Керамика вместо биологии, рисование вместо программирования, журналистика вместо юрфака. Многие папы и мамы в ужасе от профессий, которые выбирают их дети, и семья проходит через тяжелые конфликты. Но потом к детям приходит успех, и все понемногу налаживается. Мы собрали четыре истории детей.
«Я знала, что рано или поздно тебя уволят»
Александра Царева, 25 лет:
— Моя мать всю жизнь проработала учительницей химии в школе. Она идеализирует точные науки, к которым сама не способна, и люди, которые ими владеют, кажутся ей гениальными. По натуре она скорее интроверт, обожает природу, ей нравится быть одной. Когда мы всей семьей вместе, она легко выходит из себя, давит на окружающих и, как газ, заполняет собой все пространство. Она очень за меня боится, а страх нередко переходит в раздражение и гнев.
Про выбор профессии речь зашла в 10-м классе. Мать хотела, чтобы я стала программистом, потому что им много платят. Отец начал было говорить, что я должна выбирать профессию сама, но тут немедленно возник конфликт, и он решил промолчать. А вот я молчать не умею, поэтому мы ругались, я убегала в свою комнату и хлопала дверью.
Математику, кстати, я любила, но понимала, что это не та наука, которой я хочу посвятить жизнь. В школе у меня хорошо шли языки, я ездила на заключительный этап Всероса по русскому, и мне хотелось заниматься либо компьютерной лингвистикой, либо журналистикой. Мать воспринимала это в штыки. Во-первых, опасно, во-вторых, денег не будет.
Для нее журналист — как актер, что-то очень эфемерное, невостребованное и богемное.
В любой гуманитарной профессии, как ей казалось, сегодня заработок есть, а завтра нет.
«Посмотри на этих людей, — говорила она, — они же кое-как ищут себе работу, а на программиста всегда есть спрос». Для нее главное — стабильность, чтобы каждого 10-го числа тебе приходила зарплата. Ей так комфортно, и она считает, что все должны жить так же. Остальное — риск.
От слова «фриланс» матери вообще делалось плохо. Возможно, здесь дело еще и в том, что сама она очень плохо умеет откладывать деньги и привыкла жить от зарплаты до зарплаты. Моя тетя — тоже школьный преподаватель, но в какой-то момент ушла в репетиторство. Мать уговорила ее вернуться в школу, потому что так надежнее, и вообще сегодня ученики есть, а завтра нет.
В 11-м классе я решила, что отношения с родителями мне дороже собственного будущего, и поступила-таки на программирование в университет Южно-Сахалинска, хотя по баллам проходила в РГГУ на бюджет, на компьютерную лингвистику. В итоге я закончила университет и через две недели сорвалась в Москву. Долг перед матерью выполнен, я абсолютно свободна.
Программистом я работать не пошла, скучно день-деньской сидеть перед компьютером. Вместо этого устроилась в школу учителем математики, и меня хватило на год. Процесс преподавания мне нравился, но сам предмет интересовал все меньше. Меня вдохновляет все, что связано с интервью, текстами, поиском спикеров, а цифры меня счастливой не делают.
Я решила радикально сменить сферу деятельности и стала эйчаром в компании с коллективом в 900 человек. Занимаюсь внутренними коммуникациями, рассылками, письмами, открытками, подарками, придумываю идеи для проектов, беру интервью у топ-менеджеров. Другая часть моей работы — аналитика данных. Ко мне стекается вся внутренняя информация о найме и причинах увольнений, я вбиваю все это в красивые таблички и строю графики. Мне очень нравится, что я и аналитик, и медийщик. Только с данными мне было бы скучно.
В итоге мать рада за меня, но все время повторяет: «Я так и не поняла, чем ты занимаешься». Она — человек старой закалки. Я родилась, когда ей было 39 лет, и наш generation gap ощущается. Когда я начинаю ей рассказывать, как устроен бизнес, в чем моя роль в компании, что такое корпоративная культура, то для нее это пустой звук. В целом она смирилась с тем, что на меня больше невозможно влиять, но иногда все равно пытается.
Например, она хотела меня убедить, что, раз уж я занята в какой-то непонятной для нее сфере, то пусть это будет хотя бы госпредприятие, а не частный бизнес.
Но я твердо ответила, что менять ничего не хочу.
К сожалению, я попадаю под сокращение, и, конечно, для матери это будет шоком. Возможно, она скажет: «Я знала, что рано или поздно тебя уволят, а ты не слушала!» Но я не воспринимаю увольнение как конец света. Одна эпоха в моей жизни закончилась, но начнется другая. Я хочу попробовать свои силы в медиа или пиаре, а потом, возможно, я накоплю денег и попробую снять фильм, о чем мечтаю давно.
Мать знает об этой моей мечте, и, как ни странно, ее это не пугает. Наоборот, она говорит: «Выясняй про режиссерские курсы, сколько стоит, какой конкурс». Конечно, кино — это тоже что-то богемное и нестабильное, но ей хотя бы ясно, что представляет собой профессия режиссера, какой там результат. А главное, она поняла и приняла, что я творческая натура, а не человек-машина.
«Два неоконченных высших, гистологическая лаборатория и керамика»
Фаня Жулина, 25 лет:
— Я из семьи ученых, мой дедушка — физик-теоретик, мама с папой — биологи. С самого моего детства подразумевалось, что я буду поступать на биофак. Я любила биологию, но не могу сказать, что она была для меня абсолютным приоритетом. Мне также нравилось танцевать, петь, рисовать, причем с возрастом все больше. Родители были не против, но для них это было хобби для общего развития, которое не может стать основной профессией.
В старших классах я училась в специализированном биологическом классе в крутой школе, куда сложно поступить. И в какой-то момент осознала, что хочу быть учителем начальных классов. В голове у меня сложилась картинка, что у меня будет целый класс счастливых детишек, которые будут любить учиться. Про нехватку денег и бюрократию, которые неразрывно связаны с работой учителя, я даже не подозревала. Это было подростковое, необдуманное решение, и отчасти бунт против родителей, которые выбирают за меня мое будущее.
Я поступила в педагогический вуз, где мечты быстро разбились о реальность. Преподают слабо, одногруппники неинтересные, большинство пришли только потому, что надо было хоть куда-то поступить. После практики в общеобразовательной школе я поняла, что это не мое, и отчислилась.
Родители говорили мне, что надо придерживаться выбранных решений, раз уж начала — будь добра, заканчивай, и так далее.
От растерянности я решила было поступать на дизайн, но в итоге пошла по проторенной биологической дороге. В 19 лет я поступила во Второй мед. У меня были сданы правильные экзамены, и, благодаря обучению в биологическом классе, сданы хорошо. Пересдавать ничего не пришлось, я просто переложила документы. Мама была довольна, а я смирилась, ведь за плечами уже был один неудачный выбор, когда я не послушалась родителей.
С мамой у нас в целом очень хорошие отношения, особенно с того момента, как я начала жить отдельно. В 18 лет я съехала, и бытовые конфликты прекратились, остались только фундаментальные, связанные с тем, что занятия не клеились: и учеба трудная, и ковидный год, и личные сложности. В итоге я снова бросила вуз.
Вот тут уж мама пришла в полный ужас. Она хваталась за голову, говорила, что останусь без высшего образования, доходило до скандалов, хотя у нас в семье такое не принято. В итоге мы сошлись на том, что я поступаю на психологию и педагогику в институт им. Витте, где можно учиться заочно. Дисциплины мне понятные, я это уже проходила, ну и в жизни они все равно могут понадобиться.
Но мама сказала: «А давай ты все же устроишься на нормальную работу ко мне в лабораторию». Я вздохнула и согласилась. В итоге я влилась в коллектив и работаю уже шесть лет. Мы разрабатываем костные имплантаты. Идея в том, чтобы вырастить собственную ткань в организме на том месте, где ее почему-либо нет. Это большие и сложные проекты, я занимаюсь гистологической частью.
Одновременно в моей жизни есть много других занятий. Я пошла работать в частную школу, а два года назад приятель пригласил меня к себе в мастерскую. Там и ювелирное дело, и столярка, но меня особенно увлекла керамика. Когда-то давно я проходила по ней двухнедельные курсы, но все забыла. Стала заново учиться по каким-то видео, руководствуясь, так сказать, своими собственными представлениями о прекрасном.
Сейчас я веду мастер-классы по керамике и продаю собственные изделия. Не могу сказать, что это какой-то бешеный заработок. Квартиру мы снимаем вдвоем с моим парнем у родственников, поэтому получается недорого. Недавно мама помогла мне с деньгами на ремонт. Но путешествия, например, мне пока не по карману.
Керамика — это, скорее, подработка, но я надеюсь когда-нибудь этим зарабатывать, развивать направление мастер-классов: на одно занятие уже приходит по 10 человек. Им нравится не только сам процесс лепки, но и спокойное, комфортное, искреннее общение.
С мамой мы достигли компромисса: я оканчиваю заочку, продолжаю работать в лаборатории, а в остальное время занимаюсь чем хочу. У нас давно нет никаких конфликтов, хотя многим людям разносторонность моих занятий кажется странной. Но я рада, что целиком не ушла в биологию. Моя душа принадлежит керамике. Со временем я отпущу науку. Пусть мое место займет человек, который действительно ею горит.
«Что ты можешь за себя решить? Поступила — и скажи спасибо»
Ольга, 25 лет:
— Я довольно хорошо сдала ЕГЭ, поступила в МИРЭА (Российский технологический университет) на программного инженера, но бросила учебу через год. Мне гораздо интереснее было рисовать, тем более что я заканчивала художественную школу. Мама и бабушка говорили мне: «Ой, да что ты можешь за себя решить, тебе лет-то сколько, поступила — и скажи спасибо». Они не воспринимали меня как взрослого и самостоятельного человека, словно мне семь лет.
Мне кажется, что основное разочарование матери на мой счет было связано даже не с образованием, которого я так и не получила, и не с моими художественными интересами, которых она не понимала, а с тем, что она видела во мне какого-то другого человека. Достаточно сказать, что до сих пор она мне дарит на каждый день рождения косметику, хотя я никогда ею не пользовалась.
В 18 лет я не выдержала и сбежала из дома. Потом мы с друзьями сняли квартиру на троих, образовалась небольшая коммуна. У нас были товарищеские, братско-сестринские отношения, мы все дружили и помогали друг другу. Я стала понемногу заниматься книжной иллюстрацией и, в общем, не пропала. Но мать считала, что я живу, как она говорила, в притоне. Звонила, пыталась достать меня через моих друзей.
Чтобы она не пришла ко мне под дверь, я решила навестить их с бабушкой сама. Отправилась туда на несколько часов, а осталась на несколько месяцев, поскольку объявили локдаун. За это время мне только и делали, что объясняли, что я живу неправильно, могла бы получать образование в вузе, а вместо этого занимаюсь непонятно чем.
После ковида я ушла из дома еще раз, а через некоторое время мать сообщила, что для меня нашлась работа. Я вышла на нее без особого энтузиазма, а вскоре меня ждал удар. Мать ушла со службы (формально она учитель истории, но никогда не преподавала, а работала в полиции и дополнительное образование получала для повышения в звании). Незадолго до увольнения она взяла ипотеку, и теперь выплачивать ее, кроме меня, некому. Помимо основной работы, мне пришлось заниматься фотографией, делать иллюстрации, в общем браться за все. За три года ипотеку я закрыла, но чего мне это стоило!
Тем временем на работе мне удалось зацепиться и постепенно я стала подниматься выше. Сейчас я транспортный инженер, занимаюсь переразметкой дорог, перенастройкой светофоров и так далее. Очень многое приходится осваивать прямо на ходу, что называется, «в прыжке». Я неплохо преуспеваю в новой профессии, работаю в серьезном государственном учреждении, довольно близко к руководству. Рисование я не бросила, но делаю это уже не для денег, а скорее для души — рисую комиксы.
Когда мать позвонила, чтобы в очередной раз сказать мне, что я неправильно живу, бросила университет, не получила образования и всем обязана ей, я рассказала, где и кем я теперь работаю. Она на секунду потеряла дар речи, потому что впервые почувствовала, что ей меня не в чем упрекнуть. В ее глазах я стала успешной. Слово «министерство» оказало магический эффект.
Тем временем умерла бабушка, и мать поняла, что если она не помирится со мной, то останется совершенно одна. Отношения у нас с ней скорее ровные, она перестала вызывать меня на конфликт.
«Зачем ты лезешь во все это, пиши лучше про бизнес и про моду»
Елена, 22 года:
— Мама хотела, чтобы я стала юристом или лингвистом — она думала, что эта профессия связана с владением иностранными языками, которые всегда давались мне хорошо. Но я говорила, что буду только журналистом — мне нравится писать, я люблю задавать людям вопросы, мне интересны их обстоятельства, их жизнь.
С 9-го класса я участвовала в олимпиадах по журналистике, писала для местной газеты, только и говорила, что про интервью, репортажи и журналистов, которые меня восхищали. Мои книжные полки были заставлены книгами про журналистику.
Постепенно мама стала примиряться с моим выбором, хотя все равно была убеждена, что журналистика — в лучшем случае хобби.
Я уехала в Москву, поступила в столичный вуз, начала сотрудничать с разными изданиями и бралась за острые социальные темы. У меня много было текстов про насилие, бездомных, про людей с инвалидностью и о проблемах гендерного неравенства. «Зачем ты лезешь во все это, — повторяла мне мама, — неужели трудно писать про бизнес, про моду?»
В свой город я приезжала редко, мне хотелось быть подальше от дома, ведь в нашей семье тоже присутствовало насилие — не физическое, а психологическое. Всю мою предшествующую жизнь мама давила на чувство вины, говорила, что работает на износ (она — риелтор), разрывается между папой и нами, тремя детьми, а мы не в состоянии даже в комнате убрать. Ругалась, запрещала встречаться с друзьями и отбирала телефон.
С моим отъездом отношения улучшились, поскольку я стала полностью самостоятельной. У меня была повышенная стипендия, я получала неплохие гонорары, жила в общежитии, а сейчас у меня уже есть полноценная работа. Я не завишу от нее ни в какой сфере, и это идет на пользу нашим отношениям. Она знает, что, как только начнет манипулировать, я сразу повешу трубку, и ничего мне за это не будет. А еще она видит, что я пишу для серьезных изданий, и это внушает ей уважение.
