Джульетта на все времена

«Он спросил: «Какая сцена тебе нравится больше всех?». Я ответила: «Из всех сцен фильма с Джульеттой, я думаю сцена, когда она выпивает снадобье – лучшая». Таким образом, он согласился: «Хорошо, не могла бы ты выучить ее, и в следующий раз, когда я буду в городе, придти снова и сыграть сцену со снадобьем?». Потом он уехал, а я учила. Сцена со снадобьем невероятна. Я имею в виду, я выучила ее за час. В то время, я работала в «The Prime of Miss Jean Brodie» в Театре «Windham» и работала с учителем сценической речи над английским произношением. И однажды вечером, до того, как Дзеффирелли вернулся в город, я сказала всем девочкам в театре (потому что пьеса «Brodie» о группе школьниц). Я сказала им: «Я репетировала эту сцену со снадобьем, и хочу показать ее вам» - потому что они были моими самыми резкими критиками и добавила: «Через несколько дней я собираюсь прослушиваться у Дзеффирелли. Вы хотите увидеть то, что я придумала?». И они все сказали: «Да! Да!». Они все сидели в гримерке — никогда не забуду — среди столиков с косметикой (и мне это нравилось). Я начала играть сцену со снадобьем, и к тому времени, как закончила - их рты были открыты, и стояла абсолютная тишина. Поэтому я поняла, что моя исполнение «коснулось их», понимаете?».

«А потом Дзеффирелли приехал в город (и в тот же день его навестил Майкл Иорк). На пробах присутствовало три мужчины, которых я прежде на прослушиваниях не видела, они были из «Paramount», но тогда я этого не знала. Франко сказал: «Итак, дорогая, сейчас - сцена со снадобьем. Ты получила свою сцену т.к. сказала, что любишь ее, и я согласился». Он начал: «Итак, я хочу, чтоб вы...», а я прервала: «нет, пожалуйста, только позвольте показать Вам то, с чем я пришла. Позвольте мне только показать Вам, что я чувствую». И он вздохнул: «Оххх, хорошо». Это было неожиданно, верно? Итак, я начала сцену со снадобьем, я вобрала в себя весь драматизм — потому что, вы же знаете, в фильме, его сократили до одной строки: «Любовь, придай мне силы». Но фактически это целый монолог, который она произносит прежде, чем взять снадобье. И к тому времени, как я закончила, я упала - драматично, и плакала, когда упала, начав плакать - уже не могла остановиться. Вы знаете, я, словно, задыхалась от эмоций. Когда я поднялась, все замерли в полнейшей тишине. Франко сказал: «Снято», затем подошел мне, обнял и произнес: «Ты полюбишь Рим. А затем он сказал, «Ты не должна пока никому рассказывать – так как мы собираемся сделать громкое публичное заявление». И я спросила: «Правда?», а он ответил: «Да, ты моя Джульета».

Так Франко Дзеффирелли нашёл, наконец, "свою" Джульетту, а дальнейший успех картины подтвердил правильность этого выбора.

Дзеффирелли рассказывал впоследствии, что главное для него в актёре глаза. «Кларк Гейбл, - шутит он, - всю свою карьеру сделал на одном левом глазе». У Оливии волшебные глаза, в них режиссёр увидел и её очарование, и талант, и профессионализм: внешность Оливии Хасси совпала с его представлением о Джульетте - брюнетка, с крепкой и изящной фигурой, светлым цветом кожи, овальным лицом и длинными волосами. Кроме того, Оливия - дочь аргентинца и англичанки - похожа на итальянку.

Чтобы быстро достичь взаимопонимания между актерами, Франко арендовал большую виллу недалеко от Старой Аппиевой дороги и потребовал, чтобы исполнители основных ролей поселились на ней и вместе репетировали свои сцены. Оливию он посадили на диету, строго-настрого запретив даже думать о любимых ею макаронах.

Рассказ Роджера Эберта, который присутствовал при съемках, 1967г.

Франко Джеффирелли коротал ночь на стене старого замка, сидя по-турецки и похлебывая бренди из бумажного стаканчика. Прямо за его спиной стена тянулась на 30 метров вниз и убегала в долину. А наверху, по склону горы, один над другим ютились маленькие домики. По другую сторону замковой стены находился укромный сад, в котором 400 лет назад семьи Боргезе наверняка проводили свои послеобеденные часы. Это последняя ночь, когда они снимают сцену на балконе «Ромео и Джульетты». Чтобы с городской площади попасть в сад, нужно пройти несколько комнат замка, спуститься по лестнице и пройти галерею. Этой же дорогой шел и Дзеффирелли, следуя за электрическим кабелем, который тянулся от генераторов к лампам и остальному оборудованию оператора. Большинство комнат были пустыми и не освещались. Но одну превратили в так называемый командный пункт, который занимал Энтони Хэвлок-Алан, продюсер. Дзеффирелли садится напротив Хэвлок-Алана и просит помощницу разбудить Леонарда Уайтинга. «Пусть Оливия поспит еще часик», - зевает он. – «Мне можно не спать всю ночь и губить собственное здоровье, это не так страшно; но детям надо бодро выглядеть даже в 3 утра. Так что будить их нужно перед самым началом съемок – чтобы побольше поспали».

«Первая любовь...», - вздыхает обладатель роскошных усов Хэвлок-Алан, крупный англичанин в двубортном твидовом пиджаке. – «Мираж, виденье.... Кстати, ты видел лондонские газеты?» - спрашивает он Дзеффирелли. «Нет, а что?». «Мисс Мейфейр на первых страницах». «Бедняжка», - качает головой Дзеффирелли. - «Мы увезли ее из Лондона, чтобы она присматривала за Оливией как компаньонка, а она продержалась всего 3 месяца». «И сбежала обратно в Англию», - поддакивает Хэвелок-Алан. – «Ей было 75 и у нее были такие странные старомодные соображения о приличном поведении. Видишь ли, Оливии нужно было ложиться спать в 10:30 каждый день, даже в субботу. Но они плохо ладили. А теперь у нас новая компаньонка, женщина помоложе, которая утверждает, что хорошо справляется с Оливией.» Из темноты выплывает фигура Леонарда Уайтинга, он уже в костюме Ромео, но еще толком не проснулся и вовсю зевает. «Мы прорепетируем сцену, где ты идешь по тропинке. Можем начинать в любое время», - говорит Дзеффирелли. «Хорошо», - отвечает Леонард и берет газету. – «Мэйфейр сдается: У Ромео любовь с Джульеттой не только на экране», - читает он заголовок и тут же вспыхивает: «Что за бред!..». «Но тише! Что за свет в окне мелькнул?» напевает Хэвлок-Алан, не отрывая взгляда от двери. Через мгновение оттуда появляется удивительной красоты девушка – это Оливия Хасси. «Я не могла больше спать», - говорит она. – «Что тут у вас происходит?».«Там брезжит свет», - вслед за Хэвлок-Аланом подхватывает Леонард. – «Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством», - и протягивает ей газету. «Что это?».«О милая, о жизнь моя, о радость! Стоит, сама не зная, кто она....» - продолжает Леонард в том же духе. Оливия бросает газету на стол и наливает себе воды. «Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь!» - подхватывает Хэвлок-Алан.

Что меня всегда поражает, так это то, как красиво можно перевести стихи. Передав при этом не только смысл, но и мелодию произведения. Ведь Шекспира ни с кем никогда не спутаешь. Хоть на каком языке. Люди, способые так перевести с одного языка на другой, не меньшие таланты.

А сколько переводов существует.

Я всегда говорю, что для меня, человека абсолютно земного и не креативного, это волшебству подобно.

А ведь вы правы!

«Приступаем к работе», - встает Дзеффирелли и спускается по лестнице, и через галерею и выходит в сад. Леонард и Оливия сидят на старой каменной скамье и перелистывают сценарий. «Когда играешь Шекспира», - начинает Леонард, - «есть один очень опасный момент: некоторые его строки настолько известны, что зритель знает об их существовании еще до момента их произнесения. Вот где нужно быть особенно осторожным: к примеру, фразу «Но тише! Что за свет в окне мелькнул?» мне надо произнести так, чтобы не потерять шекспировский дух». «А у меня самая непростая строчка в пьесе», - понимающе кивает Оливия, - «это «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!» - Она морщит свой хорошенький носик и продолжает: «И эту строчку мне надо преподнести так, чтобы она не звучала избито, не вызывала смеха у зрителя!». Леонард тут же приходит на помощь и пробует сам: «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!». Помощница режиссера дает знак Леонарду начинать репетицию его сцены. Она была относительно легкой; нужно было лишь пройти через залитый лунным светом сад и остановиться под балконом Джульетты. Но все нужно было хорошо спланировать, потому что Дзеффирелли хотел снимать передвижной камерой и закончить моментом появления в кадре лица Ромео, среди деревьев и виноградной лозы. Оливия, сидя на скамейке, продолжала: «Он просто замечательный. И вся эта шумиха о нашем якобы романе – пустая болтовня. Я бы назвала это симпатией. После того, как меня прослушали на роль Джульетты, Франко хотел посмотреть, как мы с Леонардом будем играть вместе. После сцены он подошел ко мне и спросил, понравился ли мне Леонард. Я ответила: «Конечно, понравился!» Думаю, именно этого он и хотел: чтобы нам с Леонардом было легко вместе. Ведь если в жизни Ромео и Джульетта не переносят друг друга, это будет заметно и на экране». Если она не была тайно влюблена в Леонарда, на что тогда жаловалась мисс Мэйфейр? «Мисс Мэйфейр просто выходила из себя», - продолжает Оливия. – «По субботам, например, я просила ложиться попозже, к полуночи, на что она закатывала глаза и взрывалась от возмущения. А теперь она выдумывает разные глупости и продает их прессе. Это начинает меня всерьез беспокоить. Что обо мне будут думать люди к тому времени, пока у мисс Мэйфейр не иссякнет фантазия?».

Ассистент режиссера объявляет начало съемок сцены с балконом, и Дзеффирелли уходит той же дорогой, что и Ромео. Оливия уже на балконе в ночном платье, костюмерша приводит в порядок ее длинные черные волосы. Леонард занял позицию на своем дереве, на полпути к балкону. «Я взбираюсь на это чертово дерево целую неделю», - ворчит он. «Наконец-то сделали ступеньки». «Но Ромео .....» - укоризненно начинает Оливия. «В глазах у нас – не в сердце страсти пыл», - лукаво отвечает ей Леонард. «Ну, будет вам», - примирительно говорит Дзеффирелли. – «Спускайся, Леонард». Леонард покрепче берется за ствол, смотрит на Оливию, потом вниз на Дзеффирелли и заявляет: «Чума пади на оба ваших дома». И спускается. Дзеффирелли выходит за дверь и через минуту появляется на балконе с Оливией. На ней пиджак с Карнаби Стрит. Дзеффирелли обнимает ее за плечи, и они вместе идут по балкону. «Смотри, о чем я говорю», - говорит он. – «Ты появляешься на балконе, спокойная и какая-то отстраненная ото всех, погруженная в собственные мысли. Ты разговариваешь сама с собой. Ты не возьмешь в толк, почему Ромео не может на тебе жениться (только из-за того, что он принадлежит «не той» семье) Ты разговариваешь спокойно, будто со своей куклой. «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Ты, настолько погруженная в собственные размышления, поначалу даже не узнаешь мужской голос, зовущий тебя откуда-то снизу. А потом понимаешь, что это Ромео....». Оливия кивает и плотнее натягивает пиджак. Оператор уже готов, и по сигналу Дзеффирелли зажигаются все лампы, создающие эффект лунного света. Дзеффирелли перелезает через балкон и по дереву спускается на землю в сад. Оливия снимает пиджак, костюмерша в последний раз укладывает ее волосы. «Ну что, поехали?» - спрашивает Дзеффирелли. – «Мотор. Камера!». Занавески в дверном проеме дрожат от легкого ветерка, и на балкон выходит Оливия. Ее волосы спускаются на плечи, как шелк. Лицо Леонарда медленно преображается: его уныние сменяется изумлением….

«И на протяжении съемок я постоянно спрашивала: «Когда мы будем снимать сцену со снадобьем?», так как это, как вы уже знаете, была моя любимая сцена в фильме. Когда он подошел к этому моменту, он сказал, «Дорогая, ты знаешь, мы должны сохранить плавность развития событий, мы должны ограничиться одной строчкой, чтобы эта сцена не отвлекала зрителя от полного ощущения любви Ромео и Джульетты». То, что она была уменьшена до одной строчки, разбило мне сердце.