«Родителям треплют нервы во всем мире, но массовым сиротством это заканчивается только в России».
Что вообще такое социальный патронат и зачем он нужен?
Борис Альтшулер: Социальный патронат – это когда в семье неблагополучие и когда по всем правилам надо было бы детей отбирать. Но вместо этого, если нет угрозы жизни детей, их не отбирают, а просто начинают плотно работать с семьей.
В Финляндии это называется амбулаторные меры поддержки. Там 60 000 тяжелых семей, которым оказывают материальную, правовую, психологическую и социальную помощь. Мало кто знает, но, кстати, в Московской области социальный патронат введен еще в 2003 году: спасают самые тяжелые семьи со спившимися родителями - и на работу устраивают, и лечат от алкоголизма. И во многих случаях удается помочь. То есть, социальный патронат своего рода замена разрушению семьи.
Почему же тогда так много критиков у готовящегося законопроекта?
Б. А.: Я эту критику поддерживаю. Во-первых, в проекте закона написано, что всю работу ведут органы опеки и попечительства. Они, правда, могут привлекать разные другие службы, но главная ответственность на органах опеки, которые у народа совершенно справедливо вызывают ужас, и это не случайно.
Потому что, если вы откроете Семейный кодекс, то девять его статей регламентируют, как органам опеки и попечительства разделять детей и еще 42 статьи регламентируют во всех подробностях, как этим органам устраивать детей, которые уже остались без попечения родителей. Всего 51 статья! И ни одного слова о том, как органы опеки и попечительства должны помогать семье.
Очевидно, что если такой закон принимается, нужно сначала реформировать всю систему, перестроить отношения соцслужб с неблагополучными семьями в принципе.
А какими должны быть эти изменения?
Б. А.: Они простые. Надо убрать из Семейного кодекса то, что в него внесла в 2008 году депутат Екатерина Лахова вместе с Павлом Крашенинниковым и экспертом Лидией Михиевой. Они ввели очень неопределенные критерии вмешательства в семью органов опеки.
Там написано, что органы опеки защищают права ребенка, если родители не могут обеспечить ему нормальные условия для развития. Законодателей, которые вставили в закон слово «нормальные», надо сразу лишать мандата.
Слово нормальные – ни о чем не говорит, а они его вставили в главный Семейный закон. Этот же порок повторяет и закон об опеке и попечительстве, поскольку повторяет Семейный кодекс.
И второе, еще более важное: нужно добавить в кодекс, что любое решение, связанное с судьбой семьи, – отбирание ребенка или подача в суд – должно сопровождаться плановой индивидуально-профилактической работой социальных служб, которые привлекаются для восстановления семьи. Так, как это происходит во всем мире.
Так происходит и в Финляндии. Там, если ребенка отбирают, то на месяц – и, заметьте, всегда дается время на исправление ситуации. По закону эти родители месяц находятся на бюллетене, могут не ходить на работу, но обязаны посещать соответствующие психологические курсы.
А как же многочисленные истории о несправедливо отобранных детях у русских мам в Финляндии?
Б. А.: Все очень просто. В Финляндии есть жесткое правило - социальные службы никогда не дают никакой информации. Все информация, которая есть у СМИ, - от этих мам.
Я им сочувствую, но по поводу семьи Завгородних, у которой отобрали четырех детей... Давайте будем взрослыми людьми: не отбирают детей за то, что дочка в школе сказала, что папа ее шлепнул, как раструбили все наши СМИ.
Этот суданец, ее муж, избивал многократно ее и детей. Она пряталась от него, ей много раз предлагали от него уйти, она не уходила. В конце концов, дошло до края. Эта история имеет предысторию, и очень тяжелую. Это почти всегда так. Я не говорю, что там нет перегибов – в США, Финляндии, Франции, Израиле.
Везде есть перегибы с вмешательством в семью. Дети часто сами этим пользуются и жалуются на родителей. Но в отличие от нас, это практически никогда не кончается сиротством. В Финляндии вообще нет лишения родительских прав. А у нас таких решений выносится 50-60 тысяч в год!
В каких случаях родителей могут лишить прав на детей?
Б. А.: Это все написано опять же в Семейном кодексе. Органы опеки подают в суд, и суд штампует такие дела, никогда их не разбирая.
А вообще, органы опеки могут прийти в любой дом?
Б. А.: Если поступает сигнал от соседей, что за стеной бьют ребенка, если он кричит, к примеру, тогда придут. Но вторжение в семью - вещь непростая. Как это, например, в благополучной в смысле соцслужб, Перми происходит?
После сигнала первыми в семью идут не органы опеки и не милиция, а социальные работники. Там даже в социальных центрах есть специальность – куратор семьи. Они приходят в квартиру просто поговорить с родителями, они не подчинены органам опеки, их никто не может направить.
И благодаря этим работникам резко пошло вниз число новых сирот, группы для в детских домах малышей опустели. Важно, чтобы этой первичной профилактикой занимались не командиры, не люди из органов опеки, а привлеченные специалисты из другого ведомства, которые умеют разговаривать с людьми.
Пока такой задачи – разговаривать с людьми, помогать – не поставлено. Поставлена задача – приходить, отбирать и через семь дней подавать в суд на лишение родительских прав. Это абсолютно террористическое отношение к семье.
А в каких случаях вызов принимает опека? Вдруг, это просто одни соседи нажаловались на других, а ничего плохого и в помине нет?
Б. А.: Предполагается, что должны быть доказательства. Но у нас же никто этим не занимается. Полиции не до того, а сама опека собирать доказательства не умеет и не может. Поэтому у нас, наоборот, огромное количество случаев, когда есть многочисленные жалобы в опеку, они приходят, смотрят и ничего не делают. А потом ребенок гибнет.
Насколько социальный патронат пересекается с ювенальной юстицией?
Б. А.: Смотря что вы имеете в виду под ювенальной юстицией. Ювенальная юстиция в классическом понимании этого слова – это то, что, наверное, впервые в мире сделали именно в России в 1910 году. То есть - ввели специальный суд для несовершеннолетних преступников.
Посчитали, что если совершил ребенок преступление, то с ним надо разбираться отдельно. Как в медицине – есть врачи для взрослых и есть педиатры. Часто ребенок не осознает, что совершает. Это ювенальная юстиция в классическом смысле. Та ювенальная юстиция, против которой идут протесты - это совсем другое. Под ним имеется в виду вторжение в семью под предлогом защиты прав ребенка.
Когда Михаил Булгаков пишет в своих дневниках: «Сегодня ночью я хорошо спал, потому что за стеной было тихо. Наверно, дворничиха умерла, и поэтому не раздавались из-за стены истошные вопли истязаемого ею ее десятилетнего сына».
Вот мать истязает сына, он вопит, никто не мог вмешаться в 30-е годы. Сейчас это не так и могут помочь. Вопрос о перегибах – они есть во всем мире.
Повторюсь: во всем мире родителям треплют нервы, но массовым сиротством это заканчивается только в России. Ребенка отобрали, а о родителях не думает вообще никто.
