. Может потому, что бабушки Люда и Зина произносили его пониженным тоном, почти шепотом. ...Все ушло в будни. Серые, хмурые, безнадежные.

Ролей маме не давали, зарплата в Театре-студии киноактера была крошечная, и мы бедствовали. Я жила у бабы Люды, и папа приехал меня навестить. Не сняв плаща и ботинок, прошел на кухню. Руки в карманах. — Ну ты, Гена, как всегда, — проворчала бабушка, — в своем репертуаре. Папа спросил: — Можно я с Дашей погуляю? — Нет, — отрезала Людочка. — Она уже гуляла. — Мы далеко не пойдем. Посидим на детской площадке у вас под окнами. — Нет. На улице холодно, и вообще... Папа молча протянул руку к раковине, взял размякшее от воды мыло и с силой сжал его в кулаке — между пальцев поползла серо-коричневая масса... Мы сидели на лавочке возле детской площадки. Разговаривали. Папа сказал: «У тебя бывают периоды, когда ты теряешься. Когда приходится от всех отбиваться. Но ты держись — это пройдет».

После «Детской площадки» Даша снялась ещё в нескольких фильмах. Но со смертью матери что-то переломилось и в ней. Она оставила актёрскую профессию и ушла в Новоголутвинский монастырь в подмосковной Коломне (он тогда только-только возобновился после запустения советских лет). Полтора года спустя, так и не приняв монашеский постриг, вернулась в Москву с намерением вновь заняться актёрской работой, но жизнь её в нормальное русло уже не вошла. В Театре-студии киноактёра, где когда-то работала Инна и куда теперь устроилась Даша, вскоре произошло сокращение. Жизнь тогда, в начале 1990-х, вообще круто разворачивалась в «рыночную» сторону, и творческому человеку вписаться в этот поворот было трудно. Затем Дарья стала жертвой квартирной аферы (в 2012 году этой истории был посвящён специальный выпуск телевизионной программы Андрея Малахова «Пусть говорят») и осталась без собственного жилья. Теперь из-за душевной болезни и из-за бездомья она большую часть времени проводит в лечебнице.

Какие милые семейные фото вначале...и такой конец у всех троих...(

Как будто проклятье.

Да уж...

Просто страшно читать. 3 жизни талантливых людей....
Читаю и реву

Отпоют нас деревья, кусты,
Люди, те, что во сне не заметим,
Отпоют окружные мосты,
Или Киевский, или ветер.
Да и степь отпоёт, отпоёт,
И товарищи, кто поумнее,
А ещё на реке пароход,
Если голос, конечно, имеет.
Басом, тенором – всё мне одно,
Хорошо пароходом отпетым
Опускаться на светлое дно
В мешковину по форме одетым.
Я затем мешковину одел,
Чтобы после, на расстоянье,
Тихо всплыть по вечерней воде
И услышать своё отпеванье.

О, когда–нибудь, когда?
Сяду я себя забуду,
Ненадолго — навсегда,
Повсеместно и повсюду.

Все забуду, разучусь,
И разуюсь и разденусь,
Сам с собою разлучусь
От себя куда–то денусь.

О рыжий мой, соломенный,
Оборванный язык,
Когда плывешь соломинкой —
Я к этому привык.

Собачья жизнь, собачья,
На этом берегу.
Но не смогу иначе,
Наверно, не смогу.

Что за жизнь с пиротехником —
Фейерверк, а не жизнь,
Это адская техника,
Подрывной реализм.

Он веселый и видный,
Он красиво живет,
Только он, очевидно,
Очень скоро помрет.

На народном гулянье,
Озарив небосклон,
Пиротехникой ранен,
Окачурится он.

Я продам нашу дачу,
Распродам гардероб,
Эти деньги потрачу
На березовый гроб.

И по рыночной площади
Мимо надписи «стоп»
Две пожарные лошади
Повезут его гроб.

Скажут девочкам в ГУМе,
Пионер и бандит —
Пиротехник не умер,
Пиротехник убит.

Это кладбище, на Ваганькове,

Рано утром, часам к пяти,

С Петькой, с Ванькою по Ваганькову,

До Есенина подойти.

Ничего я о нём не знаю,

Да и знать ничего не хочу,

Я деревьям во тьме внимаю,

Улыбаюсь во мглу и молчу.

Это счастье, тридцатилетним

Потеряться в родной земле, —

Потеряемся — не заметим,

Улыбнёмся потом во мгле.

Конец!!

---

Текст - Шпаликов, автор Анатолий Валентинович Кулагин. Что вы хотите после маньяка и Че?  Писательницу? Еще маньяка? Жену Сталина? Человека мафии? Кинодиву старого Голливуда?

Сталинских жëн.

Хор.

У меня такое опустошение внутри. Такая грусть печаль. Спасибо огромное за тему!

Пожалуйста!

---

Редко нынче я до слез довожу читателей...

Зато метко!