Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Американская королева – 3
Я была бунтаркой в школе, студенткой в парижской Сорбонне, журналисткой в Вашингтоне, женой сенатора, потом первой леди, скорбящей вдовой убитого президента, супругой беспокойного миллиардера, редактором издательства. А еще, что важней всего – просто мамой и просто бабушкой. Не я одна, многие прошли подобный путь – от несмышленой девочки в первой половине столетия до умудренной пожилой матроны к его концу, но все, кого я знаю, давно живут лишь воспоминаниями и осуждением этой непонятной новой действительности. Я – нет, и это ставлю себе в заслугу, хотя о заслугах обычно предпочитаю молчать….
Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой.
Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой.
Тема закрытаТема скрыта
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада. Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии. И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так. Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом. Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду. Мне пришлось терпеть. Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома. Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома. Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой. Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать. Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше…».
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада. Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии. И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так. Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом. Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду. Мне пришлось терпеть. Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома. Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома. Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой. Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать. Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше…».
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада. Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии. И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так. Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом. Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду. Мне пришлось терпеть. Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома. Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома. Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой. Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать. Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше…».
это только слова... "деньги и власть" - вот установка с детства))
ради этого она и терпела, а не ради "любви" ))
Есть даже версия, кстати, что это именно Джеки сама убила мужа (можно погуглить что-то типа 7 версий убийства президента Кеннеди)
это только слова... "деньги и власть" - вот установка с детства))
ради этого она и терпела, а не ради "любви" ))
Есть даже версия, кстати, что это именно Джеки сама убила мужа (можно погуглить что-то типа 7 версий убийства президента Кеннеди)
это только слова... "деньги и власть" - вот установка с детства))
ради этого она и терпела, а не ради "любви" ))
Есть даже версия, кстати, что это именно Джеки сама убила мужа (можно погуглить что-то типа 7 версий убийства президента Кеннеди)
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада. Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии. И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так. Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом. Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду. Мне пришлось терпеть. Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома. Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома. Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой. Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать. Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше…».
Спасибо за тему!
Побежала я на работу.
Спасибо за тему!
Побежала я на работу.
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада. Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии. И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так. Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом. Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду. Мне пришлось терпеть. Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома. Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома. Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой. Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать. Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше…».
На 100 % верно
Джек и Джеки
Джек и Джеки
Джек и Джеки