Пусть будет много букв! Мне нравятся многие стихи, современных и не очень современных авторов...Некоторые я знаю наизусть. Давайте поделимся своим любимым, и пусть будет много букв!
Юлия Олефир
А меня на перроне не будет никто встречать,
Проводник улыбнется сочувственно и безлико.
Я нашла в себе силы решительно промолчать,
В тот момент, когда сердце мое заходилось от крика!
Новый город и новый этап в судьбе,
Чистый лист и пока ни идей ни планов.
Я найду в себе силы навеки забыть о тебе
Я себе обещаю, что снова счастливою стану!
Я уеду на юг, отогрею свою мечту,
Мне плацкартный билет и желательно полку снизу.
Я верну себе веру, и снова любовь обрету!
С ароматом прибоя и вкусом морского бриза!
Пусть меня на перроне не будет никто встречать,
(Не меня ищут люди в глазницах вагонных окон)
Мое сердце кричит, но сама я умею молчать
Я люблю эту жизнь даже будучи одинокой!
В Гамале все погибли, кроме двух сестёр Филиппа.
Во время тройной зачистки их не смогли найти.
Гамала относилась к городам крепостного типа,
куда очень трудно ворваться и откуда нельзя уйти.
С трёх сторон высокие стены, а с четвёрто
висящий над чёрной прорвой, куда страшно даже смотреть.
Около пяти тысяч жителей, когда ещё были живы,
бросились в эту пропасть, предпочитая лёгкую смерть.
С ними были деньги и вещи – довольно странный обычай!
Спуст
Но кое-кто из солдатиков всё же вернулся с добычей.
(И некоторые предметы сохранились до наших дней.)
Хронист, описавший всё это, был горек, сух и спокоен.
Он пришёл туда с победителя
До того, как попасть в плен, он был храбрый и стойкий воин
и командовал обороной в небольшом городке.
Потом их загнали в пещеры и обложили туго,
и когда между смертью и рабством им пришлось выбирать,
они после долгих
Он остался последним. И он не стал умирать.
Он писал прекрасные книги. Он улыбался славе.
Его любили красавицы. У него удалась судьба.
Он и сегодня известен нам как Иосиф Флавий.
Флавий
Мы обязаны памятью предателям и мародёрам.
Мы обязаны сладостью горьким всходам земли.
Мы обязаны жизнью двум девочкам, тем, которым
удалось спрятаться так, что их не нашли.
Мелодия становится цветком,
Он распускается и осыпается,
Он делается ветром и песком,
Летящим на огонь весенним мотыльком
Ветвями ивы в воду опускается...
Проходит тысяча мгновенных лет,
И перевоплощается мелодия
В тяжелый взгляд, в сиянье эполет,
В рейтузы,
В корнета гвардии -- о, почему бы нет?..
Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу.
-- Как далеко до завтрашнего дня!..
И Лермон
Серебряными шпорами звеня.
Всего и надо, что вглядеться, - боже мой
Всего и надо, что вглядеться, - боже мой,
Всего и дела, что внимательно вглядеться, -
И не уйдёшь, и никуда уже не деться
От этих глаз, от их внезапной глубины.
Всего и надо, что вчитаться, - боже мой,
Всего и дела, что помедлить над строкою -
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть.
Мне жаль не узнанной до времени строки.
И всё ж строка - она со временем прочтётся,
И перечтётся много раз и ей зачтётся,
И всё, что было с ней, останется при ней.
Но вот глаза - они уходят навсегда,
Как некий мир, который так и не открыли,
Как некий Рим, который так и не отрыли,
И не отрыть уже, и в этом вся беда.
Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
За то, что суетно так жили, так спешили,
Что и не знаете, чего себя лишили,
И не узнаете, и в этом вся печаль.
А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.
Вначале слово безраздельно мной владело.
А дело было после, после было дело,
И в этом дело всё, и в этом вся печаль.
Мне тем и горек мой сегодняшний удел -
Покуда мнил себя судьёй, в пророки метил,
Каких сокровищ под ногами не заметил,
Каких созвездий в небесах не разглядел!
Всего и надо, что вглядеться, - боже мой
Всего и надо, что вглядеться, - боже мой,
Всего и дела, что внимательно вглядеться, -
И не уйдёшь, и никуда уже не деться
От этих глаз, от их внезапной глубины.
Всего и надо, что вчитаться, - боже мой,
Всего и дела, что помедлить над строкою -
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть.
Мне жаль не узнанной до времени строки.
И всё ж строка - она со временем прочтётся,
И перечтётся много раз и ей зачтётся,
И всё, что было с ней, останется при ней.
Но вот глаза - они уходят навсегда,
Как некий мир, который так и не открыли,
Как некий Рим, который так и не отрыли,
И не отрыть уже, и в этом вся беда.
Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
За то, что суетно так жили, так спешили,
Что и не знаете, чего себя лишили,
И не узнаете, и в этом вся печаль.
А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.
Вначале слово безраздельно мной владело.
А дело было после, после было дело,
И в этом дело всё, и в этом вся печаль.
Мне тем и горек мой сегодняшний удел -
Покуда мнил себя судьёй, в пророки метил,
Каких сокровищ под ногами не заметил,
Каких созвездий в небесах не разглядел!
Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен и тема угадана,
а потом всё быстрей и быстрей, подчиняясь ключу, -
как в «Прощальной симфонии» - ближе к финалу - ты помнишь, у Гайдна -
музыкант, доиграв свою партию, гасит свечу
и уходит - в лесу всё просторней теперь - музыканты уходят -
партитура листвы обгорает строка за строкой -
гаснут свечи в оркестре одна за другой - музыканты уходят -
скоро-скоро все свечи в оркестре погаснут одна за другой -
тихо гаснут берёзы в осеннем лесу, догорают рябины,
и по мере того как с осенних осин облетает листва,
всё прозрачней становится лес, обнажая такие глубины,
что становится явной вся тайная суть естества, -
всё просторней, всё глуше в осеннем лесу - музыканты уходят -
скоро скрипка последняя смолкнет в руке скрипача -
и последняя флейта замрёт в тишине - музыканты уходят -
скоро-скоро последняя в нашем оркестре погаснет свеча...
Я люблю эти дни, в их безоблачной, в их бирюзовой оправе,
когда всё так понятно в природе, так ясно и тихо кругом,
когда можно легко и спокойно подумать о жизни, о смерти, о славе
и о многом другом ещё можно подумать, о многом другом.
Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен и тема угадана,
а потом всё быстрей и быстрей, подчиняясь ключу, -
как в «Прощальной симфонии» - ближе к финалу - ты помнишь, у Гайдна -
музыкант, доиграв свою партию, гасит свечу
и уходит - в лесу всё просторней теперь - музыканты уходят -
партитура листвы обгорает строка за строкой -
гаснут свечи в оркестре одна за другой - музыканты уходят -
скоро-скоро все свечи в оркестре погаснут одна за другой -
тихо гаснут берёзы в осеннем лесу, догорают рябины,
и по мере того как с осенних осин облетает листва,
всё прозрачней становится лес, обнажая такие глубины,
что становится явной вся тайная суть естества, -
всё просторней, всё глуше в осеннем лесу - музыканты уходят -
скоро скрипка последняя смолкнет в руке скрипача -
и последняя флейта замрёт в тишине - музыканты уходят -
скоро-скоро последняя в нашем оркестре погаснет свеча...
Я люблю эти дни, в их безоблачной, в их бирюзовой оправе,
когда всё так понятно в природе, так ясно и тихо кругом,
когда можно легко и спокойно подумать о жизни, о смерти, о славе
и о многом другом ещё можно подумать, о многом другом.
Светлый праздник бездомности,
тихий свет без огня.
Ощущенье бездонности
августовского дня.
Ощущенье бессменности
пребыванья в тиши
и почти что бессмертности
своей грешной души.
Вот и кончено полностью,
вот и кончено с ней,
с этой маленькой повестью
наших судеб и дней,
наших дней, перемеченных
торопливой судьбой,
наших двух переменчивых,
наших судеб с тобой.
Полдень пахнет кружением
дальних рощ и лесов.
Пахнет вечным движением
привокзальных часов.
Ощущенье беспечности,
как скольженье на льду.
Запах ветра и вечности
от скамеек в саду.
От рассвета до полночи
тишина и покой.
Никакой будто горечи
и беды никакой.
Только полночь опустится,
как догадка о том,
что уже не отпустится
ни сейчас, ни потом,
что со счета не сбросится
ни потом, ни сейчас
и что с нас ещё спросится,
ещё спросится с нас.
1976
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.
И, главное, не верьте никогда,
Что будто всё проход
Да, звёзды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!
Не прив
Разменивая счастье на привычки,
Словно костёр на крохотные спички,
Не мелочись, а яростно живи!
Не привыкайте никогда к губам,
Что будто бы вам издавна
Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
Иль ливню средь грохочущего грома!
Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но
Привыкнуть к ней - как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!
Не привыкайте к счастью никогда!
Напротив
Смотрите на любовь свою всегда
С живым и постоянным удивленьем.
Алмаз не подчиняется годам
И никогда не обратится
Дивитесь же всегда тому, что вам
Заслужено иль нет - судить не нам,
Но счастье в мире всё-таки досталось!
И, чтоб любви не таяла звезда,
Исполнит
Не позволяйте выдыхаться чувствам,
Не привыкайте к счастью никогда.
Сергею Маковскому
Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель;
Я продан!
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.
Летящей горою за мною несётся Вчера,
А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,
Иду… но когда-н
Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.
И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны — поэт, чароде
Властитель вселенной — тем будет страшнее паденье.
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно — колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае
На пагоде пёстрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны.
В землянке
Огонек
чадит в жестянке,
Дым
махорочны
Пять
бойцов сидят в землянке
И
мечтают кто о чем.
В
тишине да на покое
Помечтать
— оно не грех.
Вот
один боец с тоскою,
Глаз
сощуря, молвил: «Эх!»
И
замолк. Второй качнулся,
Подави
протяжный вздох,
Вкусно
дымом затянулся
И
с улыбкой молвил: «Ох!»
«Да»,
— ответил
За
починку сапога,
А
четвертый, размечтавшись,
Пробасил
в ответ: «Ага!»
«Не
могу уснуть, нет мочи! —
Пятый
вымолвил солдат. —
Ну
чего вы, братцы, к ночи
Разболтались
про девчат
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей,
- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзь
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойн
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг приказ: «Выступать вперед!»
Снова рядом в сырой шинели
Св
2. С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и замен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку.
Мы про
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы со славой хотели жить.
Почему же в бинтах кровавых
С
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав.
Белорусские хаты пели
О рязанских глухих садах.
3. Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодн
Дома, в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб она тебя не ждала.
Не потрошить, а только заглянуть бы
В живой цветок среди живых полей,
И нам поэзия предсказывает судьбы
Планет и межпланетных кораблей.
Не тронуть пальцем, лишь коснуться взором
Огнистых звезд, блуждающих во мгле, -
И нам стихи пророчат стройным хором
Все то, чего не минова
Не лезть руками в душу, а веками
Вокруг нее лишь гнезда вить свои, -
И нас поэзия обнимет облаками
Своей неисчерпаемой любви.
Не потрошить, а только заглянуть бы.
Не тронуть пальцем, лишь коснуться взором.
Не лез
Вокруг нее лишь гнезда вить свои.
И нам поэзия предсказывает судьбы.
И нам стихи пророчат стройным хором.
И нас поэзия обнимет облаками
Своей неисчерп
Экскурсия для дома престарелых ,
Старухи тени ,дед полуживой ,
И молодая врач в халате белом ,
С подушкой кислородной надувной .
Я поздоровалась .....,И так мы начинаем.......,
Но почему то вдруг осекся голос мой ..........,
А врач мне шепчет ,ты бы их родная ,
Сводила
В беспомощные вглядываюсь лица ,
В потухшие глаза ,поблекший взгляд .
Молитвами какими от молитца ,
За брошенных ,больных ,за мрак и ад .
И не ужели детям бессердечным ,
И внукам пляшущим под дикий рок ,
На жалких костыля ,в глухую вечность ,
С достоинством несут они свой рок .
И мельтешить так плавно величаво ,
Напором знаний стало стыдно мне ,
Я чувствую пред ними виноватой ,
И за себя ,за Родину в двойне .
Меня сшибало не лету не раз ,
Еще мне очень хочется проверить ,
В дом престарелых сын меня не сдаст ?!!!!!!!!!!!!!!!
Окаянная блажь, развяжи.
Я молила. И вдруг - отпустило.
Вот уж март. Дни тихи и свежи.
Сердце бьется неровно и тихо.
От любви восста
Как от тифа.
Ирина Снегова
Вот и все. Остальное стерплю...
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подым
Нужно верить, что дышишь ты где-то,
Жив-здоров... И не любишь другой.
Ирина Снегова
Остыло. Рук не отогреть.
Но и сеголня, как на свет,
Мне больно на тебя смотреть.
Ирина Снегова
Валентина Поликанина
Забыла все, как лица первых встречных.
Уснуло сердце, как в лесу сова.Но снова ты…
Твой профиль безупречный
Мороз небезыску
Забыла все, что делала напротив,
Все, что тебе сказала сгоряча…
И снова ты... В усталом повороте
Чужого бесприютного плеча.
Забыла все, и жизнь, как вьюга мчится,
В кр
Но снова ты… Походкой разночинца
Шагаешь на полвздоха от меня.
ГЛАДИАТОР
Ты был как все – простой
крестьянин,
Детей любил,
Не
беден, но и не богат был,
Не равнодушен
был к вину.
Но вдруг однажды в серый вечер
Ворвались воины в твой дом.
Зажгли его от старой свечи,
Хоть были твои дети в нём.
И сердц
Как режет тишину их плач.
Но связан был ты и бездвижен,
А за спиной стоял палач.
Тебя без церемоний взяли
И в тёмный бросили подвал.
И лишь наутро развязали,
Когда
Тебя одели и умыли,
И меч вдруг дали, сказав: «Твой!»
Прощальными словами были:
«Ты спи, а завтра будет бой».
Ты, обозлённый и уставший,
И нен
Никем в одно мгновенье ставший,
Бил
дверь тюрьмы своей до дыр.
Узнал потом: ты – гладиатор,
Не сможешь сделать ничего.
Судьба твоя – тот император,
И перст поднявшийся
И лишь один есть путь к свободе
–
Тот сотый, что падёт к ногам,
Когда омоешь в крови ноги,
И принесёшь его богам.
И вскоре стал ты знаменитым,
Прослав
И друг за другом были биты
Бойцы, что принимали бой.
И, беспощадный и жестокий,
Ты убивал, терзал, душил.
И словно волк, злой, одинокий,
Забыл ты, кем когда-то был.
Ты, словно бесом одержимый,
Косил десятками
Забыл, что кем-то был любимый,
Забыл детей, родных, отцов.
Ты стал кумиром, гладиатор,
И страх внушал всем облик твой.
Но наконец-то император
Провозгласил: «Последний бой!»
И вот выходишь на арену,
А твой противник – лучший друг.
И здесь
Ты испытал почти испуг.
Он лучшим другом был когда-то,
В другом миру, в другой судьбе,
До ночи той, когда солдаты
Переломали жизнь тебе.
И лишь на миг вдруг впал ты в
ступор
Один лишь миг, короткий миг.
Он протянул к тебе вдруг руку,
Но тут удар его настиг.
Ты мето
И
сотый пал к твоим ногам.
Лишь на мгновенье покачнулся
И путь к свободе тебе дал…
Ты вновь свободен, независим,
Сам выбираешь ты путь свой.
Но никогда ты не увидишь,
Что ты теперь внутри пустой.
Что ты не нужен больше миру,
Те
Что в венах кровь твоя застыла,
Не сможешь больше полюбить.
Но это ты не осознаешь,
Умрёшь в пустыне злой, пустой
Шакал лишь над тобой пролает
И вместо плача будет вой.
ГЛАДИАТОР
Ты был как все – простой
крестьянин,
Детей любил,
Не
беден, но и не богат был,
Не равнодушен
был к вину.
Но вдруг однажды в серый вечер
Ворвались воины в твой дом.
Зажгли его от старой свечи,
Хоть были твои дети в нём.
И сердц
Как режет тишину их плач.
Но связан был ты и бездвижен,
А за спиной стоял палач.
Тебя без церемоний взяли
И в тёмный бросили подвал.
И лишь наутро развязали,
Когда
Тебя одели и умыли,
И меч вдруг дали, сказав: «Твой!»
Прощальными словами были:
«Ты спи, а завтра будет бой».
Ты, обозлённый и уставший,
И нен
Никем в одно мгновенье ставший,
Бил
дверь тюрьмы своей до дыр.
Узнал потом: ты – гладиатор,
Не сможешь сделать ничего.
Судьба твоя – тот император,
И перст поднявшийся
И лишь один есть путь к свободе
–
Тот сотый, что падёт к ногам,
Когда омоешь в крови ноги,
И принесёшь его богам.
И вскоре стал ты знаменитым,
Прослав
И друг за другом были биты
Бойцы, что принимали бой.
И, беспощадный и жестокий,
Ты убивал, терзал, душил.
И словно волк, злой, одинокий,
Забыл ты, кем когда-то был.
Ты, словно бесом одержимый,
Косил десятками
Забыл, что кем-то был любимый,
Забыл детей, родных, отцов.
Ты стал кумиром, гладиатор,
И страх внушал всем облик твой.
Но наконец-то император
Провозгласил: «Последний бой!»
И вот выходишь на арену,
А твой противник – лучший друг.
И здесь
Ты испытал почти испуг.
Он лучшим другом был когда-то,
В другом миру, в другой судьбе,
До ночи той, когда солдаты
Переломали жизнь тебе.
И лишь на миг вдруг впал ты в
ступор
Один лишь миг, короткий миг.
Он протянул к тебе вдруг руку,
Но тут удар его настиг.
Ты мето
И
сотый пал к твоим ногам.
Лишь на мгновенье покачнулся
И путь к свободе тебе дал…
Ты вновь свободен, независим,
Сам выбираешь ты путь свой.
Но никогда ты не увидишь,
Что ты теперь внутри пустой.
Что ты не нужен больше миру,
Те
Что в венах кровь твоя застыла,
Не сможешь больше полюбить.
Но это ты не осознаешь,
Умрёшь в пустыне злой, пустой
Шакал лишь над тобой пролает
И вместо плача будет вой.
И след, теряя, не находят,
А человек
гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он
все равно от вас уходит.
Давай
Пока он площадь
переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь
дом вверх дном переверн
И праздник для него устроим. (Геннадий Шпаликов)
И след, теряя, не находят,
А человек
гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он
все равно от вас уходит.
Давай
Пока он площадь
переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь
дом вверх дном переверн
И праздник для него устроим. (Геннадий Шпаликов)
А о чем было стихотворение примерно? Я Вийона неплохо знаю, может, вспомню))
А о чем было стихотворение примерно? Я Вийона неплохо знаю, может, вспомню))
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выби
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя. (Ю.Левитанский) Для меня это гениально!
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думает
Никого не любите
И презираете свою красоту
-Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Вед
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Кото
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как - только влюбленный
Имеет право на звание человека.
А. Блок