Дети не знали, что такое сахар
Меня всегда беспокоила тема сиротства. Когда я стал зарабатывать, то начал помогать детским домам. Это были девяностые годы: государство тогда выделяло сиротам мало денег, условия у них были плохие, и мы, как могли, улучшали их жизнь. В основном это были какие-то материальные вещи: мы дарили подарки, помогали с ремонтом, покупали необходимую технику. Все вроде бы были счастливы, но меня преследовал вопрос: вот эти все улучшения что-то реально меняют в жизни детей? Эффективно ли это или нужно помогать как-то иначе?
Переломный момент произошел в одном из детских домов, где меня попросили оборудовать кухню. Я с радостью согласился, потому что прекрасно понимаю, как детям необходимы навыки самообслуживания. Ведь в детском доме ребята едят в столовых, и когда в 18 лет они выпускаются, то по сути ничего не умеют — ни картошку почистить, ни посуду помыть, ни борщ приготовить. И такая кухня нужна как раз для обучения этим нехитрым умениям.
Когда все установили, я попросил администрацию пообщаться с воспитанниками в обычной обстановке, попить с ними чаю на этой самой кухне. Пришли две девочки, одной было лет 12, а другой — 14. Сидим, разговариваем, разливаем чай, и тут я спрашиваю: «Девчонки, а сахар где?» А они отвечают: «А это что такое?» Первая мысль была: ну вообще, вроде бы такие хорошие люди работают, администрация так заботится о воспитанниках, а сахар детям не дают.
Но все оказалось проще и одновременно страшнее: дети не знали, что такое сахар в чистом виде, — им всегда давали уже подслащенный чай.
Я тогда четко увидел, какая пропасть разделяет домашних детей и сирот, и что никакими материальными вещами эту пропасть не избыть. В детском доме ребята живут в придуманной системе, где все за них делают и решают. Так проще для взрослых, но не для детей. Когда они вырастают и покидают стены детского дома, то оказываются один на один с совершенно непонятным для них миром.
Они не знают элементарных вещей: как платить за квартиру, как общаться с людьми, как рассчитать деньги, чтобы хватило на месяц. Именно поэтому у многих выпускников детских домов такая незавидная судьба.
И когда я это окончательно понял, то решил, что обязательно вытащу детей из этой системы, — вот сколько смогу, столько и вытащу.
Я уверен, что только в семье можно вырастить полноценного человека, и нам всем надо стремиться, чтобы как можно меньше детей оставалось в детских домах.
Первыми мы взяли двойняшек — девочку и мальчика
Мы с женой долго обсуждали усыновление, все думали: сможем, не сможем. Страха как такового у нас не было, это был больше вопрос принятия, нам было важно, чтобы мы смогли принять ребенка как своего родного.
Как-то я отдыхал в Италии на горнолыжном курорте и увидел там картину, которая развеяла последние сомнения. В гостинице со мной за столом сидела итальянская семья с тремя детьми, один из которых точно был приемным. Это было совершенно очевидно, потому что родители выглядели обычными европейцами, а у ребенка были африканские черты и смуглая кожа.
Этот мальчик был с особенностями: у него была нарушена координация, были проблемы с интеллектом, а двое других детей были обычными. На завтраке случалось много казусов: мальчик не попадал ложкой в рот, иногда обливался чаем. Мне запомнилось, как реагировала на это его семья. Там было столько принятия, столько тепла. Здоровые дети часто подшучивали над ним, но это было так по-доброму, без агрессии, он был для них как бы на равных. Это все было очень органично, сразу чувствовалось, что они действительно семья, и семья счастливая. Я на это посмотрел и решил, что я тоже так смогу.
Мы пришли в Дом малютки на «Динамо», это было 16 лет назад. Там тогда было полно детей, но двойняшек была одна пара. Мы сразу решили, что они наши — мальчик и девочка, им тогда было меньше годика.
Мы усыновили сразу двоих, потому что нам рассказали, что тяжелее всего найти семью братьям и сестрам. Приемные родители боятся не потянуть сразу двоих детей, а разлучать их нельзя.
Мы были вполне благополучны финансово, поняли, что справимся, и нацелились именно на двойняшек. Детям в декабре исполнится уже по семнадцать лет, они совсем взрослые — и совсем наши. Так началась история усыновления. Ну, а дальше — больше.
Как-то я летел из Лондона в Москву один с тремя малышами. Это было в первый раз, и я реально очень боялся не справиться с бодрыми трехлетками. Но даже тогда я нашел какие-то слова, пытался им объяснить всю сложность ситуации и просил пожалеть бедного папу. Мы нормально долетели — я больше паниковал. После этого случая я решил, что мне уже ничего не страшно и я справлюсь с любым количеством детей.
Воспитание важнее «плохой наследственности»
Я искренне не понимаю, как это — выбирать ребенка. Мне это слово и тогда, и сейчас режет слух. Мы думали только о том, сможем ли мы принять ребенка таким, какой он есть. И если ответ «да», то совершенно не важно, какой конкретно это будет ребенок. Особенно это неважно, если вы принимаете в семью совсем малыша.
Я уверен, что все закладывается в семье, и если вы примете ребенка, то он в любом случае будет вашим. Здесь главный вопрос — готовность к этому самому принятию, а не то, екнет ли сердце или промолчит.
Другое дело, когда речь идет о подростках, здесь, конечно, должны учитываться особенности личности и характера ребенка. Я бы так сказал, что в идеале это семья должна подбираться под ребенка, а не наоборот.
Многих потенциальных усыновителей интересует вопрос про наследственность и связанные с этим страхи: какой человек вырастет из этого милого малыша, не пойдет ли он по стопам его биологических родителей и так далее. Для меня же этот вопрос совершенно бессмыслен. Когда супруги собираются родить своего ребенка, они же не задаются этим вопросом: не передадутся ли ему какие-то дурные гены от дальних родственников, которых мы даже не знаем. Мы свои корни, к сожалению, знаем очень неглубоко, и то, какие карты выпадут при тасовании генов, нам тоже неизвестно.
Единственное, что можно подразумевать под словом «генетика», — это какие-то наследственные заболевания. С этим тоже можно работать, ну а уж со всем остальным справится воспитание. Я в это не просто верю, а вижу на примере нашей семьи.
Еще одно наблюдение: если человек задает подобные вопросы, то он, скорее всего, просто не готов к усыновлению. Я часто разговариваю с людьми, которые думают об усыновлении, и понимаю, что многих из них, не желая того, отговорил от этого шага. Они решили, что не готовы. И это очень важно: лучше вообще не взять никого, чем взять и вернуть. Возвращение в систему — это всегда трагедия.
Я не разделяю детей на родных и приемных
Сейчас у меня 23 ребенка, из них 17 усыновленных. Со своей стороны я не различаю родных и приемных — все они мои дети. Но чтобы понять, действительно ли я отношусь ко всем одинаково, нужно спрашивать у самих детей, причем у тех, которые уже выросли. Потому что подростки с их гормональной перестройкой часто бывают резкими в суждениях. Я сам, когда был подростком, ругал родителей, отстаивал свои права: «Да надоели вы мне! Вы меня неправильно воспитываете!» Потом мне за такие высказывания было стыдно.
Может быть, кто-то из моих подростков тоже сейчас думает: «Вот родители, вы мне не родные, родные больше бы любили». Поэтому лучше спрашивать, так сказать, по факту, когда человек окончательно вырастает, лет в 20-25. Потому что истина именно там, что бы я здесь ни говорил о своей любви и принятии.
Наши приемные дети, естественно, знают, что они приемные. Мы ни от кого этого не скрываем. Всех ребят мы усыновили совсем маленькими, до годика, поэтому сначала только любили и заботились о них, а рассказывать стали позже, когда они были к этому готовы.
Даже не совсем так: первым усыновленным детям я рассказывал их историю тогда, когда они смогли ее понять, а от остальных уже просто ничего не скрывал и им даже не потребовалось какого-то специального рассказа.
Дома все знают, что у ребенка есть два пути попадания в семью: из маминого животика или из детского дома, и оба — нормальные.
У нас даже не существует такого вопроса — приемный ты или родной. Недавно произошла забавная история: ходили с детьми в поход, с нами были мои старшие дети, которым уже за тридцать. Я посидел с ребятами до часу ночи, потом пошел спать, а они еще долго обсуждали какие-то свои темы. А утром старший сын мне и говорит: «Сейчас я тебе, отец, прикол расскажу!». Оказалось, что часть моих приемных детей была уверены, что и старшие дети у меня тоже приемные. У них большая разница в возрасте, поэтому общаются они не часто.
Я считаю, что каждый ребенок должен знать свою судьбу, свои корни. Более того, если дети захотят найти своих родителей, я им буду помогать. Для этого они, конечно, должны повзрослеть. Но это не закрытая тема, мы это обсуждаем, они задают вопросы. Когда дети были маленькими, часто просили рассказать, как они к нам попали. И я совершенно спокойно им говорил: «Мы с мамой пришли в больницу и забрали вас. Ведь вы там были совсем одни, без родителей». И так потихоньку мы доходим до более серьезных разговоров. У меня эта тема не вызывает никакого напряжения, и у детей тоже.
Я очень благодарен жене
Все вместе мы собираемся достаточно редко, несколько раз в год, потому что мои старшие дети уже совсем взрослые, у них свои семьи, у меня даже внук уже растет. А с младшими мы, конечно, видимся регулярно, у нас нормальная семья и нет никакой обязаловки. Иногда я ужинаю с детьми, а вот завтракать редко получается, потому что, когда я уезжаю из дома, все еще спят. Если поздно приезжаю, ужинаю один или с женой.
Мы с детьми часто ходим в походы. Конечно, не со всеми вместе, а только с теми, кто сам вызвался, кому это интересно. В этот раз в отпуск мы ездили в Италию, ходили в поход в горы, а потом жили у моря — в кемпинге, в палатках. У нас еще есть дача в Липецкой области, там хорошо, есть свои коровы и хозяйство — и часть детей решила поехать туда.
А на следующий год мы собираемся поехать в Голландию в велопоход. Мы там сняли баржу, которая раньше возила песок, она будет плыть за нами и везти всю амуницию, на ней можно будет заночевать. А мы налегке будем целый день ехать на велосипедах. Сейчас есть такие электрические велосипеды, которые здорово уравнивают силы всех участников, даже самые маленькие дети спокойно проезжают по 30-40 километров в день.
Для меня самое важное — это построить с детьми доверительные отношения. Уделять ребенку время тогда, когда ему нужна поддержка. Я могу сказать, что с пацанами мне легче строить такие доверительные отношения, с девчонками — чуть сложнее, особенно когда они становятся подростками, но я стараюсь. И здесь вопрос не в количестве проведенного вместе времени и даже не в его качестве, а вот именно в том, чтобы это было вовремя — было тогда, когда ребенку это действительно нужно.
У меня нет расписания, что вот этому уделить — пять минут, этому — шесть минут, и, по-моему, ни в одной семье такого нет. Я стараюсь больше проводить с ними времени в занятиях, это очень важно. Совместная деятельность сильно сближает.
Но основная нагрузка лежит все же на моей жене, дом держится на ней. Нашей семье повезло, мы с женой вместе приняли всех детей. И я ей безгранично благодарен за это.
Дети ходят в обычную школу
Все мои дети ходили в обычный государственный садик, а сейчас ходят в обычную государственную общеобразовательную школу, двойняшек я даже отдал в разные классы. Для меня это принципиальный вопрос: детям нужна социализация, нужно общество, отличное от своих сестер и братьев, нужны правила, которые не совпадают с домашними, но которые все равно нужно соблюдать. Это в первую очередь важно для самих детей, для их адаптации, для их будущего.
Мы живем за городом, у нас большой участок, на котором стоят несколько домов. У каждого ребенка своя комната, мы их, соответственно, разделяем по гендерному принципу.
Мне очень важно, чтобы дети умели сами себя обслуживать. У нас есть дежурства: мы решаем, кто убирает посуду, кто вытирает со стола, кто пылесосит.
Сейчас все это просто, ничего руками мыть не надо: ополоснул, поставил в посудомойку, а потом не забыл вытащить. Нужно убрать — включай пылесос. Конечно, у нас есть помощники, но дети все равно многое делают сами. В зависимости от возраста: младшие — меньше, старшие — больше. Так повар у нас готовит пять дней в неделю, а два дня — дети готовят сами. И пусть это будут макароны, какие-то полуфабрикаты или пицца, но главное, чтобы они это делали своими руками.
Помимо школы, у ребят есть дополнительные занятия. Мне важно, чтобы у них в том или ином виде был английский язык, плавание (у нас дома есть бассейн), и музыка. Но здесь самое главное — интерес к занятиям и самостоятельный выбор — заставлять я не буду. Мы им можем предложить какие-то секции, а выбирают они уже сами. Но если уж ты решил заняться баскетболом, то занимайся, и не нужно после 10 занятий говорить, что тебе надоело. Понятно, что если ты год там позанимался, и хочешь после этого пойти, например, на бадминтон, то никаких вопросов, это тоже нормально.
У меня такая точка зрения, что дети должны прожить жизнь любую, только свою, а не родительскую.
Мне, конечно, очень приятно, когда дети играют на инструменте или ходят на вокал, у меня нет ни слуха, ни голоса, но я к этому их никак не подталкиваю. Важно помочь ребенку определиться, а не руководить им.
Дети для меня — это главное дело жизни
Я буду очень доволен, если они вырастут достойными людьми, будут понимать, что такое хорошо, а что такое плохо. Не равняясь на кого-то, а просто сами по себе будут это понимать. Мне бы хотелось, чтобы они умели и могли самостоятельно строить свою жизнь и при этом уважать других людей, вне зависимости от их положения в обществе и заработка. В этом я вижу свою роль как приемного родителя. А как отец я хочу показать им пример мужского поведения, это важно — как для мальчиков, так и для девочек. Это простые, но важные вещи.
Мне нравится моя жизнь. Я не считаю, что, взяв детей из детского дома, я совершил какой-то подвиг, — это все было очень естественно, и иначе я бы не мог поступить. Некоторые люди думают, что большое количество детей — это большое количество проблем. Но это не совсем так.
Есть хорошая шутка, что когда детей становится больше трех, то уже в общем все равно. И в этой шутке есть доля правды — когда детей много, часть нагрузки с родителей автоматически снимается.
Дети общаются между собой, старшие помогают младшим, младшие слушаются старших. Так что со всем можно справиться, было бы желание.
В День сирот фонд «Арифметика добра» проводит акцию в соцсетях под хештегом #детямнужнасемья. Поучаствовать в акции, поддержать работу фонда и сделать шаг к решению этой проблемы – легко. Нужно разместить на своей странице видео с хештегом #детямнужнасемья и — по желанию — написать несколько слов о том, почему это важно.
Читайте также:
