Дорогие пользователи! С 15 декабря Форум Дети закрыт для общения. Выражаем благодарность всем нашим пользователям, принимавшим участие в дискуссиях и горячих спорах. Редакция сосредоточится на выпуске увлекательных статей и новостей, которые вы сможете обсудить в комментариях. Не пропустите!
Что читать осенью 2021 года? Обзоры и отзывы
..не мои
Всем добрый день,
осень явно стала осенью, по крайней мере, у нас, и иллюзия, что это все еще прохладное лето, вытеснилась туманом и совсем желтой листвой. Наступает пора размышлять о нелинейности времени, а если не хочется размышлять, то просто приятно провести несколько осенних вечеров.
Всем добрый день,
осень явно стала осенью, по крайней мере, у нас, и иллюзия, что это все еще прохладное лето, вытеснилась туманом и совсем желтой листвой. Наступает пора размышлять о нелинейности времени, а если не хочется размышлять, то просто приятно провести несколько осенних вечеров.
Тема закрытаТема скрыта
«Голод» Гамсуна, пожалуй, самый отвратительно прекрасный из всех его романов, превосходящий и нутряную красоту слога «Пана», и идеальную ритмичность «Виктории». Это каким-то невероятным образом сконструированный текст, в котором все самое ужасное — голодное существование, темное равнодушие большого города, медленное растворение разума в отчаянии — сопряжено с дивной, надмирной красотой подступающего безумия и голодных галлюцинаций. И эту невозможность, сплетенное существование ужаса и света, и вытащил на поверхность художник Мартин Эрнстсен, заново создав для нас этот великий классический роман.
Филип Хеншер — во всех смыслах большой британский писатель, в том числе и потому, что, кажется, физически неспособен написать роман менее 500 страниц. Но каждый раз это хорошие 500 страниц. Хеншер работает в технике, которую так ценит не менее великая писательница А. С. Байетт, (которая, кстати, во многом и открыла Хеншера для читателей) — он пишет так, будто времени и границ не существует, позволяет себе подолгу задерживаться на деталях, предметах, самой текстуре времени, отчего его романы кажутся окнами в другую, воспроизведенную с фотографической точностью реальность. В «Дружелюбных» Хеншер надолго задерживается на жизни двух семей, одной — посконно британской, другой — из «понаехавших», — которые вдруг, по воле случая, оказываются связаны на всю жизнь, но это не семейная сага, а скорее роман, который мог бы написать добрый, осознанный Франзен, — о том, как обычные, во многом хорошие люди пытаются оставаться людьми.
Когда небрежно структурированный жанровый роман, более того, очень плохой детектив становится всеобщей издательской сенсацией и продается тиражами, сравнимыми только с тиражами Роулинг и Дэна Брауна, это говорит о том, что дело тут не в детективе. И в самом деле, «Клуб убийств по четвергам» — это, с одной стороны, такой бесконечный, самообновляющийся мемасик для жителей Британии. Тут тебе и шутки про Tesco и Sainsbury's, и вдвойне полезный после Брекзита польский прораб, и сладенькие старички, вовсю косплеящие мисс Марпл, — в общем, Британия, которую мы еще не потеряли. Но, с другой стороны, популярность этой книги объясняется, скорее, тем, что это ловко переобувшийся иронический детектив, где теперь есть и инклюзивность, и новая этика, и старики в роли людей, и шутки про русских (на которых политкорректность удачно кончается) — но нет ничего, что было бы по‑настоящему новым. Это махровый консерватизм, упакованный в обертку из 2020 года, хорошо забытое старое, у которого оказалась долгая память (и талантливые промоутеры).
Когда небрежно структурированный жанровый роман, более того, очень плохой детектив становится всеобщей издательской сенсацией и продается тиражами, сравнимыми только с тиражами Роулинг и Дэна Брауна, это говорит о том, что дело тут не в детективе. И в самом деле, «Клуб убийств по четвергам» — это, с одной стороны, такой бесконечный, самообновляющийся мемасик для жителей Британии. Тут тебе и шутки про Tesco и Sainsbury's, и вдвойне полезный после Брекзита польский прораб, и сладенькие старички, вовсю косплеящие мисс Марпл, — в общем, Британия, которую мы еще не потеряли. Но, с другой стороны, популярность этой книги объясняется, скорее, тем, что это ловко переобувшийся иронический детектив, где теперь есть и инклюзивность, и новая этика, и старики в роли людей, и шутки про русских (на которых политкорректность удачно кончается) — но нет ничего, что было бы по‑настоящему новым. Это махровый консерватизм, упакованный в обертку из 2020 года, хорошо забытое старое, у которого оказалась долгая память (и талантливые промоутеры).
Накануне Первой опиумной войны на торговом корабле, плывущем из Калькутты на Маврикий, по воле случая оказываются несколько невероятно разных людей — от обанкротившегося раджи-заминдара до сироты-француженки, бегущей от неравного брака. Приключения, которые начались у каждого из героев задолго до этого, теперь начинаются еще сильнее.
Накануне Первой опиумной войны на торговом корабле, плывущем из Калькутты на Маврикий, по воле случая оказываются несколько невероятно разных людей — от обанкротившегося раджи-заминдара до сироты-француженки, бегущей от неравного брака. Приключения, которые начались у каждого из героев задолго до этого, теперь начинаются еще сильнее.
Благодаря дружбе, завязавшейся между автором романа и его переводчиком, Сергеем Штерном, заключительная часть нуарной исторической трилогии выйдет на русском языке практически одновременно с оригиналом. «1795» не подведет — и опять моча станет красной от крови, которая вновь рекой потечет по темным улицам Стокгольма, а Микель Кардель приложит свою деревянную руку к расследованию убийств (и носам, черепам и челюстям злодеев). Однако в самой мрачности этой трилогии, в ее беззастенчивом упоении тленом, адом и ужасом есть что-то сказочное, до приятного ненастоящее — в черном-черном городе все умерли, а мы еще поживем.
Благодаря дружбе, завязавшейся между автором романа и его переводчиком, Сергеем Штерном, заключительная часть нуарной исторической трилогии выйдет на русском языке практически одновременно с оригиналом. «1795» не подведет — и опять моча станет красной от крови, которая вновь рекой потечет по темным улицам Стокгольма, а Микель Кардель приложит свою деревянную руку к расследованию убийств (и носам, черепам и челюстям злодеев). Однако в самой мрачности этой трилогии, в ее беззастенчивом упоении тленом, адом и ужасом есть что-то сказочное, до приятного ненастоящее — в черном-черном городе все умерли, а мы еще поживем.
Благодаря дружбе, завязавшейся между автором романа и его переводчиком, Сергеем Штерном, заключительная часть нуарной исторической трилогии выйдет на русском языке практически одновременно с оригиналом. «1795» не подведет — и опять моча станет красной от крови, которая вновь рекой потечет по темным улицам Стокгольма, а Микель Кардель приложит свою деревянную руку к расследованию убийств (и носам, черепам и челюстям злодеев). Однако в самой мрачности этой трилогии, в ее беззастенчивом упоении тленом, адом и ужасом есть что-то сказочное, до приятного ненастоящее — в черном-черном городе все умерли, а мы еще поживем.
Дебют Квентина Тарантино в литературе. "Это не новеллизация, не сценарий, а полноценный роман, где знакомые герои раскрываются с новой стороны. Король киносценариев и повелитель диалогов предстал в новом амплуа — талантливого писателя, управляющего эмоциями читателей только с помощью слов", — объясняет Егор Апполонов, создатель проекта о литературе "Хемингуэй позвонит". Расширяя сюжетное пространство фильма, книга повествует о некогда популярном актере Рике Далтоне и его дублере Клиффе. В США роман вышел в конце июня и моментально стал бестселлером по версии New York Times, а еще книгой № 1 на Amazon.
Дебют Квентина Тарантино в литературе. "Это не новеллизация, не сценарий, а полноценный роман, где знакомые герои раскрываются с новой стороны. Король киносценариев и повелитель диалогов предстал в новом амплуа — талантливого писателя, управляющего эмоциями читателей только с помощью слов", — объясняет Егор Апполонов, создатель проекта о литературе "Хемингуэй позвонит". Расширяя сюжетное пространство фильма, книга повествует о некогда популярном актере Рике Далтоне и его дублере Клиффе. В США роман вышел в конце июня и моментально стал бестселлером по версии New York Times, а еще книгой № 1 на Amazon.
Kороткая проза позволяет прожить маленькую жизнь или смерть здесь и сейчас. И идти дальше. Так что осень — время рассказов. Что ж, тогда это как раз про книжку с подборкой атмосферных детективных историй от Несбё — признанного мастера остросюжетных триллеров. Отлично сочетается с теплым пледом и чашкой горячего чая или кофе.
Остросюжетный роман, вошел в топ-20 лучших книг Amazon 2021, бестселлер New York Times. Тридцать лет назад Винсент Кинг стал убийцей. Отсидев срок, он возвращается в свой городок на побережье Калифорнии, где далеко не все рады видеть его снова. Например, Стар Рэдли — бывшая девушка Винсента и родная сестра той, кого он убил.
"Одна из лучших рассказчиц на свете, подарившая нам Гарри Поттера, сочинила согревающую сердце и захватывающую дух историю о любви ребенка к самой дорогой для него вещи — плюшевому другу", — считает Оксана Фесенко, главный редактор издательства "Махаон". Книжка с иллюстрациями замечательного художника Джима Филда наверняка станет любимым семейным чтением. Иначе у Роулинг и не бывает.
"Одна из лучших рассказчиц на свете, подарившая нам Гарри Поттера, сочинила согревающую сердце и захватывающую дух историю о любви ребенка к самой дорогой для него вещи — плюшевому другу", — считает Оксана Фесенко, главный редактор издательства "Махаон". Книжка с иллюстрациями замечательного художника Джима Филда наверняка станет любимым семейным чтением. Иначе у Роулинг и не бывает.
Хорошая арт-книга: популярный иллюстрированный обзор абстрактного искусства с конца XIX века до наших дней. Исследование творчества 74 абстракционистов — от Хильмы аф Клинт до Марка Ротко и от Василия Кандинского до Раны Бегум.
Хорошая арт-книга: популярный иллюстрированный обзор абстрактного искусства с конца XIX века до наших дней. Исследование творчества 74 абстракционистов — от Хильмы аф Клинт до Марка Ротко и от Василия Кандинского до Раны Бегум.
Важный, объемный, донельзя призовой роман Петровской производит неожиданное впечатление — он весь полон воздуха и какой-то мастерски сохраненной в переводе прозрачности, и, видимо, поэтому тяжелая тема (холокост и общий ужас XX века, вписанные в семейную историю) не тянет его на самое дно читательской души. Петровская точно понравится тем, кто ценит книги, документализирующие, фиксирующие память и ее бесконечные метаморфозы, от работ Зебальда до, разумеется, Степановой.